Вера Семенова - Имеющие Право

Перед ней были строки из стихов Вэла. Которые она знала наизусть и могла повторить с любого места, даже будучи разбуженной глубокой ночью.

Но подпись под ними гласила: "Андре Райзенберг, Копенгаген, 2761 г."

Стараясь не задыхаться и потому произнося слова особенно медленно и членораздельно, Эстер опустила каталог, придерживая страницу рукой:

— Ваш Конгресс, в самом деле, является поразительным источником новых познаний. Вот, например, я была уверена, что у этих стихов совсем другой автор.

— К-к-каких? — Корви проследил за ее пальцем, ведущим по странице. — А, очень способный молодой человек. Из Дании, к-к-кажется. Кстати, сейчас как раз н-н-начинающие поэты будут читать свои стихи в С-с-стеклянной мансарде, он тоже там будет.

— А что у вас полагается за плагиат? Я бы на вашем месте организовала распродажу тухлых овощей, для желающих запустить ими в тех, кто пользуется… — Эстер проглотила комок в горле, — кто прекрасно знает, что автора уже нет в живых.

— В-в-вы уверены? — Корви озабоченно подвигал бровями. — Вы всерьез х-х-хотите сказать, что этот т-т-текст украден? И д-д-доказать сможете?

— Для начала я хочу посмотреть в лицо этому новоявленному копенгагенскому таланту, — Эстер решительно поднялась. — И льщу себя надеждой, что вы как секретарь Конгресса ко мне присоединитесь.

— К-к-конечно, госпожа Ливингстон, — Корви слегка замялся, но для человека с таким заиканием заторможенность в речи казался естественной. — Я в-в-вас догоню. П-п-поднимайтесь по главной лестнице. П-п-потом направо и по с-с-ступенькам в мансарду.

Он внимательно посмотрел Эстер в спину. Та немного сутулилась по старой привычке, но шла быстро, сердите стуча каблуками, охваченная праведным гневом и желанием его поскорее выплеснуть.

Эммануэль Корви, напротив, сильно торопиться не стал, но его движения были не менее собранными и уверенными. Вернувшись к стойке регистрации он развернул к себе один из стоящих на ней экранов и потыкал в него пальцем, открывая страницы с последними новостями.

"Величайшая скорбь, охватившая мир после страшной трагедии во Флориде… паника на бирже до сих пор не улеглась… шестидесятидневный траур, истекший на прошлой неделе, формально окончен, но неизгладимая печаль, поселившаяся в наших сердцах навсегда… всестороннее расследование продолжается… среди погибших постояльцев "Платинум Бич" значится также некая Эстер Гордон, по описанию похожая на Эстер Ливингстон, получившую Право Бессмертия шесть лет назад. Несчастная молодая девушка, одаренный дизайнер, ставшая, невзирая на свою молодость, весьма популярной в высоких кругах… так и не успела реализовать свое Право, но вряд ли оно смогло бы ей помочь в эпицентре взрыва подобной мощности…"

Корви решительно свернул все страницы и набрал номер на хэнди-передатчике, отчего-то сморщившись, как при выполнении неизбежного, но крайне неприятного действия.

— Мне н-нужно поговорить с пятым отделом Департамента Охраны, — сказал он вполголоса, заикаясь гораздо меньше. — Дело исключительно с-срочное.

Стеклянная мансарда была так названа совершенно оправданно — большой зал под самой крышей, треугольной формы, где одну сторону треугольника образовывала сплошь застекленная стена с видом на лагуну. В любое другое время Эстер бы подошла к огромному окну и забыла обо всем, глядя на зеленое пространство неповторимого цвета, наполненное белыми катерами и парусами яхт. Но сейчас она была слишком сосредоточена на своей миссии. Солнце, клонившееся к воде слева, лилось через стекло косым потоком и заставляло щуриться. Никакой мебели в зале не наблюдалось — все сидели на полу в разных позах, скрестив или поджав ноги, а кое-кто вообще полулежа, опираясь на локоть, и внимательно слушали человека, стоящего спиной к окну.

Эстер остановилась у дверей, оглядевшись, но сразу привыкнуть к контрасту чистого солнечного света после приглушенных ламп вестибюля было трудно, и потому она присела на пол, как все, обхватив руками колени. Народу было много — человек сто, разбросанных по полу, как яхты по воде залива за окном. Стоящий у окна что-то монотонно бормотал, но публика выглядела весьма увлеченной, по крайней мере, молодой человек с длинной косой и коротко стриженая девушка в нескольких шагах от Эстер нимало не дремали, а шевелили губами, время от времени пихая друг друга в плечо.

Человек закончил бормотать совершенно внезапно, и публика одобрительно загудела — похоже, в этом странном сообществе так изображали аплодисменты. Ему на смену поднялся следующий, также повернувшись спиной к окну, поэтому его лицо рассмотреть было трудно. Но Эстер вздрогнула, невольно приподнимаясь — эта походка с манерой сильно опираться на правую ногу… эта посадка головы… эта привычка свободно держать руки, в отличие от большинства людей, у которых локти словно пришиты к телу…

— Я, конечно, постараюсь вам что-то прочесть, — сказал человек у окна голосом Вэла Гарайского. — Но заранее прошу прощения, если это будет сильно отличаться от всего услышанного раньше.

Но узнать мнение публики по поводу своих произведений в этот день он так и не смог, поскольку его перебила резкий вопль похожий на гудок парохода. Девушка с растрепанными рыжими волосами, сидевшая на полу у самой двери, вскочила.

— Может быть, не стоит даже начинать, господин Райзенберг? Вы и так всех вокруг затмеваете величием своей личности. Прежде я не встречала людей, способных воскресать из мертвых с такой великолепной наглостью.

Вэл растерянно оглянулся. Публика смотрела на них во все глаза, не очень понимая, что происходит, но явно ожидая развития событий.

— Обвинять человека лишь в том, что вернулся он к жизни? — провозгласил Вэл наконец, скрестив руки на груди, словно стараясь отгородиться от Эстер, пылавшей яростью до такой степени, что волосы стали напоминать раскаленную проволоку. — И мне кажется, что не меня одного называть здесь можно воскресшим.

— Почему же тогда не заметны на вашем лице облегчения слезы? — Эстер уперла руки в бока — она сейчас находилась в таком состоянии шока и гнева, что могла подхватить любой диалог, даже самый безумный. — Видно, гибель моя вас не сильно тогда удручила.

На лице Вэла отражалось такое сочетание чувств, что отделить их одно от другого было невозможно, как в радужном спектре. Но уголок его губ слегка дрогнул, и печальное восхищение на миг перекрыло все.

— То, что ты не погибла, я знаю давно, потому что старался… убедиться, что ты невредима, своими глазами, пускай для тебя незаметно, — он тряхнул головой, словно принимая окончательное решение. Теперь с выбранного пути поведения его было не свернуть. Он еще раз обвел глазами зал — многие сидели с приоткрытыми ртами. — У тебя в то же время, похоже, сыскались другие занятья — интересней того, чтоб узнать, что со мной приключилось.