Мэтью Гэбори - Король пепла

— Как? — воскликнул один из монахов. — Харонцы в городе?

— Да. Кажется, нам удалось окружить харонцев, пришедших с первой волной атаки, но сейчас началось новое нападение, и его не может остановить никто, кроме… ваших Фениксов.

— Что? — вырвалось у Сильвиэля, но при виде потемневшего лица расстроенного муэдзина взял себя в руки. — О чем вы говорите?

— Возродите их из Пепла и напустите на центральный квартал.

— Никогда! — воскликнул один из монахов. — Мы стражи урн, наш долг — защищать Фениксов, а не превращать их в… заурядные снаряды!

— Вы отдаете себе отчет в последствиях? — сказал фениксиец, сидевший слева от Эзры. — Половина столицы будет стерта с лица земли!

— Я уверяю вас, что…

Сильвиэль прервал муэдзина:

— Прежде всего, скажите, почему вы пришли сюда, вместо того чтобы спросить Коума?

В глазах светловолосого юноши мелькнуло подозрение.

— Я бежал через все закоулки города, пытаясь укрыться от харонцев, — заговорил Эзра. — У меня не было времени разыскивать его… Я не знаю, где Коум. Если бы я его увидел, я обратился бы к нему. Теперь решение должны принять вы. Именно вам надлежит это сделать, ибо вы и никто другой являетесь стражами Фениксов. Я сознаю величину жертвы, о которой я вас прошу. Представьте себе, что я почувствовал, когда узнал, что все Единороги погибли? Я знаю, что значит смерть Хранителя. Для муэдзина и для фениксийца страдание одинаково.

Он замолчал, чтобы перевести дух, он вгляделся в черты своих собеседников. Истощение и постоянное напряжение наложили на их лица несвойственную для их возраста печать — жестокий след ответственности, которой они не желали. На их лица преждевременно легли отметины власти.

Было необходимо во что бы то ни стало добиться, чтобы они применили эту власть.

— Я никогда не думал о Фениксах как об инструментах, как об источнике, из которого вы, фениксийцы, извлекаете оружие, товары, привилегии. В какой-то мере я ваш брат, через Хранителей. Я связал себя с Единорогом так же, как вы объединили себя с огненными птицами. Вы сознаете, что использовать Хранителей означает служить им. Если мы не используем Хранителей, чтобы изменить течение событий в Миропотоке, мы лишим их смысла жизни. А без них Миропоток погибнет.

Молчание. Сильвиэль и его собратья внимательно слушали.

— Я прошу вас пожертвовать Фениксами, чтобы спасти всех Хранителей.

— Меня трогает то, что вы говорите, — без промедления ответил юный пегасиец, явно пребывавший в замешательстве. — Вот почему я открою вам большую тайну, которую хранит наш орден во время этой войны. Все, что мы здесь делаем, в этом городе, и все ужасы сражения почти ничего не значат по сравнению с главной битвой этой войны. Не нам суждено ее выиграть.

Сильвиэль обвел город рукой.

— Эти усилия, жертвы, поединки, гибнущие люди — все это мелочи. Настоящий центр сражения находится вне Миропотока. Он — в Харонии, куда отправился Януэль, Сын Волны, Великий Мэтр лиги фениксийцев, чтобы разбудить Фениксов Истоков.

Эзра нахмурился. Он был возмущен заявлением монаха и одновременно пришел в ужас от того, что замышлялось в стороне.

Сильвиэль догадался о сомнениях, охвативших ликорнийца, и решился покончить с ними.

— Как вы сами сказали, время не ждет, и я не могу раскрыть вам все подробности миссии Януэля. Но могу вас заверить, что то единственное, что имеет вес в наших глазах, покоится сейчас в этих урнах. Жизнь Фениксов гораздо важнее наших собственных жизней. Важнее, чем существование всех жителей Эль-Задина.

— Тогда подарите мне Феникса, — выдохнул Эзра.

— Что?

— Я сказал, подарите мне одного Феникса.

Взгляд муэдзина вдруг стал жестким и холодным. У него не было иного выхода, и он сменил тактику.

— Без моей помощи, — продолжал он, — ваше путешествие в пустыне было бы напрасным. Я прошу вас оплатить мои услуги. Я требую, чтобы вы возродили одного из Фениксов, и, как только он станет моим, я смогу делать с ним все, что захочу.

— То, о чем вы просите, невозможно! — вскричал один из стражей.

— И даже если бы мы пошли на это, — вступил в разговор Сильвиэль, — есть только один способ напустить Феникса на город. И он убьет вас.

— Это не имеет абсолютно никакого значения, — сухо сказал Эзра. — Заплатите мне.

Молчание вновь воцарилось в зале. Было слышно лишь, как, потрескивая, горят свечи. Монахи, не отрываясь, смотрели на ликорнийца с изуродованными руками. Эзре захотелось закричать, что уже может быть слишком поздно, но он прикусил губу. Его сердце сильно билось, а запястья мучительно горели. Сильвиэль провел рукой по серебристым волосам и медленно встал. Эзра вдруг подумал, что монаху лет пятнадцать, не больше. Почему он не заметил этого раньше? Этот хрупкий подросток должен был принять самое важное решение в своей жизни.

Сильвиэль взглядом спросил пятерых своих товарищей, и один за другим они отрицательно покачали головой.

Нет… нет… пять раз нет.

Юный пегасиец обратил взгляд на муэдзина. Выражение его лица было похоже на приговор. Это было худшее из испытаний Эзры, не считая смерти его сына.

— Мои братья отказываются принять вашу просьбу и отдать вам своих Фениксов, муэдзин, — торжественно произнес фениксиец.

У Эзры вдруг закружилась голова. Казалось, он вот-вот лишится чувств. Все было потеряно безвозвратно.

— Поэтому я отдам вам своего, — добавил Сильвиэль.

ГЛАВА 13

Шестэн вернулся в свою келью, оставил там доску для письма, чернила, перо и в спешке вышел. Снаружи воздух был ледяным. Он поплотнее закутался в серую накидку и пересек галереи монастырского дворика. Во внутреннем саду мушмула с черными ветвями и платаны были покрыты инеем. Шестэн приоткрыл губы, и из них вырвалось белое облачко пара. Куда же ушел светловолосый мужчина?

Скриптор снова зашагал и вскоре оказался за монастырскими воротами. Снег засыпал окрестности. Какой-то монах расчищал мощеную дорожку, ведущую ко входу. Человек, которого он искал, сидел поодаль, на камне. Он повернулся спиной к монастырю.

Шестэн заколебался. Не в его правилах было заговаривать с гостями. Кроме того, о том чтобы вмешиваться в решения Отцов, не могло быть и речи. Но даже и не доходя до такой крайности, ему просто очень хотелось поговорить с человеком, которого звали Чан. Времени у Шестэна было совсем немного, после он должен будет вернуться к своим повседневным обязанностям.

Он сошел с дорожки в снег, чтобы присоединиться к сидящему мужчине.

— Оставь меня в покое, — прорычал тот, услышав скрип шагов.