Песня Волчьей луны (СИ) - Лариса Петровичева
Тело было чужим — таким, как после возвращения из волчьего облика в человеческий. Но ведь он не оборачивался — он нашел свою истинную, он больше никогда не будет волком.
Он дернул головой, пытаясь стряхнуть мерзкое оцепенение. Затылок утонул в мягкой подушке, от этого ощущения ожило тело: Ирвин понял, что лежит в постели, что кто-то снял с него одежду, и морок сделался отчетливым и ярким. Не было никакой истинной, не было избавления от монстра — он снова обратился, где-то провел ночь, и вот его принесли и уложили в кровать, и сейчас придет слуга с лекарствами…
Нет. После обращения Ирвина никогда не привязывали за руки к столбикам кровати.
На какой-то миг ему сделалось страшно — Ирвин пытался вспомнить, что произошло, и не мог. Память подсовывала ему лицо Арьяны возле озера, заведующую в госпитале, которая протягивала список врачей с полуострова, а потом в ней расплывалась черная дыра с лохматыми краями.
— Ирв? Ты очнулся?
Он повернул голову на голос. Мейв вошла в высокие белые двери, и сейчас на ней не было ничего, кроме полупрозрачного халата, который скорее показывал ее тело, чем скрывал — такие носили девушки в Зеленой слободе, и Ирвин подумал, что все это сон или бред. Светская барышня никогда не наденет такую тряпку — это просто немыслимо.
— Мейв? — хрипло выдохнул он. — Что случилось?
Девушка улыбнулась — одновременно невинно и очень порочно. Прошла к кровати, поднялась на нее, провела ладонью по обнаженной груди Ирвина — таким жестом, словно имела на это полное право, словно никогда не шарахалась от него в ужасе, словно…
Безумие. В голове застучали десятки молоточков, их звон складывался в слова: нет, нет, нет, у меня есть моя истинная. Я предпочту умереть, чем предать ее.
— Случилось то, что мы наконец-то сможем сделать то, что всегда хотели, — голос Мейв звучал в его голове призрачным шелестом дождя над заброшенным домом. — Ты же всегда хотел меня, Ирв, правда?
— Нет, — прошептал Ирвин. В горле сгустился ком, не давая говорить, но он все же смог выплюнуть самые важные слова: — У меня есть истинная.
Мейв рассмеялась — звонким невесомым смехом молодой девушки, у которой все и всегда так, как она хочет. На какой-то миг тяжелая подавляющая волна накрыла Ирвина, приказывая подчиниться чужой воле. Нет у него никакой истинной, нет и никогда не было. Он чудовище, он урод, недостойный такого чуда.
— Ты просто придумал себе эту сказку, Ирв, — с искренним сочувствием сказала Мейв, и ее теплая маленькая рука скользнула от его живота и ниже. Пальцы охватили, сжали с плотной ласковой силой. — Ты просто решил помочь своему брату в той сложной ситуации, и это правильно.
Халат соскользнул с ее плеч — белых, наполненных теплым золотистым свечением, словно высеченных из долийского мрамора. Качнулась грудь с темными сосками. Талию можно было охватить двумя руками, а бедра были широкими, с такими бедрами хорошо рожать детей — кажется, так однажды сказал Лотар, Ирвин уже не помнил, по какому поводу.
Его затошнило. Ком в горле ощетинился иглами. Ирвин дернулся, пытаясь стряхнуть с себя Мейв, и не смог — тело было вялым и слабым, тело было чужим, и от этой беспомощности хотелось заорать, но он смог лишь просипеть:
— Уйди, ведьма.
Мейв снова рассмеялась, словно он забавлял этими жалкими попытками избавиться от нее. Переместилась по кровати ниже — Ирвин ощутил опаляющее прикосновение кольца ее губ, сперва расслабленно-нежного, потом сильного, почти грубого.
— Истинная. У меня есть истинная. И я никогда…
У него не было сил. Яд в чае лишил его возможности сопротивляться — Ирвин зажмурился и сказал себе: “Я не вещь. Я никогда не был ей и не буду. И раз уж я обрел свое чудо, то не позволю ему уйти”.
Волк в темной глубине его души поднял голову. Сверкнул янтарными глазами. Ирвин вспомнил Арьяну — вот она улыбается, держа в руках уличную еду, вот осторожно гладит девильяна, вот встает и поднимает крошечное смешное оружие.
Он не мог поддаться на темные чары. И не собирался быть марионеткой в чужих руках.
Лучше уж звериное безумие, чем предательство.
Волк шевельнулся — Ирвин протянул к нему руку и беззвучно приказал: вернись. Вернись, у нас есть дело.
Мейв кокетливо погрозила ему указательным пальцем — несмотря на все ее усилия, Ирвин так и не был готов для любовной схватки. Снова истинность — ты можешь любить только свою пару. Неприятный сюрприз, правда?
— Я что-то такое предвидела, — призналась Мейв и взяла с прикроватного столика серебристый футляр, в каких хранят шприцы. — На этот случай нам с тобой поможет фармакология. Для нее теперь…
Ирвин наконец-то сбросил с себя человеческий облик. Ему стало так легко, что голова закружилась — ушел яд из крови, схлынуло наваждение, он снова был собой, он снова владел всем миром.
Кажется, Мейв завизжала. Волк ударил ее лапой — по животу и бедрам пролегли глубокие царапины, и Ирвин рассмеялся: ничего, до свадьбы заживет. Он вернулся к своей тьме, он не предал Арьяну, он остался свободным от дикого черного морока.
Перед волком лежал летний вечер — мир пах водой и травой, и песня Волчьей луны легла в уши, словно материнский ласковый голос: вот он зовет к себе, под бескрайнюю синеву неба, к свободе, к той власти, которую не дадут ни короли, ни боги.
Ирвин еще раз толкнул визжащую женщину лапой и бросился прочь.
* * *
Дворец был наполнен шумом и суматохой.
Возле парадного входа толпились журналисты: когда мобиль Арьяны и Бейлин остановился у ступеней, и дворцовый охранник открыл дверцу, мужчины с блокнотами и карандашами бросились к ним, сбивая друг друга с ног.
— Ваше высочество, вы уже знаете о состоянии князя?
— Ваше высочество, как по-вашему, почему в князя стреляли?
— Это как-то связано с аннексией Валианского полуострова?
— Как это связано с аннексией Валианского полуострова?
Бейлин вышла из мобиля и двинулась вперед, прорубая толпу, словно северный ледокол айсберги. Арьяна пошла за ней, стараясь ни на кого не смотреть. Хлопнул дагерротипический аппарат где-то в стороне. Кто-то попытался схватить Арьяну за руку; не оборачиваясь, Бейлин вроде бы небрежно махнула в сторону нападавшего, и он заскулил и попятился, прижимая к груди ушибленное запястье.
За ними закрылись дворцовые двери, и один шум
