Владимир Мясоедов - И имя мне – легион

С легким взбульком нападавший застыл, от него устремился слабенький поток сил, а мне, наконец, удалось вывернуться из его рук и развернуться. Ого! Души, которые раньше были заточены в клетки, освободились. Не все сто сорок две, а всего-то штук тридцать. Но они были настроены решительно. И явно враждебно. По отношению ко мне, да и к друг другу тоже, тот бедолага, что напал на меня, был правилом, а не исключением. Толпа полупрозрачных силуэтов сгрудилась в опустевшем в резервуаре, подбирая последние капли энергии оставшиеся там и изредка вступая в короткие стычки между собой. Вот один из моих коллег по несчастью перестал изображать из себя крысу, роющуюся в помойке, вскрикнул и поспешил выбраться из кучи-малы. Но его повалило сразу трое и стали рвать, отбирая энергию. А на этих троих, после того, как они смогли выцарапать из жертвы кроваво-красные лоскутки добычи, набросились их соседи. Те, кому не хватало энергии для того чтобы пробудить разум, добывали свою долю из окружающих, вырывая из них столь желанную пищу. Все это напоминало плохонький зомби шутер, вот только соотношение сил было более-менее честным. Охотник менял местами с добычей каждые несколько секунд, но все имеет конец и копошение в опустевшем резервуаре не стало исключением. На два десятка тупых кукол, передвигающихся неровными дерганными рывками и нападающих на все в пределах досягаемости, пришлось штук десять душ, которым хватило соображения и удачи для того чтобы не вступая в драку отойти в сторонку и постараться не шуметь.

У силуэтов, которым не хватило энергии на пробуждение рассудка, было одно большое отличие от оживших мертвецов из земного кинематографа. Они друг на друга нападали. Клубок из ожесточенно рычащих рук ног и оскалов мало помалу затихал… и вдруг разлетелся в разные стороны и больше участники этой катавасии на выживание не поднялись, впав в стазис.

— От блин горелый! — эмоционально высказался победитель, на чьем круглом как упомянутое блюдо лице даже в таком состоянии можно было углядеть обильную россыпь веснушек. — Это чего такое было?

— Не знаю, — осторожно ответила ему ближайшая душа, принадлежащая, судя по виду молодой девушке, а то и девочке, чей возраст было сложно определить из-за замены привычной глазу косметики на общую полупрозрачность. — А ты кто? И мы где?

— Сардас, ты свое тело контролируешь? — тихонько спросил я, вспомнив о стреле, которая засела в груди носителя амулета.

Нет ответа, фигура в кресле все так же неподвижна.

— Шевелиться можешь? Не здесь, внутри амулета, вижу, что эти жгуты перламутровые тебя тут надежно фиксируют, а там, на палубе? — не сдавался я.

Полуэльф даже глазом не моргнул. Что ж, попробую взглянуть одним глазком на реальность, может, если убрать источник всех бед, то есть магическую стрелу, из груди, то парню полегчает? Да и подлечиться надо, пока тело кровью не истекло.

Я дотронулся до души полуэльфа и попытался снова ощутить реальность. Получилось, но с таким скрипом, что я едва материться не начал. Если раньше одержимость была похоже на нахождение сразу в двух местах одновременно, то теперь одно из этих мест оказалось почти не пригодно для существования. Было ни жарко, ни холодно, ни как-то иначе, то, что я испытывал, не могло быть сведено к привычным ощущениям. Просто тяжко. Дальше все было еще хуже. Тело, которое раньше было таким послушным, теперь почти не слушалось, отзываясь на команды с некоторым запозданием и явно испытывая трудности с ориентацией в пространстве. Веки поднимались с со скоростью ползущей улитки, причем улитки ядовитой, глаза нещадно жгло. Впрочем жгло не только их, о и грудь шею, рот… Голубое небо без единого облачко плясало так, словно за бортом разыгрался десятибалльный шторм, то почти падая на голову то уходя на привычное место, очертания палубы и бегающих по ней гномов были нечеткими и смазанными. Светящееся гнилостно-зеленым светом древко стрелы, которое было у меня почти перед самым носом, качалось так, словно его расшатывали в разные стороны невидимые пальцы. Впрочем, не исключено, что так оно и было, потому что то место, где застрял наконечник этого посланца сяньцев, было одним клубком боли. Хотелось одновременно уснуть, очистить желудок и глубоко вздохнуть, легкие нестерпимо жгло. Последнее я проделал. Раздавшийся звук, подходивший скорее средних размеров киту, чем хрупкому полуэльфу, заставил обратить на меня внимание одного из недавних пациентов.

— Крош хсеинг витсенс? — спросил он меня, но мне было басолютно не дой этой абракадабры. Раньше мне было плохо? Нет. Плохо мне стало теперь. Жечь в груди престало, то, что стало с ней теперь, трудно было назвать жжением. Сожжением, так было бы вернее. Каждый вздох требовал от меня почти неиморвеной физической нагрузки, холод, который я призвал, чтобы хоть как-то остановить эту пытку, не помогал или помогла лишь частично, он не локализовался в одном месте, а растекался по всему телу, как будто оно полностью требовало немедленного вмешательства, соответственно и обезболивание почти не появилось. Самым холодным местом стала левая сторона груди, которая вдруг дрогнула. Еще раз. Еще. И еще. С каждым таким сотрясениям боль приобретала совсем уж невыносимый характер, было полное ощущение того, что кто-то водит мне по внутренностям хорошо заточенным напильником… Ой, да что же это такое там так дергает, а? Там же нет ничего кроме сердца… Сердца…Это что, оно? Кажется, да. Но это значит… до того как я попробовал вздохнуть и призвал холод, оно не билось… Хорошо все же, что моя магия может справляться с неприятными ощущениями, может хоть попозже будет легче, в первые секунды я от боли едва с ума не сошел… Хотя очень хотелось.

Гном повторил свой вопрос и похлопал по щекам. Фух, кажется, уже стало чуть лучше, во всяком случае, зрение почти вернулось в норму, а вот слова были мне абсолютно непонятны, хотя нет, стоп, понимаю, он спросил: «Ты разве живой?». Но куда делась легкость в общении? Язык, которым Сардас владел в совершенстве, стал для меня как будто иностранным, теперь он слышится мне на уровне «твоя моя понимай», хорошо хоть я болтал на нем, пусть и с посторонней помощью, уже довольно долгое время и теперь пусть и с трудом, но мог связать пару фраз.

— Витсенс… лери, — пролепетал я заплетающимся языком, — Такри хьюм?

В переводе это должно было значить: «Живой, кажется. Что со мной?». Мда, судя по всему, Сардасу пришел если и не каюк, то его ближайший родственник. Сильно надеюсь, что полуэльф просто временно недееспособен… но надежды на это мало. Повреждения материального тела это одно, но у Сардаса что-то с душой, а вот это уже очень серьезно, да и то, что я чувствовал, когда брал под контроль тело полуэльфа, очень уж было похоже на клиническую смерть. Дыхания, судя по удушью, не было, сердце не билось, но мозг еще оставался жив. Промедли я еще чуть-чуть и мог бы попрощаться с реальностью.