Сергей Фокин - Ночь перед Рождеством 2020

— Не волнуйся. Время ещё есть. — И, обращаясь к метле, добавила: — Ну, давай, милая, не посрами! На тебя сейчас вся надежда…

Взлетали без разбега, в режиме повышенной нагрузки, но получилось удачно. Черенок прогнулся, запыхтел по-своему, выпучил глазенки, только всё равно от своих обязанностей не открестился. Благо, места для набора высоты было предостаточно: луг тянулся ещё добрых триста метров.

Когда под ними снова раскинулся лес, вздохнула Оксана с некоторым облегчением. Всё-таки опыта никакого нет, всё делает, как ученица. А правильно ли, только Бог знает.

Держала она Ларису крепко, метла, по сути, сама решала, как ей дорогу выбирать. Знала только, что до ближайшего села добраться нужно. А уж тут её собственные магические умения помогли: ночное видение и острейшее обоняние. Запах дыма она уловила за целый километр.

Временами на Ларису накатывала волна кашля, и тогда они сотрясались все трое.

— Простыла ты сильно, подружка, — сказала серьёзно Оксана.

— До свадьбы заживёт. — Та нашла в себе силы пошутить, и было непонятно — то ли над собой смеётся, то ли над подругой. — Я ведь… — Она снова закашляла, потом, успокоившись, довершила: — Я ведь о многом подумала, когда в стогу лежала… к смерти готовилась… Виновата я перед тобой очень.

Оксане подумалось, что говорит это не та прежняя Лариса, которую она знала всего день назад. Куда девалась искрящаяся радость, суетливость, живые искорки в глазах? Там теперь дымилось то ли равнодушие, то ли спокойствие не от мира сего.

— Напрасно ты так! Не в чем тебе винить себя.

— Есть, подруга… Потому и валенки отдаю тебе с охотой… как возможность вину искупить… Хотя бы частично.

Промолчала Оксана, не время было сейчас говорить о шалостях Степаниды Ивановны. А может, и не придёт тому время никогда. Больно уж тема щекотливая! Только спросила:

— Как же оказалась ты на этом поле?

— Не успела. Рассвет застал. — И обе повернули лица к востоку. Там, возле самого горизонта, уже появлялась едва приметная светлая полоска.

— Ну, родимая, прибавь, сколько можешь! — обращаясь к метле, попросила Оксана.

Вот уже показались впереди первые дома. Месяц, пройдя положенный маршрут, тоже клонился к горизонту, и тени от домов тянулись длинные и бесформенные.

— Слава Богу! — прошептала Лариса.

Возможно, услышал Господь эту благодарность, только посчитал, что не до конца отстрадали девки, и послал им ещё одно испытание, последнее.

Подлетали они к дому отца Савелия, когда пробил час рассвета. Метла бессильно сложила свои невидимые крылья, и мгновенно заснула до следующей ночи. Её миссия была выполнена, дальнейшее касалось только людей. Хорошо, что загодя снизилась Оксана, и падать им теперь предстояло с высоты не более пяти метров.

И тут, как на грех, возникла перед ними церквушка и стоящий рядом клуб. Зажмурились подруги, увидев надвигающуюся стену, и собрались уже умирать, когда оказалось, что прямо в том месте, куда надлежало им удариться, находилось только накануне вставленное окно чердака. Треснула рама, разлетелись во все стороны стёкла, и метла развалилась пополам. Кроме того, её прутья ровным слоем рассыпались по округе, и собрать их уже не представлялось возможным. Так закончилась короткая, но яркая жизнь ещё одного создания рук человеческих.

А девушки с визгом ввалились прямо на сеновал, закопались в разрыхленное сено, а потом медленно спустились по нему на землю, повторив недавний путь Степаниды Ивановны.

И надо же такому случиться, что в это время в клубе находился отец Савелий собственной персоной. После вчерашней службы он принимал участие в поисках пропавших и оставил уборку танцевальной площадки на другой раз. А тут не спалось ему что-то, думы разные в голову лезли, вот и решил для отвлечения заняться полезным делом.

Каково же было его изумление, когда услышал он звон разбитого окна, открыл дверь, думая, что шалят соседские мальчишки и… Увидел обеих девушек, к тому же лежащими в самых нелепых позах на полу сеновала. Они отчаянно барахтались, пытаясь подняться на ноги, и одной это, в конце концов, удалось. Вторая же стонала так жалобно, что бросился Савелий ей помогать прежде, чем обратил внимание на разбитое окно. Пострадавшей оказалась Лариса, к большому удовольствию хозяина («Прости, Господи, за мысли нескромные!»)

— Боже мой! Как же это так? — только и успел он пробормотать, а Оксана уже ответила:

— Замерзали мы, дядя Савелий. Не думали, что дверь открыта. Полезли в окно. У Ларисы обе ноги сломаны, с дерева упала, когда дорогу в село искали. Дошли, с Божьей помощью, сами не знаем как…

— Ей нужно растиранье! Вон щёки какие белые! — сразу определил Савелий. Потом, обращаясь к Оксане, добавил: — Сама ходить можешь?

— Могу, как будто.

— Беги домой, а родителям скажешь, чтобы утром шли к Александру Ивановичу. Передадут пусть, мол, дочь его в целости и сохранности в моём доме лежит и почивает. Про ноги сломанные не говори, может, вывихи только, проверить надо. Обморозилась ещё, мол, сильно, самогоном я её лечу да настойками разными. Пусть не волнуются.

— Хорошо, дядя Савелий. Извините, что мы вам окно разбили.

— Ничего, дело наживное, — отмахнулся тот. — Беги. Проспись, как следует, потом приходи, навестишь подругу да расскажешь, как сподобило вас среди ночи в лес-то зайти.

Кивнула девушка и, пожав руку Ларисе, шмыгнула в приоткрытую дверь сеновала в клуб, а оттуда — на двор. Валенки, которые прятала за спиной, снова повесила через плечо, чтобы сподручнее идти было. Хорошо, что перекинулись они напоследок с Ларисой несколькими словами — условились, как на неприятные вопросы отвечать будут. Сговорились, что будто спор между ними вышел из-за кузнеца, выпили для храбрости наливки вишнёвой да решили двинуться в город за валенками. А поскольку хмельные были, то уже не помнят, куда и пошли. То ли на север, то ли на юг…

Конечно, рассказ этот не выдерживал серьёзной критики, но в остальном надумали сослаться на крепкую наливку, мороз и сломанные ноги. Авось поверят люди, и не придётся вникать в подробности.

Не видела Оксана, как суетился вокруг пострадавшей отец Савелий, как осторожно поднимал своими жилистыми руками и, щекотя бородой по лицу, нёс через сеновал в дом. А там, уложив на разобранный диван, снимал полушубок и свитер, стараясь не потревожить саднящие болью ноги. С некоторым удивленьем обнаружил он висящий на шее девушки черепок от разбитого горшка: то ли амулет какой, то ли оберег. Снял, положил на тумбочку, а когда другой раз обернулся в его сторону — уж осталась от черепка горстка пепла. Истлел вместе со шнурком. Чудеса, да и только!