Александр Лукьянов - Раб сердец

— Теперь о походе навстречу мятежникам. — продолжил тысячник Словуня. — Можно выставить около восьмисот полевых бойцов. Соединив их с храбрыми городскими стражниками, я мог бы выступить против бунтовщиков, и даже без боя заставить их сдаться на милость суда господина волостного головы. А в случае отказа — уничтожить до последнего.

— Что ж, прекрасно. — важно заметил Лень Поползай. — Я рад, что вы поняли и оценили все стороны моего замысла.

— «Его замысла». - почти беззвучно прошептал один из сотников на ухо другому. — Надо же, какая скотина! В конце-концов он и впрямь присвоит себе все заслуги!

…Поползаевск готовился к зимней осаде. Город кишел вооружёнными людьми, зачастую весьма подозрительного вида. Закрывались лавки, выставлялись караулы у складов. Приведение в порядок полвека не чинившегося вала и чистка заваленного мусором рва подвигались с черепашьей скоростью, хотя на труды выгнали сотни горожанок. Поползай решил лично с главными чиновниками объехать вокруг города в крытом утеплённом возке. Он мнил, что его появление заставит работающих резвее шевелить лопатами.

— Ныне надо трудиться сума… сму… са-мо-от-вер-женно. — заметил он с державной озабоченностью. — Эй, Грызь!

— Я, господин волостной голова!

— Бабы, чего, не кормлены?

— Как можно, даём лепёшки, молоко, сыр, яйца, овощи и мясо. — не моргнув глазом, соврал старший надсмотрщик.

— Так отчего же ползают, словно сонные мухи? Не любят Большерунье и свободу, как их любим мы? Не возмущены бунтом чёрных недобитков? Народовластие в опасности. Каждый горожанин обязан самоотверженной работой помочь мне одолеть грязных мятежников!

— Святая правда, милостивец наш!

— А, быть может они предатели и втайне мечтают со своими мужиками переметнуться к этому… как его… Врану… Вруну? Тогда нужна с… с… строгость!

— Понял, господин волостной голова!

Старший надсмотрщик поотстал от возка. Пегая лошадь под ним захрапела и попробовала встать на дыбы. Подбежавшие младшие надсмотрщики едва увернулись от копыт.

— Ну всё, бездельники, допрыгались! — прошипел Грызь. — Дурака валяете, а Поползай на меня псов спускает!

— Батюшка, да только укажи, в чем мы провинились, исправим.

— Почему бабьё работает из рук вон плохо? Я вас самих заставлю носами землю рыть!

Надсмотрщики мговенно приободрились, сообразив, что не будет речи о воровстве продовольствия и ночных шалостях с согнанными на работу девками.

— Не извольте гневаться, сударь, — бодро рявкнули они. — Сейчас зашустрят!

Грызь с места в галоп рванул лошадь и, забрызгав ледяной грязью надсмотрщиков, понёсся догонять возок Поползая.

Надсмотрщики повернулись к копошащимся во рву горожанкам и дружно отстегнули от поясов толстые ивовые прутья с обмотанными ремешками рукоятями, которые между собой называли «народоправками».

— Чё, не хочете получать удовольствие от труда, стервы? — радостно заорали они. — А зря, ленивых мы любить не будем.

— Учитель, — Мста выглядела ошарашенной, — даже не знаю, как сказать…

— Как всегда. — посоветовал Бран. — То есть чётко и по существу. Присаживайся, перекусим вместе.

— Спасибо, сыта.

— А, ну если так, то извини, начну есть. А то сил нет, как проголодался, три часа в седле трясясь.

— Доброго вкуса! — пожелала Мста. — Тогда лучше после еды загляну, а то кусок в горло не полезет…

— Не томи! — рассердился Бран. — Что стряслось?

— Дозорные четвёрку чертей задержали. Настоящих, представляешь?!

— Потери? — встревоженно спросил Бран.

— В том-то и дело, что никаких. Остроухие едва завидели дозорных, тут же побросали оружие, задрали лапы вверх и сказали, что ищут тебя. А старший заявил, что он сын вожака… Шорох… Шухер… Шуршур… Тьфу, имечко — не вышептать. В общем, с важным устным посланием от папаши. Что делать?

— Сюда его! — встрепенулся Бран. — Немедля!

— Может быть всё-таки поешь сначала? — усомнилась Мста. — А то впрямь потом не захочется. Рыла у них — ой-ой-ой! Да и запашок тоже…

— Зови-зови!

— Гм, ладно. Но наедине с нелюдью не оставлю, не надейся. Мы с Внятой здесь посидим, а за чертовой спиной пару лучших охранников поставим.

Бран кивнул. Мста вышла.

Потом в шатёр неслышной тенью скользнула Внята, села на ларь с бумагами в углу, с обманчивой небрежностью положила рядом моргульский клинок. Ещё через минуту Мста откинула полог и впустила необычного гостя в сопровождении двух ратников с кинжалами наголо.

Некоторое время Бран и чёрт с нескрываемым взаимным любопытством рассматривали друг друга.

Чёрт был на голову ниже среднего человеческого роста, зато широкоплеч, коренаст и жилист. Он слегка горбился, длинные крепкие руки почти достигали колен. Матовая кожа поражала серо-зеленоватым оттенком. На толстой шее красовалась круглая голова с торчащими острыми ушами, маленькими глазками, большим курносым носом и массивной челюстью.

— Приветствую Брана! — хрипло прогудел чёрт, прервав молчание. — Я — Шайхар, старший потомок и наследник Большого Вождя Орды урукк-хаев из Холодных Лесов. Принёс его речь.

— Что ж, послушаем. — Бран приглашающе указал на табурет.

— За стол с собой сажаешь? — кошачьи зрачки Шайхара вообще сузились в нити. — Не брезгуешь? А вдруг я человечину жру?

— Извини, вот чем не могу угостить, тем не могу. — невозмутимо ответил Бран. — По крайней мере сегодня. Зато свежие лепешки с жареным овечьим сыром и немного вина — пожалуйста. Твоих лю… бойцов тоже накормят.

Чёрт хмыкнул, покачивая круглой безволосой и остроухой башкой, плюхнулся на табурет, проворно ухватил целую лепешку, впился в неё жёлтыми крепкими клыками.

— Болтают, будто мы в еде неразборчивы, всякую тухлятину трескаем. — с набитым ртом сообщил он. — Веришь?

— Нет. — с прежним спокойствием сказал Бран. — То есть, если совсем есть нечего, то приходится и гнильём брюхо набивать, куда денешься… Сам с голодухи так поступал. Однако, если выбор есть, полагаю, предпочтете, что повкуснее.

— А ты взаправду не глуп, Учитель людей. — ухмыльнулся Шайхар. — Чем дольше говорим, тем ясней вижу.

Он быстро сжевал сыр, облизал цепкие когтистые пальцы и залпом осушил глиняную кружку сладкого чая.

— Полагаю и ты — не промах. — ответил Бран. — Иначе бы отец отправил, кого-нибудь другого.

Чёрт был, действительно, духовит. Но это был, как ни странно, вовсе не пресловутый смрад, о котором обожали распространяться их братья лешие и водяные. Скорее, это была крепкая смесь походных запахов: потного тела, запылённой одежды, кожаных ремней и доспехов, какой-то мази поверх свежего рубца на правой голени.