Виктор Шибанов - Черная троица

Наконец скромная процессия, к которой присоединились Умберто с дочерью и Джосси, въехала в город. Стоявшие у ворот городские стражники старательно изучали носки своих сапог или точили мечи, стараясь не замечать презрительных взглядов путников и графских воинов. А на узких улочках, окруженных высокими каменными домами, простой народ только и говорил, что о тысячной армии скелетов, едва не захвативших город и вырезавших половину предместья.

Подворье аббатства Ольгера находилось почти в центре города, неподалеку от королевского замка. Стены, окружавшие солидные трехэтажные здания, по толщине своей мало уступали крепостным и могли выдержать серьезную осаду. Нокт одобрительно похлопал по окованной железными листами створке ворот.

– Я смотрю, ваша святость, – с усмешкой обратился он к аббату, – вы тут неплохо закрепились.

– Подворье строилось в Смутные времена, – кротко ответил Акатус, возлежавший на груде подушек на передней подводе. – А скромные запасы нашей обители тогда были большим искушением для всякого грязного сбро… для обуреваемых страстями грешников, – поправился он.

Навстречу приехавшему аббату вышел сам смотритель подворья, плотный монах средних лет. Поклонившись Акатусу с почтением, но без раболепия, он позвал послушников и велел им занести раненых в дом. Аббат успел, однако, приказать разместить своих спасителей в гостевых комнатах. Кивнув, смотритель подозвал еще одного послушника, которому наказал проводить прибывших.

– Мне бы в аббатство Избавителя, – робко попросил брат Амбросий, о котором в суматохе едва не позабыл Умберто. Помощник келаря обители Святого Галаты совсем растерялся и не знал, что ему делать и куда направиться, поэтому покорно ехал вместе со всеми.

– Это неподалеку, – откликнулся Нокт. – Так и быть, твоя пухлая святость, мы тебя проводим.

Амбросий насупленно на него посмотрел, но возмущаться не стал – оставаться один, без охраны, после всего произошедшего под стенами города он не хотел.

Гостевые комнаты оказались небольшими, но опрятно убранными. Нехитрая мебель – простые кровати и табуреты, дощатые столы – занимала почти все пространство.

– Я, пожалуй, посмотрю, что творится в городе. – Джосси, положив свои вещи и лютню, поправил ножны с мечом и направился к двери. Заметив удивленный взгляд Умберто, он улыбнулся: – Это на тот случай, если городская стража опять проспит появление мертвецов.

Бард вышел, а сам лекарь, взяв мешочек с лечебными травами, собрался было отправиться в покои аббата, как его внимание привлекло громкое пение труб. Окна выходили на улицу, поэтому и Клаудия, и Умберто, повинуясь вполне простительному любопытству, подошли к ним.

По улице продвигалась кавалькада, которую возглавляли два герольда с длинными трубами, украшенными вымпелами. Следом за ними на белоснежных лошадях гарцевали рыцари в серебряных доспехах и шлемах с развевающимся белым плюмажем. И на щитах их, и на латах были королевские гербы, так что сразу было понятно, что немолодой грузный мужчина, едущий за ними, – это и есть сам король Николас.

– Папа, а почему он такой хмурый? – удивилась Клаудия.

Действительно, лицо короля с тяжелым подбородком и опущенными уголками узких губ выражало какое-то брюзгливое недовольство, а густые низкие брови были насуплены.

– Возможно, ему уже доложили о том, что случилось у городских ворот. Согласись, что радоваться здесь нечему.

За королем ехала свита – десятка два дворян в кафтанах, которые своей пестротой затмевали наряд Джосси. Впрочем, один из них, высокий мужчина средних лет, был облачен в строгие серые одежды. Заметив уже знакомые перекрещенные меч и топор на щите, висевшем на стремени, Умберто решил, что, вероятно, это и есть граф Мартин. А различив среди замыкающих процессию воинов суровое лицо капитана Торна, лекарь понял, что он не ошибся.

– Король тоже будет на Конклаве? – не унималась девушка.

– Не знаю.

– А как мы туда попадем?

– Не знаю, – с досадой ответил Умберто. – Если придумаешь как, будь любезна, сообщи мне.

– Мы можем попросить самого короля пустить нас на Конклав.

Ответить на это наивное предложение лекарь не успел – раздался стук в дверь и в комнату вошел тот самый послушник, что привел их сюда.

– Его святейшество просит лекаря Умберто осмотреть его раны, – почтительно сказал юноша, стараясь не смотреть в сторону Клаудии.

– Я готов. – Умберто взял приготовленные травы. – Веди меня. А ты, – обратился он к дочери, – постарайся никуда не выходить. Нам оказали большую честь, так как обычно женщин, насколько мне известно, на подворья аббатств не пускают. Так что не нужно лишний раз показываться на глаза.

Аббат Акатус при виде целителя снова рассыпался в благодарностях. Выглядел священник гораздо лучше – лицо его не было уже таким бледным, как раньше, и он не стонал при малейшем движении.

– Я просто исполнял свой долг. – Умберто развязал мешочек с травами. – Кроме того, в молодые годы я и сам был послушником, так что оказать посильную помощь собрату по вере для меня больше, чем веление сердца. Позвольте мне наложить эту повязку.

– Отрадно слышать такие слова. – Акатус попытался сесть на кровати, но сил у него еще было недостаточно – у ворот он потерял довольно много крови. – Тогда мне будет проще попросить тебя сопровождать меня завтра, ибо должен я быть на Конклаве, но двигаться могу с превеликим трудом. Заседания же, на которое прибыл с такими опасностями для живота своего и ценой жизни моих собратьев, пропускать не могу.

– Сочту за честь, – поклонился Умберто, ликуя в душе от этой неожиданной удачи. Более удобной возможности попасть на Конклав он не мог себе представить.

– Папа, ну пожалуйста!

– Нет!

– Я буду сидеть там тихо-тихо! Ну мне же интересно!

Умберто остановился прямо посреди двора и разгневанно обернулся к дочери. Она стала приставать к нему с просьбами взять ее с собой на Конклав еще с вечера, когда, вернувшись от аббата, он с радостью сообщил, что сможет туда попасть.

– Клаудия, я начинаю жалеть, что сразу не отправил тебя обратно к матери!

Девушка замолчала и, обиженно поджав губы, развернулась и бросилась обратно в гостевую комнату. Умберто покачал головой и пошел дальше – у аббатских покоев уже стояли крытые носилки, готовые доставить Акатуса на Конклав.

Хотя было только раннее утро, на аббатском подворье жизнь кипела – спешили на первую службу послушники, привратники снимали с ворот тяжелые засовы. Из кухонной пристройки тянул очень аппетитный запах. Фыркали и топали в конюшне лошади, а где-то за стеной громко лаяла собака.