Песок Пустоты. Проклятие древней крови (СИ) - Яанг Р

Десятилетний мальчишка, что торговал неподалеку водой, заметив богатую мантию жреца, поспешил было к нему, но тот лишь смерил его уничтожающим взглядом, посоветовав поискать удачи в другом месте.

— Ну что же вы сразу? Вода чистая, из родника. Сам с утра набрал!

— Да что ты? — хмыкнул Киган в ответ. — И где же ты нашел такой родник? Уж не в мелкой речке, что течет через пару улиц отсюда?

— Я-то знаю места! — оскорбился тот, — И то была точно не речка!

— Мне плевать, я не собираюсь у тебя ничего покупать.

— Вы, жрецы, вечно такие.

— Это какие же? — мужчина сделал вид, что прислушался. — Ты хоть раз видел жреца, помимо меня?

— Конечно, видел! — тут же воодушевился мальчишка. — Но правда, вода сама собой не продастся, так что…

Киган, добродушно рассмеявшись, достал из внутреннего кармана пару медяков и швырнул их обрадованному продавцу.

— Заслужил! Но бутылки оставь себе, как я и говорил до этого, я не собираюсь у тебя что-либо покупать. Так где ты видел жреца в последний раз?

— С пару недель назад, разгуливал один в районе Схвалей, — мальчик сразу убрал деньги в висящий на поясе кошелек, будто боясь, что жрец передумает отдавать их, заметив его вопросительный взгляд, он добавил. — Это бедный район. Очень бедный. Отец строго настрого запретил мне туда ходить, но мы с друзьями иногда все же бегаем, чтобы покидать в местных камнями. Там мы и встретили его, ну, жреца вашего.

— Любопытно. А ты не помнишь случайно, как он выглядел?

Ребенок ненадолго задумался, а после протянул свою тонкую грязную руку.

— Может быть и помню, но вы же…

Их разговор вдруг прервал рассекающий звук хлыста и крик, поддерживаемый общим ликованием толпы. На сцене началась вторая, не менее отвратительная часть местного обычая «очищения».

— Да откроем сердца! — доносилось откуда-то с той стороны, в то время как мальчишка все продолжал стоять перед жрецом с вытянутой рукой.

— А знаешь, мне не интересно. Поди прочь.

Тот, нисколько не расстроившись такому к себе отношению, побежал дальше, неся на спине привязанную бочку с водой. «Надо было не давать ему и тех денег» — подумал Киган, но, впрочем, зацикливаться он на этом не стал, ведь только что закончили бить кнутом первого из трех бывших преступников. Мужчина на помосте все же сумел самостоятельно подняться: спина его истекала кровью, а на ней виднелись свежие красные полосы, открывая местами кожу до самого мяса.

— Хоть твое тело теперь и осрамлено, но твоя душа чиста! Так иди же и посвяти свою оставшуюся жизнь благим деяниям! Но помни о нашем милосердии и о милосердии Богов наших! — восклицал Кхатур, то и дело обращая свои руки к небу.

Внизу, у самого помоста, мужчину, истекающего кровью, встретил какой-то старик, возможно отец. Он тихонько взял его под руки и увел подальше от всего происходящего, слыша в свой адрес поздравления, а от некоторых и проклятия с пожеланиями скорой смерти.

— Отриньте свой гнев! — продолжал оратор, ожидая пока палач очистит свой кнут от остатков мяса и крови. — Боги хотят милосердия! И сегодня, в этот самый день, вторым прощеным будет этот ребенок. Эта заплутавшая во тьме душа.

— Он демон, а не ребенок!

— Таким как он прощать ничего нельзя!

— Шхуны заслуживают того, чтобы сидеть в тюрьме!

Толпа все кричала, пока беловолосому мальчишке высвобождали от оков руки и снимали рубашку, обнажая его тощую бледную спину, вдоль и поперек исписанную шрамами. Киган лишь поразился его выдержке и не желанием вести добропорядочный образ жизни в городе, где существуют столь суровые наказания.

— Мы все живые существа и все имеем право очиститься, — Кхатур обвел недовольным взглядом, собравшийся у помоста народ. — Наши традиции имеют тысячелетнюю историю, неужели вы думаете, что вправе поменять их? Или вы сомневаетесь в воле богов?

