Константин Костин - Ксенотанское зерно

— А-а… Ну пойдем спать дальше?

— Ага…

Якоб сорвался с места и побежал к дверям трактира. Заколотил в них, пока не открыли, наплел что-то невразумительное недоумевающему хозяину, оглянулся — Подмастерье помахал рукой от повозки — и кинулся бегом в комнату.

Подбежал, открыл дверь…

Подмастерье поднял голову, отодвигая шляпу:

— Чего тебе не спится?

Долгое напряженное молчание.

— Что?

— Убит один из монахов, ваше величество.

— Я не глухой и не идиот. Как это могло произойти?

— Шарук…

— Я не спрашивал, кто убил монаха! Я спрашиваю, как это могло произойти!!

— Ваше величество…

— Для чего? Для чего я бодался с епископами, открывая ваш монастырь? Рыскал как волк, по всей стране, в поисках подходящих людей, тратил силы, деньги на их обучение? Для чего? Чтобы моих, МОИХ монахов убивала первая попавшаяся девчонка, нахватавшаяся основ колдовства?!

— Ваше…

— Да, отец Тестудос! Да! Мое! И именно мое величество спрашивает вас, как это могло произойти?

— В свое оправдание могу сказать, ваше величество, что свидетелей битвы, кроме наших братьев, не осталось. Значит, репутация монастыря не пострадала.

— Репутация! Подождите… Репутация…

— Ваше…

— Подожди, Август. Репутация… Наших монахов считают чрезвычайно сильными охотниками за колдунами, ведьмами и нечистью. Так?

— Так.

— Так.

— Значит, если кто-то узнает, что в схватке с колдуньей погиб шварцвайсский монах, то в первую очередь подумает, что колдунья была крайне сильна… Сколько у наших противников колдуний?

— В последнее время мы нашли трех, к сожалению, уже убитых. Среди наших противников особой паники по этому поводу нет, так что колдуний у них хватает. Можно предположить, что остался по крайней мере, десяток, а то и больше…

— Откуда они их берут, выяснили?

— Нет.

— Плохо. Откуда они берутся — неизвестно, сколько их — неизвестно, каковы их возможности — неизвестно…

— Ну, то, что они подчиняются всем законам колдовства — установили.

Смешок.

— Не отвлекайте мое величество от рассуждений!

Смешок.

— Август!

— Молчу, молчу…

— И прекрати ухмыляться! Значит, действуем так…

— Не подействовало?

— Похоже, у нее есть при себе что-то медное.

— Не ожидал от девушки из благородной семьи веры в крестьянские сказки.

— Я думаю, нам опять подгадил тот крестьянин.

— Его ищут?

— Фукс.

— Фукс…

— Она старательная.

— Да, я знаю. Вот только своенравная, наглая и непослушная.

— Да они все такие.

— Сколько у нас осталось ведьм?

— После того, как монахи убили Лени — двенадцать.

— Мало.

— Нам осталось подождать месяц. Ирма — у нас, большинство дворян — за нас, грибница ползет по столице. Что нам может противопоставить король? Личная гвардия да шварцвайсские монахи. Монахов выбьют девчонки, а гвардия… Ничего она нам не сделает.

— Я знаю, что гвардейцы ищут девчонку. Что, если…

— Нет. Они ищут по городу мои тайные особняки… два уже нашли. Но тот, в котором спрятана Ирма, к нему я не имею никакого отношения. Пусть ищут.

— Остаются только два затруднения. Добровольное согласие и третья сила.

— Добровольное… Да, жаль, что с грибницей не получилось. Ничего, я попробую поговорить с ней сам. А третий… На него выведет крестьянин, когда Фукс его заловит.

— Хорошо.

Столичный рынок — это вам не рынок маленького городка вроде Штайнца. Если тот походил на помесь ада и рая, то этот — на сам ад.

Здесь только ряды, в которых продавалась глиняная посуда, занимали больше места, чем вся деревня Черный Холм. А ведь здесь торговали не одной посудой.

Одежда, обувь, часы, посуда, стекло, кони, птица, железо, медь, серебро, камень, корзины, телеги, травы, овощи, яблоки, бутылки, пиво, рыба, мясо, молоко…

И ведь никто же не стоит молча.

Орут продавцы, расхваливая товар, орут покупатели, яростно торгуясь, орут нищие, требуя подачку, орут обнаружившие, что нищие подачку могут взять и без спроса…

Якоб, уже оглушенный, без единой мысли в голове, плелся за ведущим его Подмастерьем, стараясь запомнить дорогу, чтобы суметь добраться до повозки.

— Так, вот здесь у нас — ряды с зерном. Можешь, посмотреть, только я тебя умоляю — не покупай ксенотанского зерна, пока я не скажу, что оно — настоящее. Договорились?

Якоб заторможено кивнул.

— Ну и отлично. Походи пока, а я загляну к знакомому.

С этими словами Подмастерье скрылся в узком закутке между рядами.

Парень постоял немного… Нет, возвращаться не собирается.

Тупое, замученное выражение мгновенно исчезло с лица Якоба. Он развернулся и ловко ввинтился в толпу, возвращаясь к повозке.

После ночной беготни Якоб твердо вверился, что Подмастерье — колдун. А от них ждать ничего хорошего не приходится. Вспомнить хоть, сколько натерпелись крестьяне Черного Холма от старого мельника… Нет, бежать, бежать, бежать…

Из-за штабеля мешков с зерном за спиной Якоба выглянула знакомая шляпа. Блеснула улыбка.

Якоб почти подбежал к своей повозке. На ней, болтая босыми ногами, сидел Подмастерье.

Парень замер.

Ничего не говоря, развернулся и пошел обратно. Уже понимая, что, придя к зерновым рядам, обнаружит Подмастерье там.

Парнишка, охранявший стоянку с повозками, неожиданно шарахнулся. Покажется же такое…

Вроде бы только что на одной из повозок, запряженной двумя спокойными, как валуны, волами, сидел человек в странной шляпе. И уже нет никого. Только крупный ворон взлетел в небо и захлопал крыльями.

Спустя два часа — посреди рынка торчала высокая башня с четырьмя циферблатами — Якоб и Подмастерье присели, чтобы отдохнуть.

Якоб за всю жизнь не видел столько разного зерна, сколько рассмотрел, понюхал, перещупал сегодня.

Пшеница, рожь, ячмень, овес… Маленькие красные шарики — просо… Черные пирамидки — гречиха… Крупные, просто огромные зерна, похожие на вырванные зубы…

— Как? Куку… Кукуруза? Надо же…

Нет, ТАКОЕ Якобу не нужно…

Пшеница, темно-красная, с пленками, как у ячменя — полба… Ячмень без пленок, как пшеница…

Ксенотанского зерна не было. Любое другое: диводурское, фоллердрахенское, кнебельское, штиппское, цвексское…

Ксенотанского не было.

Нет, пару раз некие личности, услышав о том, что Якоб хотел бы купить ксенотанского зерна, предлагали пойти с ними, обещая продать не то, что два мешка, а хоть два обоза. Но их лица были настолько продувными, а ужимки — настолько мошенническими, что Якобу не нужно было советоваться с Подмастерьем, чтобы понять, что связываться с ними не стоит.