Антон Грановский - Плащаница колдуна

Деряба вцепился пальцами в край стола и тяжело задышал. Он был ни жив ни мертв от ужаса.

Тогда Коломец еще раз лязгнул зубами и принялся обращаться обратно.

Вскоре он снова стал человеком. И тут к Дерябе вернулся дар речи.

– Коломец, да ты оборотень! – глухо воскликнул он.

– Верно, оборотень, – согласился разбойник, хитро улыбаясь. – Вольный дух!

Деряба повел плечами, будто груз сбрасывал, и, глядя на чернобородого разбойника исподлобья, спросил:

– И каково это – оборотнем существовать?

– Хорошо! – ответил тот. – Никто мне теперь не указ! Никого не боюсь! Дышу ветром вольным, делаю, что хочу, а уж силушки у меня теперь – больше, чем у всех княжьих охоронцев, вместе взятых! Захотел – волком по лесу побегал, захотел – вновь в человека обратился! Двумя жизнями живу вместо одной-то!

Глаза Дерябы возбужденно заблестели.

– Стало быть, Коломец, ты теперь счастлив?

– Знамо, счастлив!

Деряба взволнованно облизнул губы.

– Слышь, Коломец, – хрипло проговорил он. – А что, коли бы и я захотел оборотнем стать? Помог бы ты мне?

– Знамо, помог бы. А ты хочешь?

Глаза Дерябы блеснули еще ярче:

– Ну!

– Так давай помогу.

Коломец шагнул к Дерябе. Тот глянул на разбойника с опаской и слегка поежился.

– Больно ли это? – спросил атаман.

Коломец улыбнулся, и во рту у него блеснули клыки.

– Чуток потерпишь, зато потом – благодать! – успокоил он. – Протяни руку – я тебя укушу.

Деряба миг поколебался, потом сцепил зубы и вытянул перед собой правую руку.

Это было похоже на короткий сон. Сначала тьма. Потом огненные всполохи. Потом – черный лаз. И вот Деряба несется сквозь этот лаз, да так быстро, будто его мчат лихие кони. А потом перед ним кроваво вспыхнуло, и Деряба открыл глаза.

– Я живой? – севшим от изумления и страха голосом спросил он.

– Живее, чем был, – весело ответил Коломец.

Деряба огляделся. Та же комната. Те же стены. Даже куски мяса в тарелке те же самые. А перед ним стоит и скалит рот в ухмылке Коломец.

– Так я теперь, как ты? – спросил, все еще не веря в то, что все закончилось, Деряба.

– Верно! – Коломец засмеялся. – Ну? Что чуешь-то?

Деряба принюхался, повел ухом и ответил с восторгом:

– Много чего! Мир запахами полон! И вижу острей! Ох, и вкусен стал воздух! Вот только… – Глаза Дерябы замерцали так же, как у Коломца. – …Голодно мне что-то.

– Этот голод всегда с тобой пребудет. Насытить его можно только кровушкой людской. Да и то ненадолго. Зато во всем прочем ты теперь как бог! И Гиблое место тебе отныне не страшно.

– Верно, – с удивлением проговорил Деряба. – Я об этом и не подумал. – Внезапно в голову атаману пришла идея. – Слушай-ка, Коломец. А что, ежели мы всю нашу ватагу в оборотней обратим? Как думаешь, можно ли это?

– Думаю, что можно, – ответил Коломец.

– Вот это будет веселье, а! – возбужденно воскликнул Деряба. – Это ж из нас целая стаища получится!

Приятное волнение Дерябы передалось и Коломцу.

– Верно! – снова кивнул тот. – И никто более с нами не совладает! Никакой князь и никакой Первоход! Только… Как сделаем-то? Наших много, а нас с тобой только двое.

Атаман подумал немного и сказал:

– По одному будешь ватажников ко мне звать. А сам с той стороны постоишь да покараулишь. К ночи, коли боги не отвернутся, закончим.

– Верно, атаман, – кивнул Коломец. – Так и сделаем.

Оборотни переглянулись и ухмыльнулись друг другу.

– Пойду, что ли, первого позову?

– Ступай, – кивнул Деряба.

Коломец развернулся и, по-звериному сгорбившись, вышел из комнаты. Деряба откинулся на жесткую спинку скамьи, ухмыльнулся и свирепо проговорил, словно прорычал:

– Ну, держись, Первоход… Теперь и у меня на тебя управа есть. Достану тебя хоть со дна могилы. И в клочья зубами изорву!

В дверь стукнулись.

– Атаман, войду?

– Входи, Кривой! – разрешил Деряба. – Закрой дверь поплотнее и топай ко мне…

Действовали споро и деловито. Меньше чем за час все было закончено.

Сделав дело, Деряба, которому не терпелось опробовать свои новые возможности, выстроил всех ватажников на улице и приказал им разоблачиться.

На землю полетели жупаны, охотничьи куртки, гофские камзолы и суконные плащи.

– А теперь обращайтесь! – приказал, вытаращив на разбойников булькатые глаза, распорядился Деряба. – Посмотреть на вас хочу!

Разбойники опустились на четвереньки и стали обращаться. Выглядело это жутко. Лица превращались в морды, руки и ноги – в лапы, тела вспухли и разнеслись, как тесто на дрожжах, бока поросли клочковатой буро-черной шерстью.

Не прошло и пяти минут, как перед Дерябой стояла стая огромных рыкающих волков. Шерсть на холках стоит дыбом. Шкура подрагивает. Черные когти сжимаются и разжимаются, рвут в ошметки травяной дерн.

– Добро, – сказал Деряба и довольно усмехнулся. – А теперь я!

Он быстро скинул одежу и тоже встал на четвереньки. Обращаться было больно, но Деряба, сцепив зубы, вытерпел. И вот уже перед стаей новообращенных оборотней стоял не человек, а огромный рыжий оборотень.

Рыжий восторженно рыкнул, повернулся и зарысил в сторону леса. Черная стая обращенных разбойников, щелкая от нетерпения зубами и подрыкивая, двинулась за ним.

Гиблое место встретило отряд Глеба-Первохода покоем и тишиной. Ветер утих. Кроны деревьев были неподвижны. Но Глеб знал, что покой этот мнимый.

Шли молча. Глеб – впереди, за ним – Тимофей Лагин, за Лагиным – все остальные. Ученый муж шагал бодро, вертя по сторонам головой и с интересом осматривая окрестности. Очки его тускло поблескивали от лучей клонящегося к западу солнца. В заплечном мешке он нес провизию.

Диона шла следом. Взгляд ее был сосредоточен и задумчив.

Сзади тащились Хомыч и Прошка. Их сумки были поменьше, чем у Глеба, Лагина и Дионы. Старый да малый – чего с них возьмешь.

Время от времени Глеб останавливался и делал прочим знак остановиться. Затем осторожно продвигался вперед, тщательно оглядывая траву и ветви деревьев.

Чем дальше они продвигались, тем мрачнее делался лес и плотнее смыкались над головами кроны деревьев. Когда стало совсем мрачно, Прошка нагнал Лагина и пошел с ним рядом.

Идти по мрачному лесу молча было тягостно, и постепенно между ученым мужем и мальчишкой завязался разговор.

– Люди уперты, духом слабы, – проповедовал, то и дело поправляя пальцем очки, Лагин. – Благой поступок требует усилия. А для злого не надо ни разума, ни силенок. Ткни ближнего твоего ножом в спину и завладей его имуществом – вот и все дела.

Прошка поглядел на ученого мужа с сомнением:

– А коли у меня имущества нет? Как же мне его добыть, коли ножом не тыкать?