Башня. Новый Ковчег 5 - Евгения Букреева
— Что ж, я рад, что вы поняли меня. Идите, Олег Станиславович. Я вас не задерживаю, у вас впереди много работы.
Мельников поднялся, машинально собрал со стола разложенные документы, отчёты, проекты, чувствуя, что руки немного подрагивают, убрал их в папку, сделал шаг в сторону выхода.
— Погодите, Олег Станиславович. Чуть не забыл. Ещё одно, — остановил его Ставицкий, и Олег обернулся.
— Слушаю, Сергей Анатольевич.
— Тут… — Ставицкий порылся в стопке бумаг, лежащих на его столе. — В общем, сегодня к семи часам надо будет подготовить кое-какое оборудование и медикаменты, вот список, — он протянул Олегу извлечённый из вороха бумаг документ. — И бригаду медиков: хирургов, анестезиологов, медсестёр, человек пять-семь, не больше, там всё указано. И не самых лучших, подберите из тех, кто работает на нижних ярусах.
— Для чего это? — Олег пробежал список глазами: мобильная операционная, антибиотики, обезболивающее.
— Для отправки на АЭС, — нехотя сообщил Ставицкий, поморщился и добавил. — Иногда надо проявлять гуманизм и великодушие. На станции есть раненые, среди них бывший глава энергетического сектора, Руфимов, опыт и знания которого в данной ситуации слишком важны, чтобы мы могли разбрасываться ценным материалом. Так что… отдайте распоряжение, проконтролируйте и не берите это в голову, у нас с вами есть дела намного важнее. Пусть к семи все будут готовы, в конце списка указано место сбора, там бригаду встретят и всё объяснят. А вы, будьте добры, займитесь нашим проектом, и, если вдруг мне покажется, что вы намеренно затягиваете сроки и тормозите, боюсь, мне придётся принять не очень популярные меры. Я понимаю, что вы хотите всё проверить, просчитать, но некоторые наши коллеги уже выражают определённую обеспокоенность. Так что, будьте добры, не дайте мне повод усомниться в вас.
Олег кивнул.
— Хорошо, Сергей Анатольевич, я всё сделаю.
Он ещё раз пробежал глазами список. И у него в голове вдруг всё прояснилось, он внезапно понял, как он должен поступить. Слава Богу, удача улыбнулась ему и подкинула шанс, пусть даже единственный, но он, Олег, выжмет из него всё, что можно.
— Я всё сделаю, — повторил он и быстро покинул кабинет Ставицкого.
Глава 7. Оленька Рябинина
— Оль, сходи, посмотри, открылась наша кафешка или нет.
Верин голос звучал, как обычно, чётко и требовательно — если Вера, когда и обращалась к Оленьке по-другому, не в приказном тоне, то крайне редко и неохотно.
Так было всегда, с того самого первого дня, как они познакомились. Кажется, это был какой-то праздник в доме Ледовских, куда были приглашены родители Оленьки. Мама тогда велела горничной Гале одеть пятилетнюю Олю в новое розовое платье и уложить волосы по-взрослому: поднять наверх, соорудив что-то вроде короны, утыканной блестящими шпильками. Оленька мужественно терпела, боясь пошелохнуться. Горничная Галя ей не нравилась, она была старая и сморщенная, и пока Галя, колдовала над прической, Олин взгляд то и дело упирался в морщинистую, коричневую шею, похожую на старую иссохшую корягу. К тому же от рук Гали пахло моющим средством и чем-то ещё, резким и неприятным, и Оленьке стоило большого труда не оттолкнуть от себя эти руки, больно стягивающие её волосы и втыкающие острые шпильки, царапающие кожу. В другое время она бы так и сделала, но рядом была мама, строго следившая и за горничной, и за дочерью, а при маме Оленька не смела, потому что знала, что надо, чтобы всё было безупречно. Она не понимала, что это значит, но ей нравилось, как звучит само слово, которое мама часто произносила, чеканя каждый слог: бе-зу-преч-но.
У Ледовских мама за руку подвела Оленьку к темноволосой девочке, худой и некрасивой. Платье у девочки было уже чем-то испачкано, на правой щеке красовалась свежая царапина, от которой Оля, как ни старалась, никак не могла отвести взгляд, и только волосы были аккуратно заплетены в две тугие толстые косы.
— Ты похожа на куклу, — бесцеремонно сказала девочка, быстро оглядев Оленьку с головы до ног. — А в куклы я не играю.
Оленька не успела ничего ответить, так растерялась, что забыла даже заплакать, но девочка тут же добавила:
— Но с тобой так и быть — буду играть.
И они стали играть, а на прощанье Вера, так звали девочку, сказала, протянув Оленьке липкую, измазанную вареньем ладонь:
— Теперь мы с тобой подружки.
Так началась их дружба, которая со стороны, наверно, выглядела странной, хотя Оля никогда особо не задумывалась ни на над тем, в чём была эта странность, ни что такое дружба вообще. Оленьке Рябининой было удобно. Да, Вера командовала ею, управляла и приказывала, иногда могла обозвать, но в целом Олю всё устраивало. Дома ею руководила мама, в школе Вера, а она послушным корабликом плыла по реке жизни, на которой не было ни камней, ни опасных порогов.
То есть, в целом, всё у Оли Рябининой было хорошо, вернее, было бы хорошо, если б не Ника Савельева, которая прилагалась в нагрузку к Вере Ледовской и, соответственно, вместе с Верой ко всей Олиной жизни.
— Ну ты чего, не слышала что ли? Сходи, посмотри, открылось уже кафе.
От повторного Вериного окрика Оленька вздрогнула, почувствовала, как на лицо наползает растерянность, но она быстро справилась с собой и выдавила улыбку.
— Да, сейчас, девочки.
После занятий Вера притащила её на детскую площадку, одну из тех, которые были сооружены на входе в парковую зону общественного этажа. По выходным здесь было полно детей, но сегодня площадка пустовала, только на верёвочных качелях сидела Ника Савельева, слегка покачиваясь и задумчиво ковыряя ногой потёртый и задравшийся в нескольких местах старый ковролин. Зачем Вера позвала Олю с собой, было непонятно, вряд ли и сама Вера могла бы ответить на этот вопрос, потому что сейчас Оля Рябинина им явно мешала — это было заметно по недовольному взгляду Савельевой, который та и не думала скрывать, — и Вера поспешила избавиться от Оленьки под первым попавшимся, совершенно дурацким предлогом. Впрочем, как и всегда: Вера Ледовская никогда особо не задумывалась ни над предлогами, ни над тем, насколько некрасиво или обидно это выглядит. Для неё, Оленьки, обидно.
