Аспект белее смерти (СИ) - Корнев Павел Николаевич
Негромко стукнуло, выпивоха рухнул на землю, да так и замер неподвижно, добавлять не пришлось.
— Живо на шухер! — шикнул я на потиравшую зад Мелкую, а сам опустился на корточки и принялся обшаривать матросика.
Только откинул полу жилета и сразу углядел привязанный к ремню кошель. Изучил замысловатый морской узел, распустил его и сказал:
— Цыпа, хватай монету!
У мальчишки округлились глаза.
— Но ты же…
— Ты — не я! Он тебе глаз подбил, рубаху порвал? Вот и бери!
Среди серебряных монет в распущенном кошеле желтела золотая пятёрка, и Цыпа конечно же нацелился именно на неё, пришлось его одёрнуть:
— Полтинник хватай, бестолочь!
Рядом тут же очутилась Мелкая.
— А меня он за задницу ущипнул! Точно синяк останется! Показать?
Я на глаз оценил содержимое кошеля и скомандовал:
— Бери четвертак и пятиалтынный.
После затянул морской узел, выпрямился и отвесил подзатыльник Цыпе, который не нашёл ничего лучше, чем сунуть крупную серебряную монету себе за щеку.
— Выплюнь, дурень! Мелкая, давай сюда!
Прятать монеты в одежде я не стал, просто вдавил их пальцем в грязь и сказал:
— Место запоминайте! Рядом с подгнившей доской!
После толчком направил девчонку на выход из переулка, следом потянул Цыпу. Тот упёрся.
— Дай доской вдалю! Ногу сломаю, пусть хломает!
— Забудь! — рыкнул я и перебросил штакетину через забор. — Уходим!
Не уследил за Мелкой, и та пнула матросика между ног, а оттащил её — и упустил Цыпу. Послышалось журчание, я выругался и возвращаться за мальчишкой не стал, вышел из переулка на улицу. И без того уже замешкались — к нам спешил живчик.
— Ну? — хмуро глянул он на меня.
— Порядок, — отозвался я.
— У крыльца подождите.
Мы двинулись к парадному входу в «Хромую кобылу», и тотчас нас нагнал звонкий шлепок, а миг спустя из переулка вылетел Цыпа. Пусть мальцу и отвесили леща, улыбка у него была до ушей. Побежал к нам, на ходу затягивая завязки штанов.
— Долго вы, — пробурчал вышибала. — Вырубить не могли?
Я покачал головой.
— Нет, разок только приложил. Больше этих оттаскивал.
Громила понимающе ухмыльнулся и глянул на показавшегося из переулка товарища.
— Ну?
Тот подошёл и вручил ему вроде как сухой кошель, после чего вдруг ухватил Цыпу за нижнюю челюсть и заставил разжать зубы. Мелкая сразу сообразила, к чему всё идёт, и сама разинула рот, ещё и язык наружу высунула.
Живчик забрал у громилы кошель, оценил его содержимое и разрешил:
— Проваливайте!
Но не тут-то было.
— Алтын с деньгой гоните! — бесстрашно пропищал Цыпа.
Вышибалы рассмеялись, живчик от щедрот своих вручил мальцу пятак, ну мы и пошли. На соседней улице повстречались с парнями, и Лука спросил:
— Поквитались?
— Ага, порядок, — отозвался я, но на меня немедленно нажаловались.
— Селый в кошеле золотую пятёлку оставить велел! — заявил Цыпа. — И монеты в глязь засунул, поди найди!
Мелкая тоже отмалчиваться не стала:
— Лука, мы его даже не побили! Только я между ног пнула!
— Молодец! — потрепал тот её по голове и спросил: — Сколько взять получилось?
— Без пятиалтынного целковый.
Гнёта и Сивого такой ответ нисколько не порадовал.
— А чего пятёрку оставил? — нахмурились они.
Я только вздохнул.
— Думаете, в «Хромой кобыле» вроде вас дурни работают? Матросик там содержимое кошеля точно засветил, а поймают на крысятничестве, мало не покажется.
Сивый надулся и спросил:
— Не покалечили-то этого урода почему?
За меня ответил Лука:
— Матросики спускают деньги и вербуются на новый рейс, в городе не задерживаются, а калеку никто не наймёт. Вот озлобился бы он от безденежья и начал искать тех, кто его обчистил. А ну как сыскал бы?
На этот довод ни у кого возражений не нашлось. Потопали домой.
И снова на самом краю болота меня будто чей-то недобрый взгляд уколол.
Вот что к чему, а?