К удивлению Кигана, повсюду вновь воцарилась тишина, даже мелкие недовольства и возгласы, и те, тут же пропали. Кем бы не был этот краснолицый оратор, в Пилоре его уважали, а его слова считались за чистую монету. Некоторым жрецам было бы чему у него поучиться.

— Достопочтенный Кабул исполнит волю Богов. Три удара хлыстом для несчастной души ребенка. Откроем же сердца милосердию!

Каким огромным казался палач рядом с этим маленьким шхуном! Наверное, хватит и одного удара, чтобы переломать все его детские кости. Неужели Кабул будет бить в полную силу? Жрец и ранее видел, как наказывают поркой детей или детей-рабов: достаточно неприятное зрелище, особенно если для наказания используют двойной или тройной хлыст, который с трудом вытерпит даже взрослый человек, не то что ребенок.

Первый удар шхун вытерпел стойко, он лишь пискнул во время того, как хлыст коснулся его разгоряченной спины. Толпа внизу ликовала, всячески поддерживая могучего палача. Второй замах пролетел с еще большим свистом, и на этот раз из глаз мальчишки хлынули слезы, он побледнел, под стать своим волосам, но сознание не потерял. Третий и последний удар, пришелся уже по свежим ранам, то было больнее всего, но мальчишка и тут не закричал, только изо рта у него пошла странная зеленоватая пена.

— Все в порядке, малец? — наклонился к нему Кхатур, отдавая приказ своим стражникам принести чистых тряпок и воды, чтобы своевременно омыть спину.

Шхун кивнул, осторожно поднимаясь со скамьи и вытирая рот. К удивлению Кигана, шрамы на его спине так и не начали кровоточить, хотя кожа местами была разорвана так же сильно, как и у мужчины, что понес наказание до него.

— Демон, белый бескровный демон, — то и дело шептался народ, показывая на ребенка пальцем.

— Его душа очистилась! Так ступай же и обрети милосердие! — убедившись, что с мальчишкой все хорошо, Кхатур вновь принялся возносить молитвы Богам и благодарить всех собравшихся за терпение и проявленную доброту. — Вместе с душами грешников прощаются и наши незначительные грехи тоже, не забывайте об этом. Помните о всеобщем прощении!

Киган еще какое-то время смотрел вслед удаляющемуся шхуну. Его никто не встретил внизу, поэтому ребенок просто поковылял сквозь толпу, где уже почти никто не обращал на него никакого внимания. Он шел в своей грязной рубахе, на которой так и не появилось ни одного пятнышка крови.

— Что?! Вы не смеете!! — прервал его размышления дикий вопль с деревянного помоста в центре. — Жертва была принесена!! Моя душа подлежит очищению!

Это кричал мужчина, что не так давно ползал на коленях и умолял поменять его незавидную участь с участью старика, в тот самый момент, когда решалось кому из семерых преступников умереть, а кому жить дальше. Но сейчас его обезумевшие крики, казалось бы, никак не волновали сердце Кхатура. Он был тверд в своем решении.

— Ты нарушил уговор, но мы нарушать свой не станем. Твоя душа все еще подлежит очищению, но трех ударов будет теперь недостаточно.

— Но я не выдержу тридцать ударов! Как вы не понимаете?! — голос мужчины постепенно срывался на визг, вызывая тем самым смешки и редкий хохот среди зрителей.

— Эй, Чарк, даже шхун был храбрее тебя!

— Тут должен был стоять Силли, а ты поступил подло!

— Позор тебе и всему твоему трусливому роду.

Краем глаза Киган заметил, как к нему приближается высокая фигура в светлом плаще, его голову украшал своеобразный, исписанный позолоченными узорами чепец, а люди уважительно кланялись, пропуская незнакомца вперед. Неужели его появление здесь обусловлено только отдыхающим в тени жрецом? Оказавшись ближе, Киган заметил, что это и вовсе женщина, причем женщина воин. На поясе у нее висел меч, а под легкой тканью плаща скрывалась кольчуга и латы.

— Чем могу быть полезен? — Киган понятия не имел, кто это может быть, поэтому решил начать разговор с довольно банальной фразы.

— Гхаспадин жрэц, вас жалает видет мой гхаспадин, — женщина говорила со странным акцентом, совсем не местным. Интересно, откуда она?

— И кто же ваш господин, могу я узнать?

— Мой гхаспадин — Шиббат, он ждиот вас в шатре неподалегку.