Ольга Золотухина - Гостиница Четыре стихии

Нет, об этом действительно лучше не думать... Баюкать свёрток вещательнице смерти быстро надоело, и она, зажав ковёр под

мышкой, принялась ныть над ухом у Хасана. Молодой колдун даже в некотором роде был рад тому, что его отвлекли от невесёлых мыслей. Кроме того, как оказалось, баньши могла болтать без умолку, даже получая от "собеседника" односложные ответы или неясное мычание. Невольно юноше пришло на ум, что на рабыню стоит переложить заботу о ятагане аль-Рассула. Интересно, а кто кого переговорит?

Но эту крамольную мысль пришлось отсечь как гноящуюся руку: Хасан никому не посмел бы отдать клинок, переданный ему отцом лично. К тому же...

- Ой, посмотри, какая прелесть! - умилённо заверещала баньши, всплеснула руками, чуть не выронив свёрток, и неуклюже толкнула юношу в спину. - Давай пробьёмся поближе, а? Я обещаю, что буду рот себе зажимать, чтобы не ляпнуть лишнего хорошо? Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста-а-а!

На этот раз не было необходимости упрашивать Хасана. С улыбкой припомнился звон, которым поначалу показался плач одуревшей от скуки баньши. Настоящая музыка - музыка танца, золотая капель хрустального фонтана - завладела в единый миг юным мальчишкой, что соседствовал в Хасане вместе с молодым

70

колдуном. Водопад чёрных волос, хоровод тонких смуглых рук и удивительные бархатистые глаза, подчёркнутые золотистой газовой тканью, которая закрывала нижнюю половину лица. В который уже раз юноша проталкивался через толпу, сопровождаемый снисходительными взглядами почтенных бородатых мужчин. Маленькая стройная танцовщица выводила узоры на квадратном коврике, усеянными мелкой монетой. Под неистовый стук барабана девушка ткала из солнечных зайчиков и полуулыбок дивный ковёр. Такой и без всякой магии должен был парить в воздухе! Только переносил бы он лишь в одну сторону - в волшебную страну наслаждения. Туда, где нет ни позорного страха, ни непреодолимых воспоминаний... ни надоедливых болтунов, которые просто кишмя кишат в несчастных Семи Пустынях!..

А-а, шайтан, неужели нельзя спокойно постоять и не дёргать меня за рукав?!

Обозлённый неутомимостью своего нового приобретения, Хасан с перекошенным лицом повернулся к рабыне и пристально посмотрел ей в глаза:

- Как тебя зовут, э? Это я для того спрашиваю, чтобы вплести твоё бедное имя в заклинание вызова злобного пустынного дэва! - рыкнул он, приглушая свой голос для окружающих. Илистая ряска испарилась с зелёных омутов глаз рабыни, влажно заблестели короткие блёклые ресницы. - Что ещё, говори!

- А я... п-под-думала просто... Ай-я-я-аа!.. Что ты зах-хочешь у-узнать!.. Тот парень, который украл твою... ну, висюльку т-таку-у-у-ю-ууу! с ка-а-амешко-ом!..

- Что-о-о?! - диким изюбром взревел будущий величайший чёрный кудесник, торопливо хватаясь за воротник. Амулет, снятый с шеи Али! Подарок отца! Ах ты, гнусный воришка! Когда только успел?!

Хасан рывком присел на корточки и коснулся кончиками пальцем земли. Чёрный след гибкой змейкой заструился по пятам за карманником, ни на вздох не упуская обречённого ловкача из виду. Молодой колдун бросился вслед за своим кудесничеством. За ним, вскрикивая раненной вороной, летела рабыня.

Впереди, протискиваясь едва ли не под ногами у благородных горожан, бежал воришка, на проверку оказавшийся коренастым коротышкой с длинными рыжими волосами, заплетёнными в две толстые косы. Благодаря своему незавидному росту и удивительной расторопности карманник преодолевал расстояние значительно легче молодого жилистого Хасана. В какой-то момент юноше показалось, что проклятые злобными ракшасами жители Бейрута просто сговорились не дать ему, сыну великого Фарукха, вернуть себе принадлежащее по праву! Гнев застил глаза молодого колдуна: раздавить их, раскидать в стороны!.. не дать ему уйти...

Малик выпрыгнул перед лицом хозяина откуда-то сверху, вцепился в халат мужчины, покупавшего у палатки персики, оттолкнулся - и вот он уже перепрыгивает

-- одного плеча на другое, забирается на головы, сбивает фески, тюрбаны и диковинные головные уборы. Наконец, настигает воришку и прирастает к его роскошной шевелюре. Карлик взвивается от боли, прыгает на месте, пытаясь сбросить

-- себя мерзкую макаку, вертится волчком и исчезает с глаз Хасана в одной из многочисленных узких улочек.

"А, осколок чужого греха, чтоб ты облысел, вконец обгрызенный блохами!" - мысленно напутствовал карманника молодой колдун. Малик вовремя остановил его гнев, иначе быть беде. Многолицый и многоголосый базар и без того обращал на юношу непозволительно много внимания... такого, что едва не пронзает насквозь!.. Х асан оглянулся, споткнулся от неожиданности и рухнул ничком в чьи-то расшитые туфли. Послышался смех, туфли пришли в движение, брезгливо отпихнув

71

юношу в сторону, а потом поднялся дикий крик. Будущий великий кудесник безропотно собрался в комок, встал на четвереньки и пополз в бесконечном движущемся частоколе ног.

- Дэв! Дэв! Это злобный дэв! Спаси нас всех Аллах, бегите, правоверные! - раздавалось над головой.

Больше разумных советов не поступало: раскалённый воздух заполнился бессмысленными воплями и отчаянным визгом. В поднявшейся суматохе пробирающегося на четвереньках юношу пихали в бок, наталкивались на него, пытались ударить, расчищая себе дорогу. Хасан, независимо от собственных желаний, добрался до тени и забился в просвет между глиняной бочкой и облупившейся стеной дома. Какой-то мальчишка-оборванец трясся от страха у колдуна за спиной. Настороженные чёрные глаза поблескивали в щель между прутьями плетёной корзины.

Хасана неумолимо тянуло выглянуть на центральную улицу, но дрожащее от озноба тело не слушалось.

Его нашли! Они его нашли! Та маленькая танцовщица... Опять танцовщица!

- Э-э, отрок, ты чего расселса, да! Что? Совсем испуганный стал, нога не дэржит? Что, ни одна, да?! А эсли очэн' захотэт'? Снова молчиш'?! Иногда у миня такой ощущений, что я тол'ко сам с собой разговаривай...

"Бежать! Бежать! Надо бежать! - билось в сознании молодого колдуна. - Бежать как можно дальше, чтобы они не нашли... Бежать, чтобы не стать как отец... Отец... Отец бы не побежал... И Фарад... Фарад тоже..."

Мысли скакали в голове молодого колдуна как блохи при поимке. Постыдно дрожали руки. Но величайшим и могущественнейшим был его отец! А он, в один миг осиротевший юноша...

Но нет! Не может такого случится, чтобы их род прервался на младшем отпрыске! На том, который так часто хвастался своими будущими победами! На том, кто видел в мечтах склонённые на колени народы и покорные его воле земли!.. И что там, шайтан его возьми, кричит этот безмозглый блестящий камень?!..