Чужой праздник (СИ) - Ломтева Анна

«Трамвай», — сказала она себе, — «Трамвай, потом отель и поспать».

Трамвай проехал мимо, остановился метрах в пятидесяти. Елена было дернулась вслед, но тут же поняла смехотворность даже мысли его догнать, и просто пошла в нужную сторону, стиснув зубы и не обращая внимания на крошечные капельки, выступившие в уголках глаз.

Эти несчастные пятьдесят метров были как огромное издевательство. Она шла, вспоминая, как парила воздушным шариком над московскими тротуарами ещё пять или шесть часов назад. Чемодан казался чугунной гирей, привязанной к руке, а рука как будто стала тонкой и длинной от усилий, и в локоть из запястья стреляло.

Наконец, она дошла до остановки, и тут же подъехал следующий трамвай. Она кое-как забралась в него, с трудом тягая чемодан, который в своей неподъемности уже приближался к небольшой планете. Прислонилась к какому-то поручню и принялась считать остановки.

На другой день она вспомнила, что даже не подумала оплатить проезд — и запоздало порадовалась, что ей повезло не нарваться на какой-нибудь местный контроль. Но ей просто было не до того. Вся оставшаяся концентрация у неё ушла на то, чтобы держаться, держать чемодан и считать остановки. На шестой она, чертыхаясь, вывалилась из вагона, едва не уложив чемодан плашмя и чудом не разложившись сама на тротуаре. Дождалась, когда уедет трамвай и, стискивая зубы и мрачно сведя брови, оглянулась.

Улица Koca Ragimppasa (и Елена даже не пыталась представить, как это читается) оказалась ровно там, где и сказала Юлия — пересекала ту, по которой шли трамвайные пути, и бежала куда-то вниз, чуть изгибаясь влево. Елена перешла проезжую часть, в очередной несчётный раз прокляла чемодан и начала осторожно спускаться по узкому тротуару. Ей нужно было спуститься до самого низа, где улица делала поворот. Улица забирала вниз всё круче, фонари на ней стояли редко, Елена шла, почти молясь неведомому богу, и только старалась не думать, что будет, если она отпустит чемодан или неловко встанет на трещину в асфальте.

Наконец она дошла до поворота, немного выдохнула и с надеждой посмотрела вперёд и вверх. Пятиэтажное здание со светлым фасадом, над которым пафосно висели флаги разных европейских стран, сразу привлекло её внимание. До него был квартал. Она вздохнула и пошла, ориентируясь на освещенный фонарями и светящимся входом пятачок.

Она ошиблась. Призывно светящийся фасад принадлежал отелю «Юксель». Немного постояв в отчаянии и досаде, Елена завертела головой, и через пару минут увидела нужную дверь. Её «Gul Beseker» оказался крошечной гостиничкой типа Bad and Breakfast, чей узкий фасад выходил на улицу наискосок от пафосного здания. Вывеска над входом была едва заметной, и едва-едва светилась дверь с застекленной верхней половиной. Елена вздохнула и поволокла чемодан к этой двери.

Звякнул дверной колокольчик, братец вездесущих «ветряных музык», Елена перетащила чемодан через порог и оказалась в крошечной прихожей, освещённой оранжевой лампой на стойке. Назвать этот пятачок холлом язык не повернулся бы, там от двери до стойки ресепшена было метра три. А противоположных стен по бокам, кажется, можно было коснуться, всего лишь разведя руки. Елена сделала пару шагов и ей навстречу поднялась из-за стойки черноволосая девица в брючном костюме. Сказала

— Хелло! Кен ай хелп ю? — с таким акцентом, что у Елены скулы свело.

— Хелло, — ответила она, отпуская чемодан, словно признавая поражение. Чемодан подумал секунду и таки приземлился плашмя с треском.

— Сори, — сказала Елена, — Айм вери тайред. Айв букед э рум хир.

Девица выскочила из-за стойки, подняла Еленин чемодан, прислонила к стене, снова забежала за стойку и спросила:

— Сюрнейм?

— Мезенская, — ответила она и повторила ещё по слогам: — Ме-зен-ска-я! Елена.

