Сергей Никшич - Люди из пригорода

Сердце ведьмы

Нет, родилась Алена вовсе не ведьмой, а милой девочкой с большими и любопытными изумрудно-карими глазами, которыми она удивленно рассматривала все, что могла увидеть из окна детской с третьего этажа старинного дома на Рейтарской улице. К тому же, появилась на свет она вовсе не в родильном доме, а в своей собственной квартире, в которой, говорят, жил некогда Опальный Поэт со своей юной и такой же взбалмошной, как и он, супругой. Быть может, именно поэтому стихи Поэта она впитала с молоком матери и всегда носила с собой порядком потрепанную книжечку его творений. А первое ее воспоминание, если кому-то могут быть интересны воспоминания ведьмы, – толстые, морщинистые, как хобот слона, ветки напротив детской, по которым стекают прозрачные и холодные дождевые капли.

Первые девять лет прожила она совершенно беззаботно. Отец ее был летчиком-испытателем и часто уезжал, но зато, когда он находился дома, то, казалось, непрерывно носил Аленку на руках и не мог на нее насмотреться. И она обнимала ручонками его крепкую шею и прижималась к нему, невзирая на колючую щетину, избавиться от которой не помогали никакие бритвы, и была совершенно уверена, что вот так он будет носить ее всю жизнь, а она будет к нему вот так прижиматься, впитывая его тепло и ласку, и все будет легко и просто.

Но однажды отец не вернулся из командировки, и вместо него пришло много незнакомых людей, которые жалостливо гладили ее по голове, но никто не взял ее на руки (уже большая!) и никто, она это сердцем чувствовала, не пожалел ее по-настоящему.

Мать ее с тех пор захандрила и устроилась на работу, но ее зарплаты да отцовской пенсии с трудом хватало, чтобы они могли нормально существовать. Аленке хотелось игрушек и мандаринок (отец всегда привозил мандаринки), но мать кормила ее вермишелью с котлетами и советовала хорошо учиться, если она так любит вкусно поесть. А по ночам мать неизменно рыдала и будила Аленку, и та просыпалась и испуганно куталась в одеяло, потому что по залитой лунным светом комнате скользили бесшабашные призраки Поэта и его супруги. Призраки были молодыми и от души веселились, обнимались прозрачными руками, ершили друг на друге волосы, гонялись друг за другом и что-то горячо друг другу доказывали. На Аленку они не обращали никакого внимания.

Появлялись они каждую ночь, и она настолько к ним привыкла, что была уверена в том, что в каждой квартире по ночам можно наблюдать за чем-нибудь подобным, и очень удивлялась, когда подруги категорически убеждали ее в том, что никто их по ночам не беспокоит.

И прошло еще несколько лет, полуголодных и унизительных, но по-своему спокойных. А затем на горизонте появился отчим. Он был тучен, и это было весьма кстати, потому что на его кителе, который он одевал по праздникам, не хватило бы в противном случае места для всех его орденов и медалей. Аленке было трудно понять, зачем он нужен маме, она ведь уже скоро вырастет и тоже будет работать, и тогда им будет легче, но мать настояла на своем, и отчим поселился у них в квартире. Он казался человеком добродушным, и даже ласковым, но его словно сахаром присыпанные и бесконечно правильные разговоры почему-то казались Аленке опасными, как шипение змеи, которое она один раз слышала, когда отдыхала на даче.

Отчим очень любил ее воспитывать и для проведения очередной беседы усаживал ее возле себя, по-отцовски обнимал за плечи и иногда, расчувствовавшись, прижимал ее к себе. Его слюнявые ласки, выбритая лысина и мерцающие медали были ей совершенно отвратительны, но она все терпела, чтобы не обидеть мать, и так продолжалось до тех пор, пока однажды она случайно не подслушала его разговор с каким-то незнакомым ей человеком.

Отчим доказывал, что нужно еще подождать, чтобы «девчонка вышла замуж», а тогда он старуху увезет за город и укокошит, а квартиру они тогда выгодно и с доплатой обменяют. Но собеседник настаивал на том, что столько ждать нет никакой возможности и что отчим и так должен ему за ордена и медали, которые достались ему не по дешевке, да и вообще пора кончать комедию. И настоятельно советовал отчиму: «Отвези их куда-нибудь да там, сердешных, и зарой».

Алене от этого разговора чуть не стало плохо, к тому же она знала, что мать ей ни за что не поверит, и поэтому побежала прямо в милицию. Надо сказать, что ей повезло и седой как лунь, бывалый, видать, милиционер, не принял за детские фантазии рассказ запыхавшейся старшеклассницы. И отчим на воронке отбыл туда, откуда когда-то убежал, а мать вышвырнула на помойку его китель вместе с медалями и прочим хламом, который от него остался. И постаралась забыть его и забыться. Впрочем, на Аленкино горе, ведь мать ее в молодости была писаная красавица, в их квартире появился новый отчим. На этот раз настоящий, без фальшивого прошлого и пугающих Алену разговоров.

Новый отчим был человеком интеллигентным и Аленку не тиранил, за плечи, как его предшественник, не обнимал, да и вообще почти не обращал на нее внимания, занятый своей работой, геморроем и стихами, которые он постоянно писал и которые никто никогда не печатал по причине, как Алена в глубине души подозревала, их полной бездарности. Но однажды она то ли от усталости, то ли просто по забывчивости забыла закрыться в ванной на щеколду, когда принимала душ, и отчим вошел в ванную, и его близоруким глазам на мгновение открылись все ее еще полудетские прелести.

В то утро Алена нашла у себя в комнате сонет, почти полностью заимствованный отчимом у Петрарки, и тут же испросила разрешения у матери закрываться на ночь в своей? комнате на замок, «потому что ее мучат кошмары».

А отчим, преподававший в университете философию, отчаянно боролся с собой и вспыхнувшей в его сердце любовью к хорошенькой падчерице.

Борьба эта превратила его за несколько лет в подозрительного параноика, но ревность он старательно прятал под маской заботы о «подрастающем поколении». Мать, до которой в один прекрасный день все дошло, понемножку пристрастилась к крымским винам, которые продавались неподалеку и которые помогали совершить, как она выражалась, «мягкую посадку» в том сумасшедшем доме, в котором жила.

Понимая, что падчерица недосягаема, отчим обратил свое внимание на студенток, которые его и его малопонятный предмет боялись как огня и охотно позволяли гладить себя по коленкам во время зачетов и экзаменов, лишь бы их сдать. Отчим, однако, вскоре сообразил, что особенно расположены к нему студентки, которых он считал глупенькими, и ему даже стало казаться, что кожа у них на коленках отличается по своим свойствам от кожи на коленках отличниц. Однажды в метро отчим уселся возле симпатичной дамы, муж которой уткнулся в газету и не замечал, что забывшийся отчим гладит коленки его жены. Тактильные ощущения показались отчиму знакомыми. «Дура! – уверенно сказал он. – Боже, какая дура!». Впрочем, он тут же раскаялся в своем диагнозе, потому что ополоумевшая от бешенства дамочка оторвала супруга от газеты и натравила все его сто с чем-то килограммов на тщедушного отчима. Домой он явился с неприличными бланшами и, чтоб себя вознаградить, попытался было ночью пробраться в спальню Аленки. Ничего у него не получилось, но с тех пор дикая, темная ревность к друзьям падчерицы стала, как ржавчина, разъедать его изнутри.