Сюзанна Виннэкер - Отступница

— Думаю, нет. Майор наверняка решит, что у меня не хватит смелости вернуться сюда, зная, как я ненавижу это место и Карла. Но мы все равно не останемся здесь дольше, чем необходимо. Узнаем, есть ли у него информация о моей матери, а потом уедем.

Я позвонила в звонок, но не услышала его эхо внутри дома. Вероятно, сломан, что неудивительно, учитывая состояние дома. Я постучала в дверь, прислушиваясь к признакам жизни внутри.

— Может он на работе.

Я фыркнула. Если бы Девон знал Карла так, как я, наверняка не говорил бы так.

— Нет, он здесь, — сказала я. — Он, наверное, просто в пьяном угаре. Займет какое-то время, чтобы выбраться из него.

Девон странно на меня посмотрел, и я отвернулась, сосредоточившись на облупившейся белой краске на двери. Я ударила кулаком еще несколько раз, чувствуя, как дерево трясется на петлях.

— Осторожно, ты сломаешь ее, — пошутил Девон.

Я остановилась и обернулась, чтобы осмотреть еще раз окрестности. Никто не выходил из дома, чтобы увидеть источник шума. Никто не озабочен криками по соседству. Насилие в семьях и споры происходили здесь ежедневно. Вдруг дверь распахнулась, и волна пота и алкоголя накрыла меня. Я хорошо его помнила. Запах разрушенной жизни и безнадежности.

Карл стоял в дверном проеме. Его глаза были мутными, лицо небритым, но, как ни странно, одет он был во что-то, похожее на чистую майку и джинсы. Я видела его в куда худшем состоянии. Карл прищурился, держась за дверной косяк, чтобы не упасть. Он был пьян. Неудивительно.

Он несколько раз моргнул и затем, кажется, действительно узнал меня.

— Тесса, это ты? — слова звучали немного невнятно, но, по крайней мере, осмысленно.

— Да, это я. Мне нужно поговорить с тобой, Карл, — сказала я.

Карл посмотрел на Девона, который стоял рядом, наши руки слегка соприкасались.

Слышать свое имя из уст Карла было странно. Когда я жила с ним и мамой, я всегда слышала, как он кричал с презрением или гневом. Сейчас он казалось практически… счастлив видеть меня. Почти ностальгически. Может, годы с алкоголем и в одиночестве, наконец, сделали свое дело.

Карл отступил, пропуская нас в комнату, все еще держась за дверь. Он покачнулся, но смог сохранить равновесие.

— Заходите.

Мы зашли, и Карл захлопнул дверь за нами. Острый запах пива стал еще хуже, когда перекрыли свежий воздух.

— Может, сделать кофе? — предложила я. Для разговора мне нужен был настолько трезвый Карл, насколько это возможно.

— Конечно, — ответил Карл. — Чувствуй себя как дома. Я собираюсь помыться наверху. Почему бы вам не пройти в гостиную?

Ухватившись за перила, он поднялся по лестнице. Карл никогда не был вежливым со мной.

Тяжесть поселилась в моем животе, когда я вошла в кухню и включила свет. Раковина была забита посудой, остатками еды, покрывшейся коркой. Мусор свалили в переполненное мусорное ведро. Все, как я помнила. Воспоминания о последнем дне в этом доме вспыхнули в моей голове.

Туманный белый. Стекло запотело, мое теплое дыхание разрушило блестящий иней. Закоченевшими пальцами я вытерла запотевшее стекло. Мягкое свечение уличного фонаря проникло в мою комнату. Фонарь отбрасывал тусклый свет на голые стены и запятнанный ковер.

Снаружи две фигуры растворились в темноте. Бело-желтые блики цеплялись за них, но они скрылись. Холод царапал мои щеки и нос. Я напрягла глаза, но две фигуры превратились в расплывчатые тени.

Легкий ветерок кружил снежинки снаружи — вокруг забитых мусорных баков, трехколесного велосипеда, на котором месяцами никто не ездил, и магазинной тележки, которую миссис Кросс с соседней улицы украла из Таргета несколько дней назад. Мой взгляд вернулся к месту, где стояли две фигуры — но они ушли.

Я приподняла ноги, подальше от холодного обогревателя, и прижала их к груди. Если бы Карл не потратил все деньги на выпивку, было бы тепло.

Крики и слишком искаженные, невнятные слова проникали через тонкие стены моей комнаты.

Я снова ощущала холод. Мамин пронзительный ответ Карлу был неразборчивым. Я слезла с холодного подоконника, и мои босые ноги коснулись старого ковра, вечно пахнувшего плесенью. Что-то липкое прилипло к моей ступне, но я не потрудилась проверить, что именно. Вероятно, Карл разлил пиво несколько дней назад, когда перепутал мою комнату с ванной.

Крик не прекращался.

Я вышла из комнаты и пошла по коридору, не заботясь, что к моим ногам прилипали комки пыли. В ванной было еще холоднее, чем в остальном доме, а черная плесень покрывала стены душа. Я толкнула дверь и включила свет. После нескольких мерцаний, зажглась лампочка, и зеркало показало мое отражение.

Мое ли это лицо? Может, я лежала рядом с другим новорожденным в детской палате и решила, что его лицо лучше моего. Я подвинулась ближе, пока не увидела каждый отпечаток пальца и пятна зубной пасты. Усталость запечатлелась на моей коже. Я закрыла глаза, хотя в этом не было необходимости при изменении. Знакомая рябь поглотила меня.

Ощущение стихло, и я рискнула взглянуть на свое отражение.

Дверь распахнулась, и в дверном проеме появилась мама, с размазанной по лицу тушью и разбитой губой. На мгновение она уставилась на меня, будто я была воплощением зла, сконцентрированном в детском теле. Ответственной за все, что с ней происходило. Ужас сменился гневом, когда она схватила меня за руку.

— Что ты делаешь? Сколько раз я тебе говорила не делать этого? Ты хочешь, чтобы Карл узнал? Хочешь, чтобы что-то ужасное произошло с нами? Почему ты не желаешь быть нормальной?

Мама щелкнула выключателем, и нас поглотила тьма, будто ей невыносимо было смотреть на меня.

— Я пыталась скрыть твою странность много лет, но ты никогда не слушала. Это ты, ты во всем виновата!

Она вышла, оставив меня в темноте. Вина прожгла дорогу к желудку. Ненормальная. Монстр. Злодей. Вот чем я была. Урод, умеющий воровать внешность других людей.

Я моргнула, избавляясь от покалывания в глазах. Мое лицо снова изменилось, и, когда остановилась дрожь, я подошла ближе к зеркалу. Коричневые глаза вместо бирюзовых, такие же темно-рыжие волосы, но гуще и более волнистые.

Я заставила мамино выражение лица смягчиться, пока не появился взгляд, который я никогда не видела направленным на меня. Мои губы дрожали, когда я двигала ими, а ее голос поднялся.