Калашников Александрович - Там, за поворотом

Я величественно приближаюсь к старейшине - Рябчик показал на него глазами - и, крякнув, сбрасываю ношу со своего плеча. Хлопаю деда по плечу, этой же рукой бью себя в грудь и отхожу в сторонку. Далее вся колонна по одному проделывает то же самое, после чего высокая куча мешков почти заслоняет почтенного старца.

Сами понимаете, ни слова из того, что нам говорят, мы не понимаем. Выдавать с таким трудом внедрённого агента, показывая, что тот владеет нашим языком, у нас ни одной причины нет, а тащить с собой пленного толмача мне показалось неправильным. Пантомима, однако. Стою, киваю на речи непонятные и, дождавшись разгрузки замыкающего, величественно пристраиваюсь в хвост колонне, покидающей Шану.

Если кто не понял - мы припёрли около тонны гуманитарной помощи. Теперь - черёд Рябчика разыграть сильную карту. Как-то он использует столь знаковое событие! Ведь наверняка на эту тему в рядах жителей селения будет развёрнута широкая дискуссия.

Чтобы не отвлекаться от темы, доложу сразу - каждый пятый из доставленных мешков, не поменяв своего содержимого, вернулся к нам рекой - прибрежная торговля посудой принесла их обратно - новосёлы нуждались в горшках, пострадавших количественно в долгом путешествии, поэтому заметную часть свалившегося на них благолепия пустили на обмен.

Потом дозорные, наблюдавшие за интересующей нас деревней, подкараулили в лесу Рябчика и записали слова этого неуча на говорящую бересту. Я долго разбирал их каракули, терзаясь неясными сомнениями. Оказалось - лучший грамотей наряда выучил только первые восемь букв алфавита… я его сразу взял на примету.

Тут ведь в чём загвоздка. Представьте себе парня, выросшего охотником вдали от цивилизации. Или выращивателем ячменя. Много ли толку Вы от него добьётесь, если заведёте разговор на тему, далёкую от его повседневных забот? Вот такие люди и окружали меня долгие годы. Отец, его братья и их жёны были для меня счастливым исключением - даром судьбы: повидавшие смолоду многое, невольно раздвинувшие свои горизонты, они заметно отличались от остальных, довольно ограниченных в круге повседневности.

Встречались и исключения, своего рода самородки, вроде того же Одноногого Лягушонка или Жалючей Гадюки - способные на нестандартный ход или абстрактную мысль. Горшковская керамическая школа оказалась как раз тем местом, где отбор по принципу склонности к необычным решениям, новому или интересному, происходил прямо по ходу дела - учеба и исследования не отделялись друг от друга. Отсюда и моё восхищение Сизой - питомицей моей и Рыка.

Так вот. В Когиде подобного заведения ещё не было, а выпускники старых школ присутствовали в единичном экземпляре. Зато то, как юноша из людей долин использовал восемь букв для записи трёх десятков звуков - это ли не высшее проявление творчества?

Осознав величие момента, я эту криптограмму добил, скрежеща мозгами от напряжения и, время о времени обращаясь в Автору за толкованием наиболее сложных мест. Действительно, зачатки комбинаторной логики у парня проявились… величественно.

Соколиный Глаз убеждал меня, что до осени, до жатвы, больше в тех краях появляться не стоит, потому что разговоры о Великом Зайце ведутся в одобрительном ключе, а новых поселенцев в ближайшее время не ожидается - этот род просто очень отстал в пути из-за навалившихся на людей болезней. То есть около года они сидели в своего рода карантине.

Сообщения постов наблюдения с южного берега эту информацию подтверждали - даже гонцы не появлялись на зарастающей травой тропе. Вообще-то данные собранные разведкой - крадущимися и наблюдающими издали питомцами Нута - дали немало важных сведений. Во первых, Сильные Охотники, про которых я так и не могу уверенно сказать кто они - храмовая стража или войско царя, действительно поуходили на север в предгорья, где то ли потеснили племена кочевых охотников, то ли смешались с ними. При этом они были замечены и в деревеньках перебравшихся в те края людей долин в качестве желанных гостей одиноких женщин.

Тенденции к возвращению обратно на служение жрецам среди почуявших свободу молодцев, не отмечалось. Иными словами - войско растворилось без остатка на просторах дикого леса, легко порвав с цивилизацией сообщества, с которым сюда прибыло. А вот информации относительно причин прекращения пивоварения так и не было. Сами храмы, наскоро связанные из камыша, выглядят кучами соломы, и паломничества к ним со стороны земледельческих поселений не отмечается. Так, отдельные лица несут что-то, но не часто и не помногу.

У меня возникло подозрение, что система подчинения, отработанная в густонаселённой местности, перестала работать, едва люди привыкли к отсутствию тесноты. Какие-то привычки, обычаи и традиции ещё живут, но реалии нового мира берут своё - с точки зрения жрецов - земледельцы дичают. Простор, большие расстояния - это плохое подспорье для любого вида принуждения. Что же, грехом было бы не воспользоваться столь удобным случаем и… надо самому потолковать с агентом нашим нелегальным.

- Слышь, Соколиный Глаз, так расскажи, что видел в дороге, пока вы досюда добрались.

- Погоди, Зая! - Рябчик "здоровается" с Сизой, уязавшейся за мной, чтобы "перекинуться словечком" с мужем. И вот прямо на глазах у Великого Вождя и Великого Шамана молодые люди истово "перекидываются"… воссоединяются, если соблюдать приличия в речи, хотя лично мне ближе термин "перепихиваются".

Чтобы не завидовать, мы с проводником расстилаем скатёрку и раскладываем угощение. Нет, ни варёных яичек, ни малосольных огурчиков, ни мятых помидор, как в мои времена, тут и в помине нет. Отбивные, потушенные "насухо", балык из сома, горшочек красной икры и пресные ячменные лепёшки - обычная дорожная еда этого времени. По крайней мере, это характерный вариант меню для путника из нашего Союза.

"Встречающиеся" затихли, и я полагаю, вскоре появятся рядом с нами, чтобы подкрепиться перед прощанием. Но… там снова что-то затевается, на этот раз неторопливое и обстоятельное с выразительным звуковым сопровождением и речами инструктивного содержания. Ну насчет того как и куда, насколько я понял. Древние люди не устают меня удивлять своей непосредственностью.

Терпение - главный инструмент, пользоваться которым любой житель этой эпохи должен умело и неустанно. Поэтому мы с проводником обстоятельно закусываем, изредка поглядывая на соскучившихся друг по другу супругов и обмениваясь одобрительными замечаниями. С душой отрываются ребята, с огоньком, можно сказать.

- Представляете?! - Сизая только что отмякла после того как обмякла, но возмущение её просто брызжет через край. - Эти гадские праттки ни разу не приголубили моего Глазоньку Сколиненького, - а у самой по щеке слезинка катится.