Принцесса пепла - Лора Себастьян
Когда я проскальзываю обратно в свою комнату, Хоа расправляет складки на покрывале кровати, но при виде меня резко выпрямляется и глядит с трево-гой. Я пытаюсь придать лицу нейтральное выражение и не могу. Только не сегодня.
— Оставь меня, — прошу я служанку.
Хоа указывает глазами на стены — то ли в качест-ве молчаливого напоминания, то ли по старой при-вычке, кто знает. На какое-то мгновение мне кажется, что она хочет что-то сделать, но женщина лишь кива-ет и исчезает за дверью.
Я подхожу к окну — не для того чтобы полюбо-ваться серым, безжизненным садом, а скорее, для того чтобы Тени не видели моего лица. И всё же я чувст-вую на себе их взгляды, и это невыносимо. Я прямо-таки слышу гортанный смешок Артемизии и стро-гий, осуждающий голос Цапли; я представляю, как Блейз округляет глаза и заявляет, что забирает ме-ня отсюда немедленно, потому что я явно не справ-ляюсь, и непонятно, почему я вообще решила, что справлюсь. В конце концов, я всего лишь сломленная Принцесса пепла, неспособная спасти даже себя, не говоря уже о своей стране.
Я пытаюсь успокоиться, но слова кайзерины гудят у меня в голове. Действительно, кайзер в последние
месяцы смотрит на меня как-то странно, но до сих пор я не позволяла себе думать об этом, как ребенок, не желающий признавать правду. Теперь я понимаю, что кайзерина Анке права, и знаю, как будет разви-ваться вся эта история.
Слезы жгут мне глаза, и я торопливо их вытираю, пока остальные не заметили.
Вчера Цапля назвал меня королевой, а королевы не совершают глупых ошибок, не боятся и не плачут.
С легким скрипом открывается дверь, и я зами-раю, потом торопливо промокаю глаза краем рука-ва и оборачиваюсь, нацепив на лицо милую улыбку. Повернувшись, я вижу, как Блейз закрывает за собой дверь и стаскивает с головы капюшон.
— Блейз...
Решительным взмахом руки друг заставляет меня замолчать.
— В коридоре никого не было, я проверил.
Он внимательно смотрит мне в лицо, и я понимаю, что не сумела скрыть слезы. Блейз опускает взгляд, смотрит на свои руки, переплетает пальцы. Когда он снова смотрит мне в глаза, в его взгляде столь-ко тепла, что он кажется совершенно другим чело-веком.
— Что стряслось, Тео? Ты бледнее любой кейловак-сианки.
Он пытается меня рассмешить, но с моих губ сры-вается полусмех-полувсхлип. Я тоже принимаюсь смотреть на свои пальцы, стараясь, чтобы они пере-стали трястись. Мне требуется несколько секунд и па-ра глубоких вдохов, чтобы справиться с дрожью и об-рести способность нормально говорить.
— Мне нужно оружие, — говорю я, отчаянно ста-раясь, чтобы голос не срывался.
Кажется, мне удалось смутить Блейза.
— Зачем?
Я не могу ему объяснить, слова застревают в горле; я не могу ни с кем разделить эту ношу. Если в душе Блейз остался таким же, каким был в детстве, нетруд-но предсказать его реакцию на предупреждение кай-зерины, а если мы сейчас убежим, нам уже никогда не удастся так близко подобраться к кайзеру.
— Просто нужно,:— отвечаю я.
Блейз качает головой.
— Слишком рискованно. Если кто-то найдет его у тебя...
— Не найдут, — решительно заявляю я.
— Твоя служанка утром и вечером видит тебя со-вершенно голой, — резонно замечает друг. — Где ты собираешься его прятать?
— Не знаю, — признаю я шепотом.
На меня накатывает тошнота, и я опускаюсь на край кровати, прижимаю руку к животу. Матрас про-гибается: Блейз садится рядом.
— Что случилось? — снова спрашивает он, на этот раз его голос звучит еще мягче.
— Я уже сказала, — отвечаю я, через силу улыба-ясь. — Кайзерина не в своем уме. — Тут я заставляю себя перестать думать о кайзерине и сосредоточить-ся на хорошем. — Зато моя задумка сработала: принц так обо мне печется, что готов пойти против отца, правда, пока что исподволь. Я могу пойти дальше и надавить на него посильнее, знаю, что могу. Если мы сумеем повлиять на принца так, что он выступит против кайзера открыто, кейловаксианский двор рас-колется на два лагеря.
Пока я произношу эти слова, у меня в голове на-чинает складываться план. Очевидно, Блейз схваты-вает всё на лету, потому что его губы растягиваются в мрачной улыбке.
— Раскол, — медленно повторяет он, и я вижу, что он думает о том же, о чем и я. — Подобный раскол приведет к необратимым последствиям, если, скажем, принц... будет убит при загадочных обстоятельствах после того, как публично бросит вызов отцу.
— А хоть бы и не при загадочных, — добавляю я. — Может быть, найдутся такие улики, которые яв-ным образом укажут на личных охранников кайзера.
Воображение живо рисует всевозможные идеи: можно подбросить обрывок рубашки с вышитой на нем эмблемой кайзера — предположим, принц ото-рвал клочок одежды, пока боролся с убийцами; ко-жаный шнурок — такими кейловаксианские мужчи-ны стягивают волосы на затылке; живой камень, от-валившийся от ножен в пылу борьбы. Разумеется, для большей убедительности кто-то должен будет застать одного из охранников кайзера на месте преступления или рядом с ним. Клочок рубашки придется предва-рительно оторвать, кожаный шнурок — украсть, ка-мень выковырять из ножен. Цапля может становиться невидимым, он легко справится с этой задачей, и Ар-темизия тоже могла бы это сделать, ведь она умеет принимать чужие личины. Вот только ребята способ-ны контролировать свой дар не более десяти-двадца-ти минут, а этого времени для подобного дела мало-вато. Нам нужны живые камни.
— Каким образом двор может отреагировать на убийство наследника? — задумчиво бормочет Блейз.
Я выпячиваю губу, обдумывая этот вопрос.
— Кейловаксианцы ценят силу, но кайзер сделался ленивым с тех пор, как завоевал Астрею. Он больше не сражается, просто сидит во дворце, позволяя дру-гим сражаться вместо него, например, Сёрену. Кей-ловаксианский народ любит принца — в их глазах он воплощает в себе все черты идеального правителя.
Если они подумают, что кайзер его убил, по крайней мере половина аристократов взбунтуется. В кейловак-сианской истории такое уже случалось: слабого пра-вителя смещали, какой-то благородный род захваты-вал власть и основывал новую династию. Обычно всё начинается
