Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)

— Я хочу, чтобы ты знала заранее. Даже, если ты и я окажемся в одной команде, то я буду работать только на себя, и мне не нужны лишние хлопоты, — он устало вздохнул и согнул колено, подставив подбородок под руку, отчего его лицу с тенью презрения и подозрения, предавалось больше равнодушия, как у истинного хладнокровного убийцы.

Он ткнул указательным пальцем в пространство, и перед лицом вспыхнула широкая диаграмма, и золотая полоса быстро передвигалась по неизвестным наименованиям и структурам, пока не остановилось возле очередной комбинации чисел.

— Не пойми меня неправильно, но я знаю, что ты собой представляешь, — мальчик секунду помедлил, выбирая между рядом электронных папок и остановив свой выбор на последней, — хотя бы немного.

Лира с замешательством смотрела на быстрые сменяющиеся диаграммы, когда неожиданно прямо перед ней появилась видеозапись. Алекс подтолкнул к ней весящую в воздухе картинку, и девушка послушно приняла плывущий к рукам экран, пододвигая его к себе ближе, чтобы лучше рассмотреть. Она несколько минут безмолвно наблюдала за быстро меняющимися фотографиями, не меняясь в лице, но крепко сжимая кулаки, старясь сдержаться, и в конце выдавила из себя:

— Как ты это сделал?

Алекс довольно ухмыльнулся, поднося к губам стеклянный бокал холодного напитка, от которого шел аромат жасмина и лаванды, смешанный с тяжелым спиртовым запахом.

— Это неожиданно, правда? Ты думаешь, что следишь за кем-то, как охотник, пытающийся подстрелить дичь для гарнира, а жертва оказывается вовсе не такой невинной, как на первый взгляд, — кубики льда звонко стукнулись друг о друга, когда он артистично поднял бокал и сделал большой глоток, отбросив назад голову.

Руки девушки не дрогнули, когда она увидела, как ее фигура сошла с борта серебряного корабля, а пальцы, старались укрыть лицо за серым плащом, из-под которого выбивались непослушные яркие пряди волос. Неизвестные камеры засекли даже, как она расплачивалась с человеком, что тайком провез ее в столицу, выделив одну из комнат прислуги. Коснувшись золотого значка на зеленом окне, она сменила следующую видеозапись, показывавшую ее первые часы в порту — вот мешок со старой одеждой беспощадно летит в огонь, и черный пепел, уносит сгоревший материал ее прошлого, вот она обменивается за бесценные нефритовые кольца парочкой закругленных бронзовых кинжалов, покупает несколько миниатюрных механических почтовых птиц, размером с ладонь, а человек ростом не больше двух футов в толкающейся толпе, где и продохнуть стоило огромных усилий, незаметно опускает перед ней черный ящик и резко исчезает в новом потоке все прибывающих людей. Пальцы сворачивают картинки, переходя к последним фотографиям, невероятно четким: веснушки на щеках превращались в броские огненные крапинки, а у глаз был мутно-зеленый цвет, как у старого болотистого озера, загорелая потрескавшаяся кожа и тонкие губы, острые скулы — все это не скрашивало ее лицо, а скорее наоборот давало понять, что она из себя представляет. Но ей нравилось выражение собственных глаз, в них таилось бесконечное, безропотное стремление и неугасаемая мечта, и Лира улыбнулась, подумав, что когда она сможет выйти на поле боя, кто-то обязательно сможет проникнуться этой искрой. И эта искра зародит в глубине чужого сердца другую мечту.

Все, кого она смогла увидеть на торжественном балу в честь прибытия участников, храбрых и отважных змееносцев великих Империй, и открытия нового столетнего турнира, были одинаковы хороши. Аристократов и дворян выдавала кожа, она буквально светилась каким-то внутренним огнем, холодные и остекленевшие глаза искали выгоду в своих претендентах, в них светилась страсть и необузданный азарт, оттого на них было так страшно глядеть, тебя одновременно пробирал мороз и пламя. Именитые купцы, торговцы, разработчики и архитекторы воздушных кораблей, исследователи изобретений третьего тысячелетия — весь контингент знати походил на театральную постановку, где живыми были только их двигающиеся руки и ноги, но веревочками, на которые подвешены куклы, управляли другие, стоящие и за спиной королевских семей. Почти каждого из них сопровождало по десятку человек из охраны, цвета и украшения их нарядов были настолько разнообразны, что стоя по всему периметру огромного зала, сверху представлялся вид ярких точек, словно художник разбрызгивал все оттенки палитры на холст. Живой была только одна душа, в чьих жилах текла благословенная кровь. Когда наследная принцесса Османской Империи ступила на холодные мозаичные плиты, по которым тянулись этнические восточные узоры, зал на миг замер, не смея произнести ни звука, настолько бесподобной была ее красота и величие. Платье струящиеся по идеальной фигуре, молочная кожа с персиковым отливом на щеках, длинные ресницы, а курчавые волосы сравнимы были лишь с безлунной ночью, такой же темной и непроглядной. Она не была марионеткой в чужих руках, скорее сама подчиняла людей, но не с помощью власти и статуса, а силой убеждения и морали. И Лира хотела бы хоть отчасти быть похожей на нее.

Осторожно опустив мерцающий мираж на стол, он в мгновение растворился, а девушка перевела взгляд на собеседника.

— Ты оказался прав, я действительно удивлена. Значит, ты и не такое можешь? — задумчиво спросила она себя, и затуманенным взором, блуждая по стеклянным стенам, сквозь которые проникал блеск рассвета — начало нового дня. — Несмотря на все эти прекрасные материалы, ты прекрасно понимаешь собственный исход положений, разве я не права?

Мальчик высокомерно изогнул брови и немного расторопно сел в привычное положение, будто что-то только что упустил.

— Что ты имеешь в виду? — серьезно спросил Алекс.

— Если бы тебя не интересовала я, разве бы ты пришел и отозвался на мое приглашение? Видя твои способности, думаю, ты легко мог бы нанять местную группировку, поклоняющуюся темному началу, а те нашли бы способ прикончить меня еще до турнира, а все следы, ведущие к тебе, исчезли. Но в тоже время, ты показываешь мне свои результаты наблюдения. Для чего? Показать свои способности? — губы тронула меланхолическая улыбка. — Поверь, я уже достаточно убеждена в твоем таланте.

Кулак врезался в деревянный стол, отчего стакан с грохотом раскололся, упав на скользкие кристальные плиты.

— Говоришь, уверовала? — с придыханием спросил он, сдерживаясь от бурлящей ярости. — Знай свое место, девчонка. На открытии турнира, ты заняла далеко не первое место, да еще проявляешь невостребованную нежность к своему главному сопернику. Что это было — порыв милосердия? — вскинулся Алекс. — Такие непроходимые отребья мне не нужны. На этом турнире нет, и не может быть жалости. Иначе, как объяснить то, что ты спасла османского Герцога?