Дева-Смерть (СИ) - Ольга Ружникова
И где осенние деревья еще не успели лишиться последней листвы. Золотой и алой. Этот застывший мир умирает медленнее.
— Не жалей о Джеке. — Старые легенды лгут — древняя танцовщица вовсе не смеется. И сейчас даже не танцует. Просто яркая красавица без возраста. И не в алых шелках, а в черном вдовьем уборе. — Если бы не он, Лингард и сейчас гордился бы своей славой. А ты, возможно, правила бы им.
А по чьей вине своей славой не гордится драконий Тенмар? Михаилита?
— Возможно. Если бы родилась. Или правила бы моя мать. Она-то уж точно получила бы Силу. Ты говоришь: «Если бы не он». А если бы не ты?
— А я и не просила жалеть меня. Я достойна жалости не больше Джека. Просто еще жива. Это как-то делает его лучше, а меня — хуже?
— Это дает тебе шанс что-то исправить. А ему — нет.
— Вот именно — «что-то», — горько усмехается Дева-Смерть. — Я и исправляю. Ты задаешь те же вопросы, что и он, последняя Королева-Ворожея Лингарда. Но он знал больше ответов. Скажи, много ли ты слышала об Изольде?
Ничего — если бы не Ральф Тенмар.
— Достаточно, чтобы понять: она — прапрабабушка Анри.
— И твоя. Альварен течет в жилах вас обоих. Не пытайся казаться циничнее, чем есть. История Изольды не может не вызывать уважения и сочувствия.
— Знаю. Но ты хочешь, чтобы из уважения к ней я возненавидела Джека. Но я знала его, а не Изольду. И именно он меня спас. А возможно, еще и Анри Тенмара.
— Да. Тебя, Анри, твоего братца… в первый раз. Еще Элгэ Илладэн. Совершил то самое «что-то». Я и твой Джек исправляли то немногое, что еще можно. Таково наше служение. Его — вынужденное, мое — добровольное. Для него всё закончилось, для меня — еще продолжается.
— Элгэ Илладэн — тоже потомок Изольды?
— Ее сестры Корделии. Как, кстати, и ты — по другой линии.
— Я могу хоть что-нибудь для него сделать? Для Джека?
— Нет. Я и сама бы сделала… возможно. Если бы могла. По своим мотивам. Не то чтобы мы похожи, но мне с ним было легче. Джек не любил признавать свою вину, я своей не отрицала никогда. Но зато знала, кто он и кто я. А рядом с этим безвинно пострадавшим михаилитом-мучеником собственная вина меня вот-вот раздавит.
— Почему ты это сделала? Что именно случилось века назад? Трое братьев правили миром…
Горькая усмешка скользит по точеным чертам. Танцует:
— Трое братьев правили миром, и власть развратила самого старшего и сильного. Среднему хватило бы звонкого золота и красивых женщин, но старшему нравилось именно править. Сносить старые города и строить новые. Лепить высокие горы и рыть кипящие моря посреди цветущих долин. Или стравливать сильнейшие страны друг с другом, а самому вмешиваться… на чьей-нибудь стороне.
— Чем был легендарный Анталис? Большим островом или всем подзвездным миром?
— Островом. По-настоящему большим — не меньше Мэнда. Резиденцией братьев. Это не мешало всему подзвездному миру тоже быть в их власти.
— И ты убила…
— Сначала убили меня. От моего родного города не осталось и горстки седого пепла. Я успела броситься в бурное море, и пенные волны играли моим умирающим телом. Пока не швырнули на совсем другой берег. На Анталис. К тому времени я уже перестала молить Богиню.
— Богиню Любви?
— Нет, ее сестру — Белую Мать. Да, тогда ей служили только женщины. Я принимала Светлое Посвящение.
— ?
— Да, иногда так бывает. Меняется душа, а с нею и Сила. Мой город сгорел, небеса заслонили тучи горячего пепла, а море вскипело. И мой Свет стал Тьмой. И я забыла имя Богини. Потому что она не спасла меня. Как и моих близких. Я тогда не знала, что у нее — свой бой. И он был важнее одной моей семьи. И даже целого города. Иногда приходится выбирать. Даже Богиням. Даже настоящим — не как зарвавшиеся Братья. И не как я.
— И ты выжила…
Когда вряд ли уже хотела.
— Да, меня нашел и исцелил лучший в подзвездном мире целитель, равных которому не рождалось ни прежде, ни потом. Их бог и хранитель, можно сказать. Он мог спасти любого. Возродить из горсти пепла. Из чего угодно. Это же был Анталис. Я могла вернуть родных, даже целый город… если бы тогда подумала об этом. Если бы родилась умнее.
Дева-Смерть не просто не смеется. Кажется, в древних глазах навек застыли непролившиеся слезы.
Способна ли она плакать? Не в этом ли ее проклятие?
— Третий брат. И ты…
— И я. Но не сразу. Я не вдруг вспомнила, кто я. Я успела его полюбить.
Молчит древнее озеро, что помнит всех и всё. Забыло ли оно уже золотые глаза не до конца расплатившегося оборотня?
— Но почему…
Одинокий осенний лист сорвался с ближайшего дуба. Отчаянно кружит. Не хочет падать.
Тогда — держись.
Теплое, шершавое. Греет.
— Потому что Братья были сильны Единством. Разве ты забыла легенду? А до остальных мне было дотянуться сложнее, чем до луны и ледяных звезд. Прочие не доверяли мне и не ночевали на моем ложе. А я желала прекратить кипящие моря и тонущие долины. Чтобы больше ни один город не завалило горящим пеплом. Я должна была — со своей человеческой силой отнюдь не самой сильной Ворожеи. Даже среди моих сверстниц. Но все талантливые утонули в море и сгорели в пламени.
— Что было потом? После?
— Для меня или для мира? — темным огнем вспыхнули ее глаза. — Вскипели моря, рухнули древние горы… ничего нового. Подзвездный мир лишился пусть паршивых, но Хранителей. А я стала легендой. Темной Богиней. Воплощением Силы совсем иного рода. За всё нужно платить. Убить Целителя — абсолютное Зло. Своего спасителя — тем более. А если к этому добавить, что еще и возлюбленного…
Ирия протянула руку, ловя второй дубовый лист. Другой рукой. Их же две.
Всех не спасешь, но можно ведь сделать хоть «что-то». Согреть друг друга.
— Как ты смогла его убить? Сверхчеловека?
— Как и ты убьешь Эрика Кровавого. Ну почти так. Способ один. Другого еще не изобрели. А частица крови древних Братьев течет в Сезарингах. Их прямых потомков. Отсюды и все их щедрые дары… и проклятия. Извратившие дар Ичедари уже открыли пути для твоего Изменения. Назад свернуть сложно, зато можно в сторону. И прежде чем ты вернешься в
