Антон Грановский - Плащаница колдуна

Незван облизнулся, рыкнул, как бы пробуя голос, и, чувствуя себя сильным, злым и голодным, зарысил в лес.

Жизнь оборотня нельзя было назвать счастливой. Наряду с постоянным, кружащим голову ощущением свободы Незван все время испытывал нечеловеческий голод, утолить который не удавалось ничем.

Один раз ему встретился в лесу одинокий волколак. Несколько минут они стояли друг против друга, угрюмо уставившись друг другу в глаза, затем развернулись и побежали в разные стороны.

Отощавший, озлобленный, бродил писарь по лесу в поисках добычи. И однажды ночью, подняв кверху нос и понюхав ветер, ощутил странное волнение. Вот оно! Вот то, что ему нужно, что сможет его насытить и чего ему так не хватало все эти дни! Человечье мясо!

Незван пошел на запах. И вскоре источник этого запаха был найден. На краю поросшей жухлой травой прогалины стоял мальчишка. Кровь Незвана забурлила в жилах, а голова закружилась от голода. Легкая добыча!

Он двинулся было с места, но вдруг уловил опасный запах, исходивший от мальчишки. Это был запах «грохочущей смерти». Незван остановился в нескольких шагах от добычи и обескураженно зарычал.

– Хорошая собачка… – пробормотал мальчишка и попятился от него.

Незван шагнул к нему, но снова остановился. Запах опасности как будто стал острее. Незван поднял морду и осторожно понюхал воздух. Шерсть у него на загривке встала дыбом. Теперь он уже не сомневался, что чует запах «грохочущей смерти».

Но тут ветер изменил направление, и Незван учуял еще один запах. Запах взрослого мужчины. Он повернул голову в сторону запаха и увидел, что в траве кто-то лежит.

Тем временем мальчишка стащил с плеча «грохочущую смерть», наставил на Незвана и хрипло проговорил:

– Не балуй. У меня ольстра, понял? Прыгнешь – сгублю!

Незвана мальчишка уже не интересовал. Он повернулся и затрусил к раненому, истекающему кровью взрослому мужику, лежащему в траве.

Мужик был еще жив. Он лежал в траве, раскинув руки, с торчащим из груди клинком. Дыхание мужика было настолько слабым, что его мог уловить только острый слух оборотня.

Когда Незван Брага склонился над мужиком, тот вдруг открыл глаза и едва слышно пробормотал:

– Бо… лит…

Незван усмехнулся песьими губами, широко раскрыл пасть и всадил клыки в остывающую человечью плоть.

Атаман Деряба зачерпнул деревянной ложкой щи и сунул ее в рот. Скривился, выплюнул щи в тарелку и отодвинул ее. Нос его лоснился, в спутанной рыжей бороде виднелась капуста, мокрые губы скорбно скривились.

Деряба вздохнул:

– Великий Род, скорбит душа моя безмерно… Жить скушно. Умирать еще скушнее. Одна забава молодцу – кровушку чужую пускать… Да и она от скуки не лечит.

Деряба снова вздохнул и взял со стола кувшин с водкой. Выпив водки, он сгреб с серебряной чаши жирный кусок лосятины, сунул его в рот и равнодушно заработал челюстями.

В дверь стукнули.

– Ну! – недовольно откликнулся Деряба.

Дверь открылась, и в комнату ввалился маленький косолапый разбойник по кличке Кривой.

– Атаман! – взволнованно выпалил он.

– Ну?

– Там Коломец вернулся.

– Вернулся, говоришь? – Деряба сгреб с тарелки еще один кусок мяса и, сунув его в рот, буркнул: – Ну, так тащи этого стервеца сюды!

Кривой кивнул и скрылся. Вскоре дверь снова открылась, и в комнату шагнул Коломец.

Выглядел Коломец странно. Волосы его были всклокочены, черная борода торчала в разные стороны, взгляд был дикий и будто потерянный. На меховом жупане в трех местах темнели засохшие пятна крови.

Обежав глазами комнату, Коломец остановил взгляд на Дерябе, ухмыльнулся какой-то дурацкой ухмылкой и сказал:

– Здравствуй, атаман!

Деряба прищурил булькатые глаза и с холодной усмешкой произнес:

– Здравствуй, сучий сын. Где шлялся?

– Выполнял твое задание, – спокойно ответил Коломец. – Первоход пошел в Гиблое место. Денег при нем немерено.

Деряба вытер жирные руки об грязный рушник и сухо проговорил:

– Прикрой-ка дверь покрепче.

Коломец прикрыл.

– А вот теперь рассказывай, – распорядился Деряба.

– Всего их пятеро. Едут в Гиблое место. Глеб-Первоход, ученый муж из моравийской земли, девка для утех и бродяга-старик на услужении. А с ними и Прошка наш увязался.

– Прошка? – удивленно вскинул брови атаман. – А этот зачем?

– Меты будет оставлять. Решишься, по его следам пойдем, Первохода настигнем и деньги отнимем. А с деньгами – и секрет ученого мужа про то, как золото делать.

Деряба прищурил глаза, долго смотрел на Коломца, соображал. Потом усмехнулся и проговорил:

– Вижу, не зря ты сходил. Много чего разведал. Но в Гиблое место ходить – глупость это. Сгинем ведь там все.

– Может, и сгинем, – согласился Коломец, – а может, и нет.

Деряба помолчал, потом вздохнул и снова потянулся за водкой.

– Скушно мне, Коломец, – проронил он угрюмо. – Заблудился я в жизни, как в лесу дремучем. Брожу меж трех осин и не знаю, на какой повеситься. Княжество наше мрачное. Говорят про меня, дескать, я много крови лью. А сами? Уж и не поймешь, чего больше в княжестве льется, слез или крови этой.

Деряба выпил водки и рыгнул. Потом досадливо дернул щекой и договорил:

– А что я сам кровь люблю, так то врут. Я ее от скуки полюбил. Посмотришь на наших людишек, поневоле бешеным станешь. Вот коли б отхватить большой куш… истинно большой… и свалить с ним куда-нибудь к теплому морю, на благодатные земли. Говорят, в иных землях даже собаки брешут без ярости. Как думаешь, хорошо ли там?

– Знамо, хорошо, – согласился Коломец. – Но тебе бы там еще скушнее стало.

– Да… Наверное, ты прав. – Деряба вскинул на Коломца сердитый взгляд. – Что ж тогда делать-то? Как от скуки уберечься? Как духоту из души больной выветрить?

Коломец задумался. Глаза его как-то странно замерцали. Вот, наконец, он разомкнул бледные губы и не то спросил, не то сказал:

– Вольного духа, значит, хочешь?

– Хочу, – кивнул Деряба. – А где его сыскать, не знаю.

– Ты не знаешь, зато я знаю.

– Как это? – не понял Деряба.

– А так, что я его уж сыскал. И тебе покажу, коли орать не станешь.

Деряба сдвинул рыжеватые брови.

– С чего бы мне орать?

Коломец усмехнулся:

– С перепугу. От моего показа испугаться можешь. Но теперь знаешь, чего ждать, а потому – смотри!

Не успел Деряба ответить, как Коломец стал обращаться. Разрослись руки и ноги, лопнула на спине одежа, лицо обмясистилось и стало, жутко подергиваясь, вытягиваться вперед. Изо рта, превратившегося в пасть, вылезли кривые и острые, как гвозди, зубы.

Коломец встал на четвереньки, лязгнул зубами и махнул волчьим хвостом.

Деряба вцепился пальцами в край стола и тяжело задышал. Он был ни жив ни мертв от ужаса.