Александр Зорич - Люби и властвуй

– Посмотрите на нашего доблестного рах-саванна! Он так залюбовался вашими питомцами, Самеллан, что совершенно не замечает ничего вокруг!

Голос был весел и бесшабашен, как бывает у многих воинов перед жестоким сражением. Голос принадлежал Дотанагеле и доносился откуда-то сверху.

На боевой башне «Зерцала Огня», традиционно вознесенной над палубой на семь локтей, собрались почти все вчерашние собеседники. Дотанагела, Знахарь, Иланаф, Самеллан, а также палубный исчисли-тель, чье имя все время ускользало даже от профессиональной памяти Эгина. Не хватало только Авор и Вербелины.

Эгин поднялся к ним ― под защиту железного ограждения смотровой площадки. Помимо рулевого колеса (весьма редкого даже среди просвещенных народов, которые в большинстве все еще пользовались огромными и неудобными рулевыми веслами) и алу-стральского Перста Севера там находилась необычная дальноглядная труба на поворотном станке с кругом. Круг, к полной неожиданности Эгина, был размечен изображениями фигур для игры в лам. И еще на смотровой площадке был установлен весьма изящный полированный столик, тоже размеченный фигурами лама, кое-где обуглившийся и во многих местах совершенно беспорядочно исколотый, надо полагать, весьма острой иглой.

– Доброе утро, ― довольно глупо брякнул Эгин.

– Доброе, очень доброе, рах-саванн! ― согласился Самеллан, улыбаясь во все свои тридцать два белых зуба.

«Чего он так радуется?» ― подумал Эгин, невпопад отвечая на приветствия остальных.

– Представляешь, Эгин, ― не менее оживленно, чем Самеллан, заговорил Иланаф. ― Эти уроды не послушались предупреждения уважаемого пар-арценца. Они все-таки погнались за нами и догнали нас!

– А где они, эти уроды? ― спросил Эгин, демонстративно вертя головой. Насколько он мог заметить еще когда шел по палубе, горизонт был совершенно чист. ― И какое предупреждение?

– Уходя из Пиннарина, мы выстрелили в борта «Вергрина» и «Сумеречного Призрака» стрелами с краткими посланиями, в которых уважаемый пар-ар-ценц предлагал капитанам этих кораблей отказаться от преследования «Зерцала Огня».

– А уроды, ― вмешался сам пар-арценц, ― пока еще в двадцати лигах от нас, и видеть обычным зрением их никто не может. Но я их разглядел еще до рассвета и понял, что им следует догнать нас.

– Еще бы! ― вскричал Самеллан. ― Этого Норгва-на, эту змеиную кровь, вот уже лет двадцать как пора утопить в нечистотах. И вот ― отличный повод!

«Следует догнать нас» ― это интересно сказано, ― подумал Эгин. ― Есть какой-то аютский анекдот из разряда запрещенных, про петуха и курицу…"

– То есть вы хотите сказать, что «Зерцало Огня» могло бы уйти от погони? ― спросил Эгин, против своей воли прищурившись типичным норовским прищуром. Сейчас его устами говорил прежний эрм-са-ванн Опоры Вещей, преданный князю и истине, беспощадный, трезвомыслящий.

– Да, рах-саванн, ― жестко ответил Дотанагела. ― Потому что «Зерцало Огня» ― самый быстрый корабль из всех, которые когда-либо бороздили море Фахо. Но сейчас «Зерцало» ― еще и самый могучий корабль из всех, которые знала история. Поэтому мы примем бой без страха. Вы, рах-саванн, наверное, очень плохо представляете себе, какие ублюдки гонятся за нами. Наверняка ― десятки офицеров из Опоры Единства, очень похожие на того, который зарубил Гастрога. Наверняка или почти наверняка ― три-четыре аррума из Опоры Писаний, мои заместители. Если их, конечно, по каким-то причинам гнорр не решил попридержать в столице. И, как уже заметил уважаемый Самеллан, «Сумеречный Призрак» наверняка находится под началом Норгвана. Ради одной только его жизни стоит отпустить «Призрак» туда, где место призракам.

– Так… ― протянул Эгин.

Он понял. Заговорщики решили не просто бежать под крыло к харренскому сотинальму. Они еще решили на прощание очень крепко досадить Своду Равновесия. Последствия этого шага были чересчур легко предсказуемы. Жестокость. Непримиримая взаимная озлобленность. Сиятельный князь и гнорр не остановятся ни перед чем, чтобы найти и убить всех, кто сейчас находится на борту «Зерцала Огня». И если ради этого потребуется влезть хоть в тардерскую башню Оно, ― влезут. А за харренским сотинальмом тоже дело не станет. И, как уже было сто с лишним лет назад, на рейде Пиннарина появятся огромные флотилии северных галер. А у Степных ворот ― грюты, изголодавшиеся в сохнущих от десятилетия к десятилетию степях Асхар-Бергенны и готовые на все… «По рожденью я грют…»

– Вы понимаете, что это война? ― спросил Эгин лишь ради того, чтобы не молчать.

– Да, рах-саванн. Это война, ― удовлетворенно кивнул головой Самеллан, и в его глазах блеснули шалые искорки безумия.

Как и предсказывал Дотанагела, они появились через полчаса, и теперь даже невооруженным взглядом можно было видеть два парусника, приближавшихся с юго-запада. Они спешили. За спинами офицеров «Голубого Лосося» стояли, посмеиваясь, бледнолицые люди Опоры Единства. Их короткие клинки, предназначенные исключительно для ударов в спину, были обнажены, намекая на незавидную долю ослушников.

Офицеры Опоры Единства имели вполне определенные предписания. Они собирались выполнять их в любой ситуации ― даже если небо над ними истечет огненным ливнем, а волны за бортом обратятся стаями бесплотных лебедей. И только Норгван, капитан «Сумеречного Призрака», был предоставлен сам себе. Ар-румы Опоры Единства не нуждаются в особом надзоре.

На кораблях преследователей не было «молний Аюта». Просто весьма совершенные стрелометы, два «огневержца», превосходные солдаты и, вопреки опасениям Дотанагелы, ни одного аррума Опоры Писаний. Князь отдал приказ на преследование чересчур поспешно ― на корабли успели загнать лишь несколько офицеров Опоры Единства сверх штатных. Так, для порядка.

«Вергрин» и «Сумеречный Призрак» были обречены, и во всем Пиннарине было только три человека, которые понимали это. Гнорр Лагха Коалара, аррум Опоры Вещей Норо оке Шин и владетельный Хорт оке Тамай. Из этих троих судьба «Вергрина» и «Сумеречного Призрака» была небезразлична только гнорру. Но приказ Сиятельного князя был законом даже для него, и повернуть корабли назад было не в его силах.

На боевой башенке «Зерцала Огня» царило напряженное молчание. Говорить было не о чем. Все и без того ясно. Эгин мысленно проклинал тот день, когда Норо подсунул ему дело Арда. Не было бы его ― не было бы бескрайней морской стихии, пронзительно-синего жаркого неба над головой, четырех «молний Аюта», полностью снаряженных и готовых к бою, и, главное ― не было бы этого щемящего ощущения, которое всегда возникает перед лицом неизбежного и непоправимого.