— О, шюр! Вейт а минат, — девица шустро ковырялась в бумажках. «Могли бы и компьютер поставить», — неприязненно подумала Елена, но девица наконец выудила нужный лист и просияла:

— Елена! Ме-син-кай! Айв гат ит! — она помахала бумажкой, шлепнула её на стойку и сказала:

— Ёр пассапорт, плиз!

Елена закатила глаза, но делать нечего — пришлось лезть в сумку.

Через бесконечных пятнадцать минут, после оплаты аванса и подписания документов (слава Аллаху, на английском! — думала Елена), девица, которая представилась Лейлой, вытащила из ящика стола ключ с ярлычком и повела её по крутой лестнице на второй этаж. Чемодан Лейла взяла на себя, глянув только на выражение лица, с которым клиентка уставилась на свой багаж.

Номер был в самом конце коридора. Лейла открыла замок, толкнула дверь и протянула руку, пропуская Елену — «Плиз!».

Елена прошла в номер, забрала у Лейлы чемодан и ключ и закрыла дверь, не слушая, что там девушка пытается донести про информационные буклеты на стойке и возможность заказать чего-то там по телефону.

Она даже не рассмотрела толком номер. Он был невелик, почти весь занят кроватью и шкафом, но Елена первым делом нашла санузел (наконец пописать после нескольких часов пути!), вторым делом нашла окно (и балконную дверь рядом), а потом просто разделась, покидав вещи на пол, выключила свет и заползла в чистую постель. Может быть, было жарко. Может быть, в открытое окно доносились звуки большого города — транспорт, голоса, шаги. Может быть даже, в соседних номерах кто-то и правда «скотчевал» тюки с барахлом — ей ничто из этого не помешало почти моментально провалиться в глубокий, крепкий, не тронутый даже сновидениями сон.

Глава 22.

Обычно говорят «утро вечера мудренее», подразумевая, что с утра легче соображать и решать вопросы. Елена была склонна интерпретировать эту поговорку иначе.

Ранним утром в конце июля двухтысячного года она стояла на балконе своего номера, завернувшись в гостиничное покрывало, и смотрела на нескончаемую череду крыш, сбегающих вниз и вдаль.

Она отлично выспалась и здорово проголодалась. Ей надо было одеться и спуститься вниз, пройти по уже знакомой улице и попробовать найти в окрестностях какую-нибудь едальню, потому что она не стала оплачивать гостиничные завтраки.

И вот она смотрела на месиво улочек, крошево черепичных крыш, хаос домов, деревьев, столбов, заборов и тротуаров и думала, что если сейчас она покинет безопасный остров отеля, то, вероятно, сразу заблудится, потеряется в этих каменных кишках, и никогда не выйдет обратно.

«Каким местом я вообще думала», — спрашивала она себя, — «Когда решила ехать одна в какой-то чертов лабиринт. Это же не город, а монстр, небось, людьми питается!».

Где-то вдали, почти на горизонте, сияло голубое и жемчужное. Справа из-за соседнего здания медленно выбрались лучи солнца и неожиданно горячо скользнули по щеке девушки. Она вздохнула, повернулась и убралась с балкона.

В конце концов, она заставила себя одеться, причесаться, навести на лицо необходимый косметический минимум и спуститься на ресепшен. Давешней Лейлы там не было. Вместо неё за стойкой сидела сурового вида и плотного телосложения женщина в закрытом платье и платке на голове. Она подняла взгляд от потёртой тетради с записями и вдруг улыбнулась Елене изумительно тёплой, широкой улыбкой:

— Здрасти, русскай девочка! Ты вчера заехал, русскай девочка?

Елена, офигевая в край, ответила растеряно:

— Ага… здрасте…

— Красивый девочка какая, — женщина протянула руку, потрогала завиток Елениных волос, перекинутых через плечо. — На наш девочка похожа! — и она весело засмеялась, прищурив глаза.

Елена вдруг подумала, что куда бы она ни пошла, ей везде встречаются такие тётки — возраста её матери, и так же, как её мать, всегда весёлые и готовые к общению.

— Простите, — сказала она, пытаясь собрать в кучу разбегающиеся мысли, — А где бы мне найти карту города?

— Карту тебе, вот карта! — женщина вынула откуда-то из-под стойки брошюру, сложенную гармошкой, — Тут смотри — трамвай отмечено, мечеть отмечено, магазин отмечено! Музей пойдешь — тоже отмечено. Две тыщи лира для наших гостей!