Стивен Кинг - Извлечение троих

— Нет, — быстро сказал Эдди. — Так мы не…

— Эдди, — мягко перебил его Балазар, — никогда не говори мне «нет». Никогда так не делай.

Все в порядке, сказал стрелок. Пусть идет.

Но… но…

Эдди едва не сорвался, едва удержал себя в руках. И не только из-за крученого мяча, который послал ему Балазар, а из-за своего беспокойства за Генри и — эта потребность росла, затмевая все остальное — желания уколоться.

Пусть идет. Все будет в порядке. Послушай:

Эдди прислушался.

Балазар наблюдал за ним: худым, обнаженным молодым человеком, грудь которого только-только еще начала приобретать характерную для наркомана впалость. Тот чуть склонил голову в сторону, и, глядя на него, Балазар почувствовал, как его самоуверенность испаряется потихоньку. Малыш как будто прислушивался к какому-то голосу, который был слышен только ему одному.

То же самое подумал и Андолини, но другими словами: Это что еще? Он похож на собаку с обложек старых пластинок RCA Victor!

Кол хотел что-то сказать ему о глазах Эдди. Теперь Андолини жалел, что тогда не стал слушать.

Сожаление в одной руке, а в другой — дерьмо, сказал он себе.

Если Эдди и прислушивался к внутренним голосам, то либо они умолкли, либо он перестал обращать на них внимание.

— О'кей, — сказал он. — Пойдем, Джек. Я тебе покажу восьмое чудо света. — Он одарил их всех лучезарной улыбкой, которая не понравилась ни Джеку Андолини, ни Энрико Балазару.

— Неужели? — Андолини вытащил револьвер из потайной кобуры, укрепленной на поясе сзади. — Я что, должен буду удивиться?

Улыбка Эдди стала еще лучезарней.

— О да. Я думаю, ты вообще офигеешь.

Андолини, немного психуя, вошел в туалет следом за Эдди, держа револьвер наготове.

— Закрой дверь, — сказал Эдди.

— А пошел ты, — огрызнулся Андолини.

— Закрой дверь, иначе ты ни фига не получишь, — повторил Эдди.

— Пошел ты, — снова послал его Андолини. Сейчас, немного испуганный, не понимающий, что происходит, он выглядел не таким тупым, как в фургончике.

— Он не хочет закрыть дверь, — крикнул Эдди Балазару. — Я уже начинаю о вас плохо думать, мистер Балазар. У вас здесь, наверное, человек шесть бугаев, и у каждого — по четыре пушки, а вы двое подняли такую бучу из-за голого мальчика. Да еще наркомана.

— Закрой эту гребаную дверь, Джек! — заорал Балазар.

— Вот и славненько, — сказал Эдди, когда Андолини пинком закрыл дверь. — А то ты мужик или…

— О Боже, с меня довольно, — простонал Андолини, ни к кому конкретно не обращаясь. Он поднял револьвер рукояткой вперед и собрался уже врезать Эдди по зубам.

И вдруг застыл с поднятым пистолетом, челюсть его отвисла от изумления: он увидел то, что Кол Винсент видел в фургончике.

Глаза Эдди поменяли цветы. Были карими, стали голубыми.

— Хватай его! — раздался низкий повелительный голос, и пусть он исходил изо рта Эдди, это был не его голос.

Шизик, — подумал Джек Андолини. — У него крыша поехала, мать его…

Но мысль оборвалась, как только руки Эдди схватили его за плечи, потому что в этот момент Андолини увидел дыру в реальности, что внезапно открылась футах в трех за спиною у Эдди.

Нет, не дыру. Слишком правильные у нее очертания…

Это дверь.

— Дева Мария, помилуй нас, — хрипло выдохнул Джек. Через эту дверь, что зависла в футе от пола перед душем в балазаровом туалете, он разглядел темный берег и волны, бьющиеся о него. По берегу расползались какие-то твари. Твари.

Он опустил револьвер, но удар, который должен был выбить Эдди все передние зубы, лишь немного разбил ему губы. Крови почти и не было. Силы его покидали. Джек буквально физически ощущал, как это происходит.

— Я же тебе говорил, Джек, что ты офигеешь, — сказал Эдди и резко дернул его на себя. Только в последний момент Джек понял, что собирается сделать Эдди, и начал бешено отбиваться, как дикий кот, но он спохватился поздно: они уже падали через порог этой жуткой двери, и приглушенный гул ночного Нью-Йорка, к которому так привыкаешь, что в конце концов перестаешь его слышать и замечаешь только тогда, когда его больше нет, сменился скрежетом волн о песок и вопросительными голосами страшилищ, смутно различимых в темноте на берегу.

Нам надо действовать быстро, иначе мы погорим, — сказал Роланд, и Эдди тоже ни на мгновение не усомнился в том, что если они сейчас не спляшут со скоростью света, им будет большой абзац. В этом он был уверен. Если уж речь зашла о крепких парнях, Джек Андолини — он как Дуайт Гуден: да, его можно свалить, его можно и отрубить, но если дать ему время опомниться, он размажет тебя по земле.

Левая рука! — сказал себе Роланд, когда они прошли через дверь и он отделился от Эдди. — Не забывай! Рука левая! Левая!

Он видел, как Эдди и Джек, пошатнувшись, упали и покатились по каменистому склону, обрамлявшему песчаный пляж, «сражаясь» за револьвер в руке Андолини.

У Роланда еще было время подумать о том, что вот будет весело, если вернешься в свой мир и обнаружишь, что, пока тебя не было, твое тело тихонечко умерло… но время вышло. Уже поздно о чем-либо думать, поздно повернуть назад.

Андолини так и не понял, что произошло. В его сознании все смешалось: и уверенность в том, что он сошел с ума, и мысль, что Эдди вколол в него что-то или брызнул в лицо газом, и вера в то, что мстительный Бог его детства наконец-то устал от его злодеяний и, вырвав его из знакомого мира, поместил в это жуткое чистилище.

А потом он увидел открытую дверь, из которой на каменистую землю лился белый свет — свет из балазарового сортира, — и понял, что можно вернуться обратно. Прежде всего Андолини был человеком практичным. Позже он подумает обо всем, что с ним случилось. А сейчас он собирался прикончить этого засранца и вернуться через дверь.

Силы, которые покинули Джека в момент потрясенного изумления, теперь вернулись. Он сообразил, что Эдди пытается вырвать у него маленький, но весьма продуктивный кольт «Кобру», и ему это почти удалось. Грязно выругавшись, Джек потянул его обратно, попытался прицелиться, но Эдди опять мертвой хваткою вцепился ему в руку.

Андолини надавил коленом на правое бедро Эдди, прямо на большую мышцу (брюки Джека, дорогие, габардиновые — все в грязно-сером песке), и Эдди вскрикнул от боли.

— Роланд! — позвал он. — Помоги мне! Помоги, ради Бога!

Андолини рывком повернул голову, и то, что он увидел, снова выбило его из равновесия. Там стоял парень… только больше похожий на призрак, чем на человека. Но отнюдь не на Каспера, Дружелюбное Привидение. Парень еле стоял на ногах. Его белое, изможденное лицо заросло щетиной. Клочья изодранной рубахи пошевеливались на ветру, обнажая выступившие ребра. На правой руке — окровавленная повязка. Парень явно был болен и умирал, но даже в таком состоянии он выглядел достаточно грозным, чтобы Андолини себя почувствовал сваренным всмятку яйцом.