Гай Кей - Песнь для Арбонны. Последний свет Солнца

— Ты сумасшедший, это святотатство! — бушевал Маротт, искренне разъяренный, каким может быть только настоящий ценитель тонких вин. — Ты знаешь, сколько стоит каувасское вино? И сколько бутылок ты разбазарил? Как, во имя Риан, ты забрался в мои погреба?

— В самом деле, Маротт, — возразил Реми с преувеличенным презрением в голосе, — неужели ты и правда думал, что меня может остановить висячий замок? — Многие рассмеялись.

— Семь! — резко произнес Аурелиан, и его низкий голос заглушил царящее в зале веселье. Все, в том числе Лиссет, энергично вытирающая лицо и волосы полотенцем, которое по доброте принес ей один из подавальщиков, — выжидательно повернулись к двери. Вошел молодой, рыжеволосый студент, поморгал под устремленными на него взглядами и направился к бару. Он заказал кувшин эля. Никто не обращал на него внимания. Все наблюдали за входом.

Им не пришлось долго ждать. Восьмым человеком оказался широкоплечий, внушительного вида коран средних лет. Собственно говоря, многие в таверне хорошо его знали, в том числе и Лиссет. Но не успела она полностью осознать чудовищность того, что сейчас должно произойти, и среагировать, как следующий человек, девятый, уже вошел в таверну.

— О, боже милостивый! — пробормотал хозяин таверны Маротт, призывая Коранноса, что было совершенно не в его характере. Во внезапно воцарившейся тишине его голос прозвучал очень громко.

Девятым был герцог Бертран де Талаир.

— Девять, — произнес Аурелиан, что было совершенно лишним. Голос его звучал приглушенно, почти благоговейно. Он повернулся к Реми. — Но я не думаю, что… — начал он.

Реми Оррецкий уже шагал вперед, его красивое лицо сияло, голубые глаза горели безудержным восторгом под влажными колечками волос.

— Хватайте его! — закричал он. — Мы все знаем правила — девятого макают в воду во славу Риан! Хватайте герцога Талаирского!

Коран Валери, кузен и старый друг Бертрана, отступил в сторону, широко ухмыляясь, он осознал ситуацию. Сам герцог, начиная смеяться, поднял вверх обе руки, чтобы остановить быстро приближающегося Реми. Журдайн, уже очень пьяный, шел по пятам за Реми, вместе с Алайном и Элиссой, и еще несколько человек следовали за ними с большей опаской. Лиссет, открыв рот от изумления, поняла в тот момент, что Реми действительно собирается это сделать: он собирается собственными руками схватить одного из самых могущественных людей Арбонны, чтобы окунуть его в лохань с водой. Поправка, подумала она, в лохань с выдержанным, безумно дорогим, игристым каувасским вином. Реми — безумный, проклятый, благословенный, невозможный Реми — собирался это сделать.

И сделал бы, если бы другой человек, одетый в сине-голубые цвета Талаира, но с пышной, рыжевато-каштановой бородой и чертами лица, которые безошибочно выдавали в нем уроженца Гораута, не шагнул вперед из дверного проема за спиной Бертрана именно в этот момент и не приставил кончик обнаженного меча к груди Реми.

Пьяный, пошатывающийся Реми безрассудно несся вперед по скользкому полу слишком быстро, чтобы остановиться. Со своего места у лохани Лиссет это ясно видела, и ее ладони взлетели ко рту. Бертран быстро произнес имя, но еще до этого человек с мечом отвел острие в сторону. Но не совсем, как раз настолько, чтобы оно скользнуло по левому предплечью Реми.

Выступила кровь. Этот человек нарочно пустил Реми кровь, Лиссет была почти уверена в этом. Она увидела, как ее бывший возлюбленный неуклюже споткнулся и остановился, схватившись за руку ниже плеча. Потом отнял ладонь, испачканную красным. Она не видела выражения его лица, но о нем легко было догадаться. Раздалось общее гневное рычание музыкантов и студентов, собравшихся в «Льенсенне». Правило, запрещающее обнажать меч в таверне, было старым, как сам университет, и действительно было одной из причин, позволивших университету уцелеть. И Реми Оррецкий, несмотря на свои невозможные манеры, был одним из них. Одним из их вожаков, собственно говоря, а тот крупный мужчина, который только что ранил его своим клинком, был из Гораута.

В этот напряженный момент, когда в таверне вот-вот могли начаться неприятности, Бертран де Талаир громко расхохотался.

— В самом деле, Реми, — сказал он. — Не думаю, что это была удачная идея, как ни хотелось Валери придержать свое мнение до того момента, пока он не увидит, как меня окунут в лохань. — Он искоса бросил взгляд на кузена, который, как ни удивительно, покраснел. Бородатый мужчина с обнаженным мечом до этого момента еще не вложил его в ножны. Теперь, повинуясь кивку де Талаира, он это сделал.

— Я думаю, Аурелиан, возможно, пытался сказать тебе об этом, — продолжал эн Бертран. Худой, темноволосый Аурелиан действительно остался у бара, поблизости от Лиссет. Он ничего не сказал, внимательно наблюдая за этой сценой с трезвой настороженностью.

— Тебе известны правила карнавала, — упрямо возразил Реми, высоко вкинув голову. — А твой наемный бандит с севера только что нарушил законы города Тавернеля. Мне следует донести на него сенешалю?

— Возможно, — небрежно ответил Бертран. — И на меня тоже. Мне следовало сообщить Блэзу о законах насчет мечей до того, как мы сюда приехали. Донеси на нас обоих, Реми.

Реми безрадостно рассмеялся.

— Какой с того толк, если я передам герцога Талаирского в руки правосудия. — Он помолчал, тяжело дыша. — Бертран, тебе придется когда-нибудь решить: ты один из нас, или ты герцог Арбонны. По всей справедливости ты должен сейчас висеть вниз головой над той лоханью, и ты это знаешь.

Искренне забавляясь, не обращая внимания на самонадеянность Реми, который назвал его по имени без титула, де Талаир снова рассмеялся.

— Тебе не следовало бросать учебу, дорогой. Немного больше позаниматься риторикой было бы тебе очень полезно. Такой ложной дихотомии я еще никогда не слышал.

Реми покачал головой:

— Это реальный мир, а не заоблачная страна мечты студента. В реальном мире приходится выбирать.

Тут Лиссет увидела, как веселость исчезла с лица герцога, и даже на расстоянии ее обдало холодом его нового выражения. Похоже, терпимость де Талаира миновала некую критическую точку.

— И ты теперь собираешься мне рассказывать, — холодно спросил он у Реми Оррецкого, — как все происходит в реальном мире? Не так ли, Реми? В присутствии двоих аримондцев, как я вижу, и гостей из Портеццы за столом, ни одного из которых я не знаю, и гётцландера у бара, и еще одной богине известно скольких других наверху, в спальнях Маротта, ты собираешься мне сказать, что в реальном мире, как ты предпочитаешь выражаться, герцог Арбонны должен был позволить окунуть себя в бочку с водой именно сейчас? Спасибо, приятель. Протрезвей слегка и пусти в ход мозги.