Генри Олди - Мессия очищает диск

Судья закряхтел и поднялся на ноги.

В результате чего обнаружил, что пострадавший бок совершенно не болит.

Кострище было холодным, коробочки, мешочки и флакончики даоса в беспорядке валялись вокруг, из некоторых высыпалась часть содержимого; а тело Чжуна бесследно исчезло.

– Пожалуй, нам пора возвращаться, друг мой Бао, – услышал судья за спиной голос Железной Шапки. – А то, боюсь, отпущенный твоему слуге срок истечет, и нам придется добираться до Нинго своим ходом.

Действительно, когда маг и судья спустились в деревню, выяснилось, что они отсутствовали четыре дня.

На обратном пути в Нинго ничего существенного с друзьями не приключилось; разве что судья купил в одной из деревень у бывшего там, как и они, проездом птицелова по имени Мань весьма странный свиток. Свиток был исписан никому не известными значками, прочесть которые не представлялось возможным. Однако птицелов клялся, что нашел этот свиток близ монастыря у горы Сун, в окрестных скалах Бацюань, что значит «восемь кулаков» – и это сразу же насторожило судью. Сочтя свиток не меньше как тайным заветом Бодхидхармы, Мань попытался продать его монахам – но те, не разобрав ничего из написанного, вышвырнули Маня вон вместе со свитком. Тем не менее птицелов пребывал в уверенности, что свиток представляет немалую ценность – иначе зачем бы писать его тайнописью и прятать в скалах?

Судья был с ним отчасти согласен. И на всякий случай купил свиток, еще не зная, зачем он ему может понадобиться. Нутром чуял – надо.

Впрочем, это не помешало судье выторговать свиток за совершенно смешную цену.

Пошедшая на него бумага – и та, наверное, стоила дороже!

Разумеется, судья был человеком далеко не бедным, но зачем платить дорого, если вещь можно сторговать куда дешевле?! А по лицу Маня судья сразу понял – тумаки шаолиньских монахов не увеличивали стоимости находки.

По возвращении в Нинго судья с удивлением узнал, что на их семейном кладбище появилась свежая могила с надгробием, на котором было выбито имя его племянника Чжуна.

Однако долго удивляться у судьи не было времени: новые события последовали столь неожиданно и фатально, что на удивление уже просто не оставалось времени.

Глава шестая

1

– Спину ровнее!

И бамбуковая палка с треском обрушивается на многотерпеливый позвоночник Змееныша.

Он ждал этого удара. Первые этапы обучения кулачному бою в стенах обители близ горы Сун мало чем отличались от науки бабки Цай, тоже частенько подкреплявшей свои слова весомым аргументом – хлесткими и болезненными тумаками. Особо часто для этого применялась длинная курительная трубка из одеревеневшего корня ма-линь, до которой старуха Цай была большая охотница. Коленки плохо гнутся у мальчика – трубкой по ним, горбится любимый внучек в стойке «змеи, скользящей в рассветных травах» – трубка гуляет по хребту и плечам; запястья крошки недостаточно ловко поспевают за точными и молниеносными выпадами бабушки, все норовившей сунуть морщинистые пальчики то в глаз, то в самую мужскую гордость, – трубка и здесь весьма успешно объясняла непонятое.

Не раз потом вспоминал Змееныш суровую науку неласковой и язвительной бабки, не раз благодарил за язвительность да неласковость, утерев пот со лба, юношески гладкого и чистого; и всегда, где бы ни был и чем бы ни занимался, жег бумажные деньги и искренне возносил мольбы в день смерти бабушки, которую иначе как с трубкой и представить-то не мог.

Своей смертью умерла покойница, тихо отошла, дома, в постели – а это в семье Цай о многом говорило.

Вот и сейчас: главной трудностью для Змееныша было не столько высидеть в стойке «лошади» положенное время, ни капли не пролив из чашек, установленных на макушке, бедрах и плечах. Сиживал, знаете ли, сиживал, и не с такими чашками, как молодые иноки, а с наполненными свеженьким, крутозаваренным чайком… ох, хорош был кипяточек, а когда остывал, то бабка новенький подливала! Главным было в точности воссоздать все те классические ошибки, которые на первых порах преследуют любого новичка: ссутулившиеся плечи, далеко ушедшие вперед колени, срывающееся дыхание или выпячивающаяся на вдохе грудь… что еще? – ах да, спина с каждой минутой все больше клонится вперед…

– Спину ровнее!

И треск бамбуковой палки.

Чем мысли занять? Тем ли, что в северных провинциях стойку «лошади» привыкли ошибочно называть стойкой «всадника»? Очень северяне обижаются, когда поправляют их, а того не замечают, что, сядь всадник таким образом на лошадь, и жена его к себе после первой же поездки близко не подпустит! Зачем жене муж-немогуша, с отбитым об коня да седло корешком?! Пусть сам торчит в своем «всаднике» хоть от зари до зари, а к женщинам и не приближается! И лошадке, опять же, всю спину сотрет до крови… разве что посоветовать северным мастерам – пусть переименуют «всадника» в «железного всадника»!

Железному все равно как сидеть…

– Спину ровнее!

И треск бамбуковой палки.

Третий слева монах не выдержал, упал, закатив глаза. Змееныш мельком покосился, придал лицу удивленно-испуганное выражение – вот сейчас и меня, упавшего от усталости, подымут пинками да усадят заново! – после чего продолжил лениво размышлять о разных мелочах. Именно такие, неторопливые и пустяковые размышления и выводили чаще всего лазутчика жизни к ясным догадкам, словно медленное течение реки – к нужной излучине. Тем более что Змееныш четко осознавал собственную уникальность, даже будучи далеким от того, чтобы заблуждаться относительно своих возможностей. Но ведь и вправду: кто еще, кроме него, в наше смутное время приходил и оставался в Шаолиньской обители, абсолютно не собираясь постичь сокровенные тайны Чань и кулачного боя? Кто не ставил задачи завоевать почетные знаки тигра и дракона; кого не интересовало продвижение по ступеням монастырской иерархии или получение звания сановника императорского двора?!

Кто становился монахом просто так, по ходу дела?!

Змееныш подозревал, что никто. Во всяком случае, за последние десятилетия. И это давало ему определенные преимущества. Лазутчик жизни был в состоянии не учиться, а наблюдать; не постигать, а размышлять; не добиваться результатов, а делать выводы. Кроме того, за истекшие пять недель его монашества он уже четыре раза ходил вместе с Маленьким Архатом в Лабиринт Манекенов, преследуя отрешенного от всего земного повара Фэна. И…

Нет.

Сейчас Змееныш не собирался думать об этом.

Стремнина этой реки пока что была слишком строптивой.

– Колени не гнуть!

Здравствуй, подруга-палка…

Пять недель жизни с бритой головой.