Вадим Проскурин - То что не должно происходить

– У меня к вам есть личная просьба. Верните Бориса. Поверьте, к вам сразу станут относиться гораздо лучше. Ведь это обвинение на самом деле не снято. Оно заморожено, но оно никогда не будет окончательно снято. Я ничего не понял.

– Какого Бориса?

– Царькова.

– Откуда вернуть?

– Оттуда, куда вы его телепортировали.

– Я не телепортировал его, я убил его. Глаза моей собеседницы расширились.

– Но…

– Я не хотел его убивать. Но он не оставил мне выбора. Вы видели запись?

– Да. И на этой записи прекрасно видно, что в обоих случаях визуальные эффекты совершенно одинаковы.

– В каких обоих случаях?

– Когда исчез Борис, и когда исчезли вы.

– Вы считаете, что это была телепортация?

– Ну да. А вы изначально давали приказ на убийство?

– Я мысленно описал это словом «ликвидация».

– Телепортация в никуда – чем не ликвидация?

– Может быть. И вы думаете, что его можно телепортировать обратно?

– Можно хотя бы попробовать. Я помолчал.

– Я не хочу пробовать.

– Почему? Я знаю, что он обошелся с вами не самым лучшим образом, но он не такой плохой человек, как вам кажется. Он вел себя отвратительно, но такая у нас работа – иногда приходится изображать мерзавца. Понимаете, Борис думал, что вы агент «Аль-Адха».

– Что это такое – «Аль-Адха»?

– Исламская террористическая организация. У них есть свои научные лаборатории, они достигли серьезных успехов в психологии и кибернетике. Многие считают, что когда они начнут действовать, это будет четвертая мировая война.

– Хорошо, он считал, что я террорист. Значит, террористов можно избивать, над террористами можно издеваться?

– К террористам применимы чрезвычайные меры. Поправка к УПК РФ от 2005 года.

– Разве там упомянуты пытки?

– Игорь, не надо утрировать!

– Я не утрирую! Кстати, как вас зовут?

– Ольга. Кстати, может, перейдем на ты?

– Перейдем. Так вот, Ольга, послушай меня внимательно. Я твердо убежден, что избивать беззащитного человека – плохо. Неважно, что он террорист, да будь он хоть Джек-потрошитель, это все равно плохо. Так делать нельзя. Нельзя уподобляться тем, от кого хочешь избавить мир. Цель не всегда оправдывает средства. Я мог бы оправдать его, если бы он бил меня в расстроенных чувствах, но ты же сама говоришь, он просто изображал мерзавца, потому что этот путь казался ему самым простым. Есть вещи, которые нельзя делать, потому что их нельзя делать никогда. И человек, который их делает, просто не имеет права на жизнь. Ольга вздохнула.

– Не все так просто, Игорь. Борис действительно потерял контроль над собой. У него личные счеты с «Аль-Адха», боевики «Аль-Адха» убили жену его друга. Это была сложная многоходовая комбинация, общий результат был признан положительным, но женщина погибла. Ни в чем не повинная женщина, которая просто оказалась не в том месте не в то время. Борис давно ее знал, они дружили семьями, он не одобрял ее решение участвовать в оперативной игре, но это было действительно необходимо. Ее убили, убили очень жестоко. Ее муж прошел психокоррекцию, он больше не может работать в ФСБ, и он постепенно спивается. У Бориса тоже был нервный срыв, но он оправился. Выходит, не совсем. Это спорный вопрос, все ли средства хороши, когда приходится близко общаться с террористами, и лично я уюеждена, что терроризм – это такое всеобъемлющее зло, что ограничивать себя в средствах нельзя. Или ты, или они. Только во втором случае результат будет не в твою пользу. Я пробормотал себе под нос:

– Кто погубит душу в мое имя, тот спасет, а кто спасет, тот погубит. Ольга обрадовалась.

– Именно! Наша работа не дает сохранить душу в чистоте. У любого человека на дне души живут демоны, но у оперативников… хочешь, я расскажу, как я соблазнила тринадцатилетнюю девочку, а потом посадила ее на иглу?

– Ты лесбиянка?

– У меня традиционная ориентация. Просто не всегда можно сохранить душу в чистоте.

Мы приехали. Машина стояла напротив церкви, но я оставался внутри. Мне казалось, что, если я выйду, я предам что-то важное, а если останусь, то предам что-то столь же важное. Попробуем найти компромисс.

– Значит, ты хочешь сотрудничества? – спросил я Ольгу, и мой голос прозвучал непривычно жестко.

– Конечно.

– Мне нужны все материалы об изменениях в психике людей, побывавших на Марсе. Как насчет такого сотрудничества? Ольга выглядела сбитой с толку.

– Но, Игорь, это материалы НАСА, а это же международная организация. Получить их не так просто… Но ведь ты умеешь творить чудеса, направленные на познание, тебе проще получить их самостоятельно, официальная процедура займет несколько недель.

– Тогда пусть это будет неофициальная процедура.

– Я не могу ничего гарантировать…

– Я тоже. Считай, что это жест доброй воли с твоей стороны. Ты говоришь, что вы готовы к сотрудничеству, но сотрудничество всегда обоюдно, иначе это уже не сотрудничество. Это рабство. А в рабство я не продамся. Когда я получу эти материалы, мы будем разговаривать. Ольга прикусила губу.

– Я попробую. Но сначала ты должен вернуть Бориса. Считай, что это жест доброй воли с твоей стороны.

– Хорошо.

Мы пожали друг другу руки, я сказал «рэкс-пэкс-пэкс» и в следующую секунду на заднем сиденье материализовался господин Царьков собственной персоной. А еще через секунду мир почернел и схлопнулся. Глава десятая, в которой я перехожу на второй уровень

Темнота, чернота, пустота. Я не чувствую своего тела, будто в центре вечности кто-то выключил свет. В центре моей души распухает что-то большое, темное и бесформенное. Я слышу разноголосые голоса, и я слышу, как в них нарастает паника. Они говорят, кричат и умоляют, они требуют перехода на второй уровень, чтобы это ни означало. Это длится целую вечность, и, наконец, новый голос, уверенный и торжественный, величественно произносит:

– Второй уровень инициации.

И чернота сворачивается, сминается, коллапсирует. Мир голубеет, и я вижу, что лежу на спине и смотрю в безоблачное небо. Справа от меня на небосвод наползает туча. Я встаю, и движение отзывается оглушительной опустошающей болью в черепе. Мир наливается кровью, и я понимаю, что кровь заливает мои глаза. Я приказываю себе восстановиться, и убийственный укол боли-оглушения-паралича валит меня с ног. Я прихожу в сознание через доли секунды, я еще не успел упасть, я выставляю руки и каким-то чудом удерживаюсь на корточках. Наверное, со стороны я похож на бойца у-шу в одной из оборонительных стоек. Этакая школа лягушки. Я снова встаю и на этот раз со мной все в порядке.

У обочины припаркован «Кинг-конг», возможно, тот самый, в котором я катался по Москве вчера утром. Я вижу, как незнакомые мне мужики грузят в джип Царькова, а его лицо растерянно… скорее даже, потеряно. Ольга стоит рядом со мной, ее поза неуловимо напоминает боевую стойку, руки сжаты в кулаки, грудь яростно вздымается. Кругом какие-то незнакомые люди, они пытаются помочь мне, поддержать меня, чтобы я не упал еще раз.