Глен Кук - Воды спят

День выдался неподходящий для разведки. Работы было больше, чем могли выполнить три женщины. Сари не имела даже возможности вырвать несколько новых страниц из Летописей. К тому же вскоре обстановка во Дворце стала гораздо более напряженной. Туда-обратно забегали всякие важные люди. Прошел слух, по-видимому, просочившись прямо сквозь стены, что еще один Бходи сжег себя перед Дворцом, и Радиша просто обезумела. Нарита сама сообщила женщинам:

— Она очень напугана. Закрылась в Комнате Гнева. Почти каждый день сейчас туда ходит.

— Комната Гнева? — удивленно пробормотала Сари. Прежде ей ни о чем таком слышать не приходилось, но до недавнего времени она и не работала в такой близости от самого сердца Дворца. — Что это, мэм?

— Есть такая комната в глубине Дворца, где она может рвать на себе волосы и одежду, изливать свой гнев и плакать в уединении. Она не выйдет оттуда, пока совсем не успокоится.

Чисто по-гуннитски, подумала Сабредил. Только у Гунни могла возникнуть такая идея. Религия Гунни персонифицирует все. В ней есть и боги, и богини, и демоны, и дэвы, и ракшасы, и уакши, и много кого еще, в разных видах, воплощениях и с различными именами. Все были очень деятельны в прежние времена, хотя ныне никто и никогда их не видел.

Только очень богатая гуннитка могла додуматься до того, чтобы завести себе Комнату Гнева — гуннитка, обреченная иметь тысячу комнат, с которыми она не знала, что делать.

Позже в этот день Сабредил ухитрилась сделать так, чтобы ей позволили убрать освободившуюся Комнату Гнева. Крошечную, в которой не оказалось ничего, кроме циновки на полированном деревянном полу и маленькой святыни предков. Комната была полна густого дыма, а запах ярости просто подавлял.

24

— Хорошо, что со мной не было ни одной страницы Летописей, — сказала мне Сари. — Серые обыскивали нас на выходе. Одна женщина, Ванха, попыталась украсть маленькую серебряную масляную лампу. Завтра Джауль Барунданди подвергнет ее «наказанию». На это у него наверняка уйдет все утро.

— Интересно, знает ли об этих проделках Барунданди его начальник?

— Не думаю. А что?

— Мы могли бы подстроить так, чтобы об этом стало известно. И тогда его вышвырнут вон.

— Нет. Барунданди — дьявол, но мы его хорошо изучили. Честным человеком труднее манипулировать.

— Я его ненавижу.

— Согласна, он отвратительный. Власть, даже незначительная, портит людей. Но мы здесь не для того, чтобы заниматься реформированием Таглиоса, Дрема. Мы здесь, чтобы найти способ освободить Плененных. И беспокоить наших врагов, когда это не мешает осуществлению основной задачи. Сегодня мы сделали очень важное дело. Радиша просто раздавлена нашими посланиями.

Сари рассказала мне, что обнаружила. Потом и я поделилась с ней своей собственной маленькой победой.

— Сегодня я проникла в закрытый фонд. И нашла то, что, возможно, является оригиналом того тома Летописей, который спрятан во Дворце. В ужасном состоянии, но все цело и вполне читаемо. Может быть, там есть и другие тома. Пока что я ознакомилась только с частью закрытого фонда. Потом мне пришлось помочь Баладитаю найти его башмаки, чтобы внук мог отвести его домой.

Книга лежала прямо тут, на столе. Я с гордостью похлопала по ней ладонью. Сари спросила:

— Ее не хватятся?

— Надеюсь, что нет. Я заменила ее одним из заплесневелых томов, который мне не нужен.

Сари сжала мою руку.

— Хорошо. Хорошо. В последнее время дела пошли хорошо. Тобо, поищи-ка Гоблина. Мне нужно кое-что обсудить с ним.

— Пойду взгляну, что делают наши гости. Может, кто-нибудь из них уже созрел, чтобы посекретничать со мной.

Но, увы, только Лебедь интересовался мной в качестве слушательницы, хотя никаких секретов у него не было. Пусть по-своему, но он был так же неисправим, как Одноглазый, и все же его манера вести себя не задевала меня. В сердце своем Лебедь не был злым человеком. Как и многие другие, он стал жертвой обстоятельств и просто старался сохранить свою голову в бурном водовороте событий.

Дядюшка Дой был недоволен тем, как складывались его обстоятельства, хотя его и не посадили под замок.

— Мы, безусловно, сможем обойтись без этой книги, — сказала я ему. — Я даже сомневаюсь, что сумею прочесть ее. Больше всего меня волнует, чтобы она не попала снова в руки Обманников. На самом деле нам нужно то, что хранится у тебя в голове.

Ох, и упрям был старый Дой! Он явно еще не созрел для того, чтобы заключить с нами сделку или хотя бы рассматривать нас как союзников.

— Неужели все, что ты знаешь, умрет вместе с тобой? — спросила я, уже собираясь уходить. — И ты будешь последним нюень бао, который следовал Пути? Тай Дэй не сможет этою сделать, если так и останется навсегда под Сияющей равниной.

Я понимала Доя лучше, чем он думал. Его проблема состояла не в конфликте с моральными принципами — это был вопрос нежелания подчиняться кому бы то ни было. Он хотел поступать исключительно по собственному разумению, не идти ни у кого на поводу.

Он станет доступнее, если я буду и дальше напоминать ему о том, что он смертен и не имеет ни сына, ни ученика. Нюень бао известны своим упрямством, но даже они не склонны приносить в жертву все свои надежды и мечты, если можно этого избежать.

Посетив Нарайана, я напомнила ему, что не в наших интересах причинять ему вред. Другое дело — Дочь Ночи. Мы сохраняем ей жизнь только потому, что рассчитываем на его сотрудничество с нами.

— Можешь еще поупрямиться — пока. У нас сейчас есть и другие дела, но как только мы с ними покончим, наш основной интерес сосредоточится на тебе. На том, чтобы развеять твои мечты.

Это было главное, на что я упирала в разговорах с нашими пленниками. Сделать так, чтобы под ударом оказались их надежды и мечты. Действуя таким образом, я могла заработать дурную репутацию в духе Душелова, Вдоводела, Грозотени, Длиннотени и сохраниться в памяти людей как Убийца Грез. Неплохо звучит, а?

Я представляла себе, как скольжу в ночи наподобие Мургена. Но, в отличие от него, тащу на себе огромный черный мешок, куда складываю мечты, украденные у тех, кто забылся беспокойным сном. Прямо как ракшаса прежних времен.

Дочь Ночи даже глаз не подняла, когда я заглянула к ней. Она сидела в клетке, которую Бонх До Тран использовал для содержания крупных и смертельно опасных животных. Иногда леопардов, но по большей части тигров. Взрослый тигр-самец очень высоко ценится у аптекарей. Дочь Ночи была закована в кандалы. С леопардами и тиграми мы таких мер предосторожности не принимали.

Вдобавок, в еду ей добавляли немного опиума и белладонны. Никто не хотел совершить роковую ошибку, недооценив ее потенциал. Из-за плеча у Дочери Ночи выглядывала ее богиня.