Влада Медведникова - Предвестники Мельтиара
Это было мое тайное убежище. Я не рассказывала о нем никому, даже Мельтиару, — ведь я приходила сюда, когда тускнели мысли, холодело сердце, и город казался тесным.
Когда-то давно, — я была тогда еще совсем маленькой и недавно одела крылья — я блуждала по заброшенным воздуховодам и добралась сюда. Распахнула люк в стене и увидела колодец — просторный, самый широкий в городе, наполненный чистым и пронзительным светом. Уже потом я узнала его имя, — первый источник, — но никто не мог объяснить мне, что оно значит.
И сейчас я сидела у открытого люка, и сияющий поток уносил мои мысли и страхи, они соединялись с рекой света, переливались в вышине.
«Через четыре дня», — сказал Мельтиар, и три из них прошли.
Он исчезал и появлялся — на каждое его возвращение город отвечал ослепительным всплеском силы, восторгом, рвущим душу. За эти три дня Мельтиар звал нас к себе много раз, иногда лишь на несколько мгновений, — смотрел на нас, брал за руки и исчезал снова.
Мы победили, но война еще не кончилась: по всему миру воины выслеживали оставшихся врагов, прячущихся в лесах и руинах. «Последние, к вечеру не останется никого, — сказал Мельтиар сегодня утром. Я не посмела спросить, но он понял меня, ответил: — Нет. Вы нужны мне в городе».
Завтра четвертый день — а значит, завтра Лаэнар вернется.
Свет преломлялся, искрился, распадался на радужные всплески, причудливые формы, — и я поняла, что плачу, смотрю на него сквозь слезы. Я закрыла лицо руками, — но не смогла заслонить сияние. Горе и восторг, боль разлуки и радость победы обжигали сердце, наполняли крылья, не давали остаться на месте.
Я рванулась вперед, прыгнула в сияющий поток. Крылья распахнулись, свет подхватил меня, помчал ввысь. Он был вокруг меня и во мне, пел, струился, я стала прозрачной и яркой как он, — и очнулась лишь когда оказалась под каменными сводами, на этаже прорицателей.
Залы пророчеств изменились, как и весь город, как весь мир.
Воздух и камень по-прежнему были полны силой пророков, ясной, влекущей и невесомой, — но ее пронзал другой свет. Знакомый мне с рождения: ослепительно-черный и жаркий, дыхание моей жизни, голос войны. Две силы смешивались, как сияние в колодце, — в каждом вдохе и звуке я чувствовала их движение.
И лишь пройдя вглубь зала, я поняла в чем дело.
Никогда прежде здесь не было столько предвестников Мельтиара. Одни стояли возле туманных зеркал, другие бесцельно бродили по залу, — то и дело к ним подходили одетое в белое пророки и уводили в комнаты, скрытые в толще скал.
— Зачем ты здесь?
Детский голос, серьезный и тихий. Рядом со мной стояла девочка: ладони, скрытые широкими рукавами, серебряная цепочка в волосах, внимательный взгляд.
Зачем я здесь?
Чтобы узнать будущее? Увидеть прошлое или дальний край мира? Или я пришла успокоить душу — как те воины, что потеряли близких в бою? Девочка смотрела на меня, молча ждала ответ.
— Я Арца, звезда Мельтиара, — сказала я. — И хочу увидеть будущее.
Девочка кивнула, повела меня вперед. Я думала, что мы остановимся возле ближайшего зеркала предсказаний, — но мы покинули зал, свернули в лабиринт арок и скальных переходов. Здесь клубился синеватый дым, терпкий привкус оседал в горле, и каждый шаг казался легче и длиннее предыдущего. Наш путь оборвался в комнате с высокими сводами, и я увидела Эркинара, главу прорицателей. Он стоял в окружении своих звезд и повернулся, когда я вошла.
Равный Мельтиару по силе, он был совсем другим. Его темные волосы были обрезаны выше плеч, и от этого черты лица казались заостренными, резкими. Взгляд был отстраненным, но прикосновение — успокаивающим, легким, как и все вокруг.
Он взял меня за руку и сказал:
— Я не могу показать тебе будущее, Арца. Твое будущее ветвится, как горный поток, и сейчас не угадать, какой ручей превратится в реку.
Я сделала глубокий вдох — но прежде, чем успела задать вопрос, Эркинар продолжил:
— Но я отправлю тебя в сон. Перед тобой будут все твои реки, и, быть может, самый яркий поток позовет тебя сам.
Я пошла за ним следом. В маленькой комнате, окутанной дымом, легла на мягкую скамью, закрыла глаза. Эркинар вновь прикоснулся ко мне, легко, едва приметно, — и сон подхватил меня, как поток света в колодце, помчал ввысь.