Глава 16
4−3
Вечером засиделись допоздна. Рыжуля невесть откуда достала бумажный свёрток с имбирным печеньем — засохшим до каменной твёрдости, но всё равно чертовски вкусным, получилось что-то вроде праздника. Но встал разбитым, с гудящей головой и нисколько не отдохнувшим вовсе не из-за этого. Просто едва ли не всю ночь провалялся в гамаке, пялясь в тёмный потолок и думая о том, что принесёт мне осень.
Стать старшим в Гнилом доме — это здорово, но справлюсь ли без Луки? Тот не просто мог дать в рыло, он ещё и умел договариваться. У него — репутация. А я — второй номер, вечно на подхвате. Ещё и не вор. Меня точно продавить попробуют. Сам Бажен и попробует. Придётся прыгнуть выше головы. Будет непросто.
И вот ещё вопрос — перебираться ли в комнатушку Луки или остаться в своей? Я тут давно обжился, но там есть окно. Может, предложить переселиться туда Рыжуле?
Так или иначе, но мысли неизменно возвращались к девчонке, а потом я ненадолго забывался беспокойной полудрёмой, вновь просыпался и опять начинал пялиться в потолок.
Нервы — ни к чёрту.
Встал рано, куда раньше необходимого, просто совсем уж маетно сделалось на душе. Оделся, напился, умылся, отодвинул запорный брус и растолкал Хрипа.
— Запри за мной, — тихонько шепнул ему и спустился с ботинками в руках на первый этаж.
Выглянул на улицу, постоял, прислушиваясь и принюхиваясь. Щебетали птахи, и брехали где-то вдалеке собаки, тянуло откуда-то дымком, но и только. Никакого намёка на мерзкую стылость. Утро как утро.
Увы, вскоре вся эта благость отправилась прямиком псу под хвост. Стоило лишь мне выбраться с болота, миновать подтопленную улочку и вывернуть к сараям, как сразу углядел непонятную суету. Негромко переговаривались замершие поодаль местные мужики, выискивали что-то в траве сурового вида дядьки в невзрачных зеленовато-серых куртках, просторных штанах и высоких кожаных сапогах — все, как один, с ног до головы обвешанные оружием, здесь же натягивали поводки здоровенные волкодавы. У накрытого дерюгой тела — точно ведь тела! — о чём-то толковали настоятель нашей церквушки, незнакомый мне священник и непонятный тип, на шее которого серебрилась цепь то ли с бляхой, то ли с крупным медальоном.
Разумеется, тёрлись поблизости и пацаны. Я приметил знакомцев с соседней улочки, к ним и подошёл. Ничего даже спрашивать не пришлось, на меня всё так прямо сразу и вывалили.
— Зырь, Серый, старуху из углового дома демон порвал!
— Она корову доить пошла, а он ей башку открутил!
— Да не бреши! Не оторвал он ничего, просто удавил. Тятька сам ожоги от ладоней на шее видел!
— Вот ты врать горазд! Когда твой батька пришёл, её уже дерюгой накрыли!
— Да это он из церкви вернулся! За попом кто бегал, а?
— Ой, сейчас собак спустят!
— Не спустят, так поведут. А то их без стрельцов демон порвёт!
Я едва успел вставить вопрос:
— Это кто вообще?
— Дьяк с Холма ватагу охотников за головами привёл. Им без разницы на кого охотиться: на душегубов или демонов! Серьёзные дядьки!
И вот с этим было не поспорить: у каждого ватажника помимо короткой сабли или топора имелся карабин и револьвер, а один и вовсе оказался тайнознатцем. Он заранее начал выписывать замысловатые петли волшебным жезлом, и на меня повеяло отголосками непонятного жара. Пацаны рты от изумления пооткрывали.
— На болото не лезьте! — повысив голос, объявил дьяк. — Старуху одержимый загубил, там ему делать нечего. Проверяйте чердаки, подвалы, сараи и вообще все укромные закутки, где можно от солнечного света на день схорониться. Ну да не мне вас учить!
— Тю-у-у! — протянул кто-то из босяков. — Не демон, а одержимый!
— Видать, приблудный дух в кого-то вселился, — предположил другой.
— Айда за ними! — позвал всех третий.
Я бы и сам с превеликим интересом понаблюдал, как охотники за головами затравят одержимого, но и волкодавы поглядывали на меня как-то очень уж недобро, и в церковь Серых святых пора было топать. Там я всё утро следил за свечами, а ещё пытался, пытался и пытался втянуть в себя тепло, коим представлялась мне энергия неба. Втянуть, прогнать по себе, вытолкнуть обратно. И — смог, пусть и только под самый конец заутрени. Сперва ощутил прилив бодрости, даже перестала болеть голова, а потом перед глазами замелькали серые точки, и начали подгибаться колени. Такое впечатление — в одного баржу с углём разгрузил. Аж пропотел весь, и от свечного дыма замутило.
