Опасный вкус (СИ) - Мэйз Евгения

- Паоло!

Зовет его, а сама понимает что сердце стучит как бешеное и вина подступает к горлу вместе с тошнотворным чувством страха, перемешанным с голодом.

- Брось это, - она кивает ему на руки, - пойдем завтракать.

Он хмурится и не понимает ее. Обязанности давно разделены, график дежурств выстроен и сегодня его очередь убирать за “блохастым куском шерсти”. По утрам не до любезностей. В это время дня все еще больше хмуры и недовольны, чем по вечерам, когда тело ломит от усталости, а мозг отказывается выдавать блестящие идеи.

- Ты, - она переводит взгляд на так и стоящую рядом растрепанную Лиз, - прибери за котом, а потом…

Она перебивает ее, как всегда спешит возразить. Это раздражает, несмотря на все ее знания о взрослении, гормональных всплесках, особенностей поведения и психотипах.

- С чего это? Сегодня его очередь.

- Ты нашла кота и забрала его на лодку, ещё тогда тебе было сказано, кто будет убирать за ним, если он поселится с нами.

Да, Рафаэль рассказал ей эту историю в подробностях.

- Значит, как убирать так - я, а как тискать его…

- Тоже ты.

Ярко-малиновые, в тон шапочке, слегка обветренные губы поджимаются. Злой взгляд должен прожечь ее, но Алекс отворачивается. Она устала.

- Есть ещё что-то?

Тянет. Эта манера говорить здорово напоминает ей кого-то.

Себя.

Подражает ей, Алекс, потому и бесит в последнее время. Неприятно встречать свои плохие копии, особенно если думать, что ведешь себя точно так же.

- Нет. Присоединяйся к нам.

На этот раз ничего не изменилось. Краски не поблекли и все продолжает оставаться таким же ярким, полным жизни, как в любой другой день.

По столу разбросаны куча книг и исписанных тетрадей, фломастеры и карандаши рассыпались в грандиозном беспорядке, не убраны в коробки. Альбом полон набросков, среди которых больше портретов, меньше пейзажей, чаще всего урбанистических, праздничных зарисовок и глаз. Она часто рисует глаза, самые разные. Не все принадлежат ему, но только тем кого он знает.

Елка уже убрана, но праздничные украшения еще не сняты.

Ярко-алые деревяшки звезд качаются, задетые сквозняком, на джутовых нитях, демонстрируя свой “пошлый” рисунок, скопированный с рождественских свитеров. Треугольники, квадратики, тонкие линии, олени, снежинки, точки.

“Только здесь это смотрится хорошо!”

Алекс в его воспоминаниях подвязывает звездочки к светящейся ленте, топчась у стены в пижаме - в его футболке, клетчатых шортах и вязаных носках. Он не подумал о рождественских огнях, а она вспомнила и принесла гирлянду откуда-то сверху, позже закрепив ее над декоративным камином.

“Раз в год можно побыть нелепым или смешным, - он обнимает ее за тонкую талию, притягивая к себе. - Ты так не считаешь?”

Она пытается освободиться. Ей неудобно, она еще делает сколько-то попыток, а потом замирает.

“Нееет. Я лучше заячьи уши надену. Сейчас ведь год кролика, да?”

Ушки кролика лежат на каминной полке. Это не ее. Кажется, Лизы, а может и Паоло. У них у всех были такие и еще куча фотографий в таком виде. У всех кроме него. Он отказался надевать это мракобесие.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

“Лучше свитер!”

“Когда нашу цивилизацию, точнее эту флешку, найдут инопланетяне, хочу чтобы они видели нас счастливыми, нелепыми и гадали: почему у нас есть уши, а у других - нет.”

“О! Если они найдут меня, у них возникнут новые поводы для беспокойства!”

Квартира хранит запахи: ее духов, попкорна в огромной миске на диване, коричных палочек и цитрусовых масел. Она еще помнит запах жареного цыпленка со специями и запеченной рыбы с розмарином. Кажется, что он пришел раньше обычного и они скоро вернутся, ввалятся в квартиру, препираясь друг с другом, под сокрушенные вздохи девушки.

- Алекс! - проговорили губы. Тело еще не поверило в происходящее, в то что ее нет; разум, подкорка сознания подводят его.