Мои крылья рассекают небесную реку, хвостовые перья раскрыты, я парю, ветер бьет в лицо, но я не опускаю стекло шлема. Вокруг меня небо, весенняя синева, полуденное солнце слепит глаза. Я ложусь на крыло, и земля поднимается мне навстречу, — бескрайний лес, золотистые пятна полян и блеск реки.
Я разворачиваюсь вновь, и теперь подо мной машина, сияющая, черная, я вижу свое отражение в ее бортах.
Весь мир наполнен запахами весны, он кажется мне беспредельным, огромным, мое сердце горит. Краем глаза я вижу черный всплеск крыльев, — мой напарник, мое отражение. Я поворачиваюсь, я должна разглядеть, должна понять, — и небо рушится на меня.
Синева, скорость, полет, небесные реки, — они мчатся сквозь меня и тают.
Я пытаюсь удержать их, но уже знаю — это сон.
Когда я проснулась, Эркинара не было в комнате. Его предвестник вывел меня из полутемного лабиринта и спросил на прощание:
— Хочешь рассказать свой сон?
— Нет, — ответила я и прыгнула в колодец.
Крылья, еще помнившие пьянящий весенний ветер из сна, распахнулись, ударили по воздуху, стремясь поднять меня ввысь. Но мне нужно было вниз, к ангару, — и крылья подчинились.
Огни в коридорах горели вполсилы, было пустынно и тихо, — там, снаружи, уже погас закат. Со дня возвращения каждую ночь мы встречались у ворот ангара, шли к машине и отправлялись в полет. Звезды, облака и растущая луна мчались над нами, а внизу был наш мир, освобожденный, чистый.
Сегодня у ворот ждала только Амира — уже доспехах, с заколотыми волосами, готовая надеть шлем и слиться с машиной.
Амира улыбнулась мне, и я взяла ее за руку, прислонилась к стене. Там, в глубине, под слоем металла и камня, гудели механизмы, текла магия, лопасти перемешивали воздух. Я слушала этот приглушенный гул и чувства Амиры, — в ее прикосновении смешивались предвкушение радости и тревога, становились единым светом, дрожащим и чистым, как слезы. Мы стояли молча, я не спрашивала ни о чем. Я знала, — раз Рэгиль не с Амирой, значит Мельтиар позвал его.
Я смотрела наверх, в раскрытый люк колодца, ждала, что Рэгиль появится там, — черной искрой стремительно обретающей форму, мчащейся к нам. Но он спустился по лестнице.
Рэгиль шел медленно, тихое эхо шагов растворялось в зеркальном полу. Без доспехов, без шлема, лишь черные браслеты на запястьях, — зеленые и красные огни мерцали на них, сменяя друг друга.
— Что-то не так, — прошептала Амира и разжала пальцы. Ее крылья раскрылись, ударили по воздуху. — Что-то очень плохо.
Рэгиль подошел к нам, протянул руки. Я коснулась его ладони, и меня затопило предчувствие, глубокое и темное, и такая же бездонная тоска. Дышать стало трудно, я уже не могла различить, где чьи чувства.
— Мельтиар сказал, — Рэгиль говорил медленно и тихо, словно уже сотни раз повторил про себя каждое слово, — что завтра мы с Амирой должны разобрать машину. Что мы больше не полетим на ней. Потому что война закончилась.
Но я видела машину во сне, я летела рядом с ней, мы были в небе… Но Эркинар говорил: «Твое будущее ветвится».
Страх ледяным кристаллом вспыхнул в груди, заморозил мысли.
— Нет… Не может быть, почему… — Голос Амиры, сперва еле слышный, стал пронзительным и звонким, задрожал от слез. — Почему?! Почему так?!
— Потому что… он как будто… — начал Рэгиль и не смог договорить.
Его отчаяние сказало все без слов. Я помнила это чувство — до войны, во сне, бесконечная пропасть или бескрайнее горе отделили меня от Мельтиара, и как я не старалась — не могла прорваться к нему.
Он как будто покидает нас, навсегда.
— Нет! — воскликнула я. — Мы должны что-то сделать! Мы должны быть рядом, мы должны…
— Предвестники Мельтиара.
Я замолчала, обернулась на голос.
Я никогда раньше не видела этого человека. Высокий, в темной одежде, струящейся складками, непохожий ни на кого из знакомых мне звезд. Он обвел нас взглядом, медленно, спокойно, и сказал:
— Арца. Амира. Рэгиль. Что вы здесь делаете в такое время?
Он стоял всего в полушаге от нас, но до меня не доносилось ни единого отзвука его чувств или силы, — словно он был за стеклянной стеной. Его правую руку сжимал браслет, — золотой, тяжелый, с мерцающим голубым камнем.
Он был не похож ни на кого — а значит он живет там, куда не ведут лестницы, куда не подняться на крыльях. Он из высших звезд.
Я опустила глаза и ответила:
— Мы привыкли не спать по ночам.
— Мы раньше всегда летали ночью, — добавил Рэгиль.