Наталья Столярова - Дмитрий Русский

— Но Эти не уйдут добровольно. Неужели они останутся в нашей семье?

— Как ты сказал?

— В нашей семье…

— Я не ожидал. Ты прошёл путь, Митяй. До таких слов…

— И не остановлюсь. Мне надо идти дальше.

— Вспомни, о чём говорил Иван.

— Что мы Этим не по зубам?

— Точно. Он увидел главное. Эти — только передатчики. Они не создают зло сами, они просто поставляют его туда, где зло — главная пища.

— И всё равно я должен принять решение.

— Прими. Кому сейчас больше всех нужна помощь?

— Лине?

— Тебе видней. Прощай, Митяй. Удачи.

Митяй уже привык, что время изменило обычный ход: он стоит, как зачарованный, напротив всё той же витрины, и словно впервые смотрит в зеркальную поверхность.

Теперь нужно обдумать разговор с Заркомом, и лучшее место для этого — парк. Но на полпути он вспомнил, что в парке сделали снежный городок, и там полно народа.

Ну, что ж, пойдет и он туда. Раз смог преодолеть свой главный страх, то почему не побороться с его отголосками?

А в парке осветили даже дальние закоулки. Везде — прожекторы, мигают гирлянды, запах шашлыков в морозном воздухе.

Митяй прибавил шаг, разогнался, взбежал на центральную горку и съехал по ней на ногах. Есть такая поговорка: «как заново на свет родился». Митяй ощущал что-то похожее: будто долго брёл с тяжёлым рюкзаком, и вдруг позволили этот рюкзак сбросить. И лёгкость появилась необыкновенная…

Дом встретил теплом, и Лина, увидев Митяя, повеселела. Она оправилась после болезни и вплела в золотистые волосы какую-то яркую ленту. Митяй улыбнулся:

— Лина, ты просто королева. Или всё-таки принцесса?

— Как хочешь. Можешь обращаться ко мне: ваше Величество.

Она засмеялась и отложила в сторону любимую «Алису в стране Чудес».

— Где ты был? Расскажи.

— В парке. Там народ гуляет вовсю.

— И я хочу.

— Я, ваше Величество, как верный паж, возьму тебя с собой.

Лина взглянула на него и спросила уже серьёзно:

— Когда?

— Сегодня, Лина. Только не в парк, а в другое место.

— Я об этом и думаю.

— А ты готова?

— Мне кажется, готова. Но, как всегда, — боюсь.

— Это нормально. Конечно, боишься. Но мы пойдем вместе.

— Ну, с тобой — совсем другое дело. Я боюсь — одна. А вместе… Нам сам чёрт не страшен.

— Вспомнила своего?

— Ага, Анчутку. Неужели он есть на самом деле?

— Сегодня, Лин, узнаем. Ты поспи, если получится. Я зайду в полночь.

Кукушка завела самое длинное выступление: двенадцать «ку-ку». Митяй поднялся, нащупал на груди Оберег и пошёл к Лине. Она сидела, напряженная как струнка.

Митяй выкатил кресло в коридор, они приблизились к шкафу вплотную. Оберег засветился, и сразу распахнулась дверь. Лина вздрогнула:

— Голос… Я слышу. Он стал громче.

— Значит, всё правильно. Мы на верном пути.

Но коляска никак не проходила в двери. Митяй, наконец, сказал:

— Лина, ты должна идти сама.

В её глазах стояли слёзы:

— Ты что, Дима? Как?

— Мы на пороге, и здесь уже всё по-другому. Я могу, конечно, понести тебя на руках. Но раз Голос говорит «иди», значит — иди!

Лина закусила губу, оперлась на поручни кресла и приподнялась. Но слёзы всё-таки не удержала, они неровными дорожками стекли к губам. Она сделала усилие, наклонилась вперёд и опять опустилась на сидение.

Митяй подал руку:

— Ты боишься. В этом всё дело. Держись за меня, ты сможешь. Ну, иди!

Она резко поднялась, кресло откатилось назад, и Лина сделала шаг, ещё один…

Дверь захлопнулась за ними.

Их обступила мгла: переход от поздних сумерек к ночи. Но на небе — не луна и не месяц, а солнце — будто в плотной упаковке, и сквозь неё лишь угадываются очертания диска.

И словно стелется дым, кое-где становясь плотнее и шевелясь косматыми рваными краями. Но запаха гари не слышно. Резкий холодный ветер нёс колючую водяную пыль. Ноги скользили по глинистой почве, и не было вокруг ни деревьев, ни кустов, ни даже островка травы.

Митяй и Лина мгновенно продрогли. Лина дрожала, смотрела по сторонам:

— Ты уверен, что мы попали именно туда?

— Да. Другая дверь просто бы не открылась. Тебе холодно?

— Немножко. Но ты знаешь, мне всё равно. Я иду! Понимаешь, иду! Сама!

И она закружилась на месте. Запрокинула лицо, закрыла глаза. Митяю хотелось запомнить это мгновение навсегда. Положить как кусочек цветного стекла в шкатулку, подальше от всех, а когда будет грустно — достать, протереть и посмотреть на свет.

Лина замерла, а потом решительно сказала:

— Нам надо идти. Не стоять же на месте.

— Надо. Только куда?

— Смотри, вроде там, на пригорке, что-то виднеется.

Митяй накинул свою куртку на Лину. Невозможно ведь предугадать, как одеться. И он усмехнулся про себя: «путешественник по параллельным мирам»… Сказали бы ему это месяц назад, послал бы куда подальше.

Они шли медленно, оскальзываясь и спотыкаясь. Митяй крепко держал Лину за руку, потому что она шла ещё неуверенно.

Забор возник как-то сразу, внезапно. За колючими кустами — старые толстые доски, плотно подогнанные одна к другой — ни щели, ни лаза, ни намёка на калитку…

Явно собиралась буря. Ветер усилился, тучи клубились раздёрганными тёмными полотнищами, и как живые, тянулись к ним голые сучья кустов.

Митяй скомандовал: «Лезем!»

Сначала подсадил Лину, потом перелез сам и подхватил её. И тут они оторопели, перед ними предстала иная картина: зеленели невысокие сопки с изумрудной травой, расцвеченной куртинками ярких пятен — полевыми маками и саранками. Виднелись аккуратные белые домики вдоль реки. На голубом небе облака не двигались, а казались приклеенными к небосводу, и не раскачивал ветер цветы на высоких стеблях. Более всего это напоминало мастерски выполненную декорацию или застывший глянцевый кадр из фильма.

По тропинке, посыпанной мелко битым красным кирпичом, от красного же домика с голубыми резными наличниками, шёл крепкий и высокий старик в коричневой шляпе, как будто присыпанной мукой.

Он улыбнулся:

— Приветствую вас, пилигримы. Пойдём в дом.

Они двинулись за ним, мимо ветряной мельницы, её крылья вращались с легким скрипом. На земле у дома сидела стайка мелких птиц с длинными, веерообразными хвостами, а пушистый рыжий кот лежал на крыльце и косил хитрым глазом, словно ему нет до птиц никакого дела. Шла обычная жизнь…

Они вошли в просторную комнату, где им поклонилась немолодая женщина с приветливым, но усталым и озабоченным лицом. Она споро собирала на стол: появилась синяя миска с краснобокими яблоками, в фаянсовой плошке желтел мёд, и так ароматно пахло свежеиспеченным хлебом, что у Митяя даже слюнки потекли.