В ответ в их спальне что-то грохает, до носа в рекордно быстрые сроки достигает аромат ее парфюма. Не щекочет, а бьет наповал убойной дозой разнообразных компонентов. Он влетает вовнутрь, оглядываясь, слышит женский крик.

- Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! - женщина забивается в угол у окна, машет зажатым в руке ножом. - Не убивайте меня!

Эта комната заполнена его изменщицей до предела. Ее теперь так много здесь. Одной только Алекс, ее аромата.

- Пожалуйста!

Последний возглас заставляет “очнуться”, вернуться обратно в комнату с разбитой склянкой, женщиной, что продолжает не то молить, не то кричать, размахивая ножом, гремя содержимым тумбочки, роняя вещи Алекс.

- Не убивайте меня, не надо!

- Кто ты?

Джейк так и стоит на пороге, разглядывая насмерть перепуганную женщину. Давно она здесь? Сколько его не было? День? Или два?

- Что ты делаешь здесь?

Незнакомка не отвечает. Спальня не выдерживает такого яростного натиска: плотная штора, зажатая между стеной и телом женщины, тянет вниз карниз. Ткань накрывает ее с головой, металлическая штанга ударяется о подоконник, да так и остается там. Он оказывается рядом в мгновение ока, сдергивая с нее это покрывало.

- Кейт! Кейт Андерсон! За…

Она замолкает, но руки не отпускает.

- Заключенная, - договаривает он за нее.

Короткая стрижка - не показатель тюремной принадлежности. Затравленный взгляд - в настоящее время было бы удивительно не встретить такого. На ней вещи Алекс и пахнет от нее чем-то техническим, керосином, кажется, и еще казенным помещением.

Кто она? Убийца? Террористка? Маньячка? Психопатка? Убийца детей?

- Пошла вон!

Он вытаскивает ее на лестничную клетку, держа за шкирку, не обращая внимание на ее сопротивление, на визги и крики, на лезвие ножа, которым она тычет ему то в бедро, то в руку, скользит им по ребрам. Ему не больно и раны пустяковые, всего лишь царапины.

- Нет! Нет! Отпусти! Нет!!!

Она упирается в подоконник, кричит, но не сдается, не желает выскальзывать наружу.

- Пожалуйста, не надо! Я прошу вас! Я не хочу умирать! Не хочу!

Душераздирающий крик женщины прорезает начавшуюся ночь, но еще громче звучит хруст сломанных костей.

- Пожалуйста, не надо!

Это отрезвляет. Джейк отступает, выпуская ворот толстовки из пальцев. Существа проснулись и бегут к их дому, звук от их топота разносится на многие километры вокруг. Кроме них не слышно больше никого, ни одного живого вскрика.

- Только не туда.

Он переводит взгляд на женщину, что отползает обратно к ступенькам. Темные волосы, заплаканное лицо, широкие полоски бровей, узкие глаза и тонкий нос.

- Я уйду!

Совестно ли ему, что она видит перед собой чудовище? Нет.

- Уйду!

Она шарит целой рукой по полу, стараясь нащупать нож, но тот далеко - валяется на ступеньках, этажом ниже.

- Завтра!

Он приближается к ней, тянется к руке, дергая на себя, чтобы осмотреть. Крик. Душераздирающий крик, заглушающий его собственную боль.

- Прежде чем убивать кого-то, надо было думать о том, что все возвращается.

У нее сломаны пальцы - мизинец и безымянный.

- Да пошел ты! Чертов урод!

Не страшно. Конечность срастется. Но может они ей и не понадобятся. Эту ночь она пробудет в безопасности, а дальше как пойдет и его это не должно касаться.

- Вещи верни на место.

- Твою мать!

Джейк идет наверх, не оборачиваясь, не обращая внимания на шум и приглушенные стоны позади. Они все заслужили это, чтобы быть здесь и да, этой еще не сказано повезло, что он сыт и уже выплеснул всю злость и обиду на ее менее удачливых товарищей.

- Как же больно!

Оранжевая роба валяется в углу ванной среди идеального порядка, наведенного когда-то рукою Алекс. Среди всех этих флаконов, тюбиков, бутылок. Черный пакет разобран ею только на половину. Алекс выбрала самое нужное, а остальное оставила на потом. В раковине валяются использованные салфетки и ватные диски. Она так никогда не делает, убирает за собой с какой-то особой дотошностью, повернута на гигиене и личном пространстве.