Анна Дашевская - Лицо под маской (СИ)

Венеция встречала Альму Хендерсон мелким дождичком и довольно сильным ветром. Массимо подхватил ее чемоданы, я взяла шляпную коробку и мы почти побежали к стоянке гондол. На причале Альма затормозила, и ее лицо, обычно невозмутимое, приняло встревоженный вид.

— Это что, мы на этом будем добираться?

Я обернулась: рука в серой печатке указывала на мою гондолу — обычная гондола: черная, узкая, длинная, с высоким носом и кормой, с черной же кабиной и красными бархатными подушками на сиденьях.

— Ну, да, конечно. На чем же еще?

— Там вода! И ветер!

— Альма, — я заговорила чуть громче, чем следовало, чтобы заглушить непочтительное фырканье Массимо. — В Венеции всюду вода. И транспорт только такой. Даже скорая помощь и городская стража передвигаются на лодках. В этом нет ничего страшного, поверь мне.

Она мученически вздохнула.

— Ты же знаешь, меня укачивает!

— Первый раз об этом слышу, — пожала я плечами, подталкивая ее ближе к лодке. — И Массимо управляет гондолой гораздо лучше, чем Райан, который пытался водить экипаж.

Этот аргумент должен был ее сразить: Райан, предмет последнего недолгого романа Альмы, сумел разбить три экипажа, прежде чем понял, что дешевле нанять водителя.

Моя секретарша мученически вздохнула и полезла в гондолу.

Когда Массимо вывел лодку на простор лагуны, ветер разогнал тучи, и выглянуло солнце. В золотой дымке перед нами покачивалась на волнах Венеция, Серениссима, прекраснейший город мира. Сияли купола церквей Единого, нестерпимо блестели острые шпили храмов Великой Матери, возвышалась над площадью Сан Марко красная кирпичная Кампанилла, сверкали волны лагуны и парили над ними чайки. Обе мы, словно завороженные, не могли отвести глаз от силуэта города, ждущего нас впереди.

Синьора Пальдини и Альма Хендерсон смотрели друг на друга без удовольствия. Да что там: глядели они так, будто готовы были немедленно схватиться, словно два пса за мозговую кость. С трудом вытряхнув из головы образ почтенных дам, вырывающих одна у другой полуобглоданный мосол, я строго сказала:

— Значит, так! Синьора Пальдини, дом и все хозяйство остаются на вас; лучшей домоправительницы я в жизни не видела! Синьора Хендерсон будет заниматься только и исключительно моей работой. Альма, насколько я помню, для тебя всегда было загадкой, откуда берутся яйца и картошка, и как обновлять заклинания уборки, поэтому к домашним делам ты все равно непригодна. Это всем понятно?

— Да, синьора, — экономка присела в реверансе, мазнула по Альме чуть высокомерным взглядом и спросила, — в какую спальню селить синьору Хендерсон?

— В голубую. Пожалуйста, попросите Джузеппину подать ужин не позднее семи. Мы с Беатриче сегодня идем на прием в Ка”Торнабуони, а Альма захочет пораньше лечь с дороги.

Повторив реверанс, синьора Пальдини ушла, а я повернулась к секретарше.

— Что это было, Альма? — поинтересовалась я самым суровым тоном, на какой была способна. Когда-то от такого тона операционная сестра упала в обморок, и большой ее удачей было то, что шлепнулась она на пол, а не на пациента. Подействовал этот тон и сейчас: женщина вздрогнула и опустила глаза.

— Прости. Что-то я, и в самом деле, устала, со вчерашнего дня все еду и еду. Да еще лодка эта… — она потерла глаза. — Действительно, поужинаю и лягу пораньше, разберу вещи завтра.

— Завтра мы с тобой займемся работой, а вещи разберет горничная, — отрезала я. — Все, иди, устраивайся, а я приведу в порядок внешность. Как справедливо сказала Чинция, это лицо мне еще всю жизнь носить.

Прием в честь дня рождения главы клана Торнабуони был блистателен. Около пяти сотен человек, а также какое-то количество эльфов и два или три гнома, собравшиеся в Белом зале Ка”Торнабуони, чтобы поздравить мэтра Джан-Луку с очередной датой жизни, были воистину crème de la crème венецианского общества. Нобили, маги, члены Совета судей, дамы в масках и без; бриллианты и сапфиры, веселая болтовня и деловые переговоры… Я вздохнула и поискала взглядом свою подопечную: Беатриче пользовалась таким успехом, что можно было бы при желании еще до конца вечера выдать ее замуж раз пять или шесть, причем за самых лучших женихов. Вот сейчас она танцевала с невозможно красивым эльфом, и весело смеялась какой-то его шутке.

— Добрый вечер, Нора, — услышала я за спиной мужской голос.

— Добрый вечер, Пьетро.

— Вы решили сегодня снова надеть маску?

— Да, — я дотронулась до шитой серебром белой “коломбины”. — Моя воспитанница в “моретте”, ну, а я из солидарности с ней…

— Понятно, — он помолчал, потом сказал с деланной небрежностью, — Чинция рассказала вам о том случае, шесть лет назад, так ведь?

— Да, рассказала. Кто это был, вам удалось узнать?

Пьетро досадливо прищелкнул языком:

— Негодяй был в бауте, так что мы не опознали ни голоса, ни внешности; одежда скрывалась под плащом. А на обеде плащи и маски все снимают.

— Беатриче описала герб…

— Да. И я его найду. Герб какого-то старого южного рода, я его не встречал раньше, но мой секретарь сейчас над этим работает.

— Хорошо, — я отпила шампанского из узкого бокала-флейты и спросила о самом важном, — кто из магов будет снимать проклятие?

— Пока не знаю. Там довольно сложный букет из ментальной магии и воздуха, все это дополнено некоторыми формулами магии крови и закреплено рунами. В каждой из этих дисциплин у нас есть сильные маги, но все вместе…

— Я говорила с Лавинией Редфилд…

— И?… — мой собеседник поднял левую бровь.

— Она заинтересовалась и готова прибыть через три дня, принять участие в… операции.

— Прекрасно! Тогда все решается очень хорошо. Джан-Марко Торнабуони ее ученик, они сработают вдвоем лучше, чем кто угодно другой.

В этот момент передо мной остановился высокий мужчина в потрясающе сидящем смокинге и маске с длинным крючковатым носом. Поклонившись, маску он снял, и я увидела серые глаза, загорелое лицо и маленький шрам над правой бровью.

— Вы позволите, синьора, пригласить вас на вальс? — спросил с улыбкой Джан-Баттиста Торнабуони. — Пьетро, бездельник, ты все равно не танцуешь, подержи моего дзанни.

Он, не глядя, сунул Пьетро Контарини свою носатую маску и протянул мне руку.

Мы кружились в вальсе, и мой кавалер, склонившись к моему уху, шептал что-то. Его дыхание шевелило завитки волос, и сердце мое падало куда-то к каблукам, а на губы, я чувствовала, наползала глупая улыбка.

Что это со мной происходит, а? Я видела этого человека всего три или четыре раза, говорила с ним и того меньше, в сущности, только в тот, первый раз, в Ка”Градениго. Мне ничего о нем не известно, кроме мрачных побасенок да имени. Так почему ж я веду себя, словно шестнадцатилетняя девчонка на первом свидании? Хорошо еще, что полумаска хоть отчасти скрывает дурацкий румянец…