Александра Лисина - Холодные дни

Лех не выпускал меня из виду ни на секунду — судя по всему, твердо намеревался идти следом, что бы ни случилось. Кольчугу спрятал под длинную куртку, игнорируя вопросительные взгляды гнотта, меч держал под рукой, коня не расседлывал… в общем, был готов сорваться с места при первом же намеке на побег. Да только одного не учел: я тоже не первый день на свете живу и давно научилась обманывать бдительных караульных. Более того, еще днем умудрилась сковырнуть одну из досок в днище «своей» повозки и тщательно прикрыла ее старой рогожей. А потом еще и советы ненавязчивые подавала Янеку (а как же! кто ж еще будет меня слушать, открыв рот?!), устроив дело таким образом, чтобы нужная мне телега стояла не слишком далеко от костра, но в такой в густой тени, что в ней не составит труда схорониться в нужный момент. Она и сейчас ждала моего прихода, прячась от любопытных взоров и готовясь избавить меня от настойчивого преследования.

Остальное оказалось делом техники: возвращаясь вместе с Зитой из кустиков, возле костра я неловко споткнулась и, потеряв равновесие, случайно опрокинула на штаны котелок с едва закипевшим травяным напитком, автором и исполнителем которого был привередливый Беллри. Котелок, как ни печально, лишился почти половины своего содержимого, мои спутники — покоя, а я — изрядного клочка кожи на левом бедре и своих самых изношенных штанов. После чего со стонами и злым шипением на «криворуких ушастых растяп» похромала в подходящее убежище — переодеваться. Разумеется, пошла на виду у всего честного народа. С тихими проклятиями залезла в ближайшую (ту самую!) повозку, страдальческим шепотом выпросила у Зиты принести мой мешок с эльфийским «эликсиром». Продемонстрировала горестно охнувшей девушке обваренную конечность и, щедро намазавшись, слабым голосом попросила дать мне возможность переждать немилосердную боль в одиночестве. А еще — не позволить любопытным мужским лицам подходить к месту моего временного «упокоения», дабы лицезреть несчастную «жертву» в обнаженном виде.

Зита, добрая душа, самолично шуганула всех, кто желал убедиться в моем добром здравии. С грозным видом погнала прочь поганой метлой, зашипела разъяренной кошкой и, вкупе с моими ругательствами, сделала то, на что в иное время мне пришлось бы потратить гораздо больше времени — ненадолго избавила от соглядатаев. Что, собственно, и требовалось.

Конечно, мне было больно — ушастый мерзавец словно специально тянул со своим настоем и снял его с огня только тогда, когда вода закипела, а темнота подобралась угрожающе близко. Но в другое оправдание Лех бы ни за что не поверил, так что пришлось рискнуть и пожертвовать хорошим самочувствием, тем более что ранка зажила, как и всегда, за считанные минуты. Оставалось только натянуть чистые штаны, сбросить лишнее и незамеченной выскользнуть наружу, но это, как говорится, уже дело техники и опыта, которого мне уже десять лет как было не занимать.

Мимолетной серой тени, прошмыгнувшей в густой листве, они так и не увидели. Слишком привыкли полагаться на слух и подпорченное темнотой зрение, которое я так ловко обманула. Не ждали подвоха. А спохватились только тогда, когда я оказалась уже далеко и могла больше не беспокоиться ни о каком преследовании. Проще говоря, снова некрасиво сбежала, но на этот раз, как ни странно, хотела и очень надеялась вернуться.

Я ушла так далеко, как только позволяло время и силы. Постаралась оставить между собой и лагерем как можно большее расстояние, приложила для этого все усилия, запыхалась, устала, бежала вдаль почти на пределе, стараясь максимально отдалиться. Но когда почувствовала неладное, быстрее молнии юркнула под роскошные заросли орешника, в тени которого и затаилась, страшась даже нос наружу высунуть.

Мертвенно желтая луна, словно дожидалась моего побега, выглянула из-за туч очень медленно и по-королевски неспешно, с величественной неторопливостью утопив ночной лес в своем золотистом сиянии. Она будто сбросила с плеч темное покрывало мрака, небрежно осмотрелась и, словно ослепительная красавица на королевском балу, томно подмигнула с небес, откровенно наслаждаясь ощущением собственной власти.

Я сжалась в своем ненадежном убежище, зарылась в прошлогоднюю листву и крепко зажмурилась, чувствуя, как неумолимо приближается ко мне граница желтоватого света, а спаренные амулеты на шее начинают пульсировать ей в такт. Сперва медленно и так же плавно, а потом все быстрее и быстрее. Настойчивей и призывнее. Они будто звали меня, упорно толкали в грудь, то обжигая, то замораживая кожу. Болезненными толчками отзывались внутри, заставляя вжиматься в траву и страдальчески морщиться.

Я попыталась отстраниться, но, неудачно перехватив цепочку, едва не вскрикнула от неожиданности — лунное серебро словно изморосью покрылось. От него вдруг потянуло таким лютым холодом, что пальцы мгновенно примерзли и болезненно сжались. Голубая жемчужина скользнула к ним словно по своей воле, обожгла зимней стужей и тут же неприятно засветилась, залив крохотный пятачок перед моим носом призрачным сиянием. После чего заметно потяжелела, заледенела и даже начала тихонько потрескивать, будто зимний наст под тяжелыми армейскими сапогами. Едва не вынудила меня шарахнуться прочь, чтобы тут же попасть под коварный лунный свет, но риалл Ширры не позволил — неожиданно потеплел, заискрился алыми прожилками, приглушая ледяное свечение своей партнерши. Пролился на мои руки теплыми солнечными лучами и принес успокоение. Заставил остаться на месте, не поддаться чарам, не выйти на льющийся отовсюду зов.

Я стиснула его второй рукой и до боли зажмурилась, стараясь не замечать, что с одной стороны покрываюсь похрустывающей снежной корочкой, а с другой, прямо как в последнем сне, едва не сгораю заживо. Амулеты с неистовой силой боролись друг с другом, тщетно пытаясь одержать верх. Один обжигал до боли, а второй, напротив, неприятно холодил кожу. Один заставлял мои волосы серебриться инеем, а другой придавал им красноватый оттенок. Слева трава равнодушно выбелилась, укрывшись белоснежной поземкой, зато справа будто выгорела на ярком солнце и пожухла. А между ними, словно между двух огней, застыла в нерешительности и непонимании я — растерянная, недоумевающая и откровенно испуганная.

Сбежать отсюда нет никакой возможности — вокруг царит мягкий призрачный свет, одно касание которого способно свести меня с ума. Оставаться на месте дальше — невыносимо. Пошевелиться невозможно, потому что с двух сторон уже сминают невидимые тиски противоборствующих стихий, готовые одновременно сжечь и заморозить мое несчастное тело. За спиной — тугие прутья орешника, уже наполовину почерневшие, сверху — пока еще густая листва, пытающаяся скрыть мою душу от лунного безумия. Впереди — страшная пустота и полнейшее неведение, а внутри боль… настоящая мука, потому что я до крика хочу ринуться прочь, но и страшусь этого не меньше. Мечусь на одном месте, не зная, что выбрать. Боюсь и желаю этого. Мучаюсь от жутковатого раздвоения. Слышу молчаливый зов своей заклятой подруги и тихо плачу от того, что не могу ему поддаться.