Юлия Латынина - Дело о пропавшем боге

Бьернссон засмеялся.

– Я вам ничуть не морочу голову. То, что с научной точки зрения для Ира нет никаких границ – лучше всего доказывает ограниченность самой научной точки зрения. Мое личное мнение – не как ученого, а как человека: Ир никогда не причиняет сам по себе зла. Именно поэтому, если хотите, я уверен, что он не направляет историю Веи.

– Ну хорошо. Тогда другой вопрос. Ир не руководит действиями человека. Но ведь влияет на его психику?

– Несомненно. В присутствии самого Ира… это трудно описать словами, но – ты попадаешь как будто в гигантский резонатор чувств, идей, ощущений. Своих собственных чувств, Стрейтон, а не кем-то навязанных! Именно поэтому желтые монахи должны быть бесстрастны и бескорыстны, иначе просто сойдешь с ума – и все.

– А земляне – бесстрастны?

– Мы не торгуем запасами храма, не пьем, не едим мяса, не ходим в кабачки и веселые дома.

– И это называется бесстрастием?

– На Вее это называется бесстрастием, и вы это прекрасно знаете.

– Но я не спрашиваю, насколько вы были бесстрастными с точки зрения вейца, я спрашиваю, насколько вы были бесстрастными с точки зрения землянина?

– Ну так вам уже верно Келли рассказал, как мы ругались каждый божий день. К чести человека, надо сказать, что ему свойственно спорить с товарищем из-за пропавшей зубной щетки, а не из-за неверия, скажем, в социальную справедливость. У нас было все наоборот. Каждый, конечно, явился на Вею с какими-то идеями насчет миропорядка. Это неизбежно. Любой землянин носит с собой целый зверинец бактерий и целый зверинец идей. Большинство из них безобидно, с другими незаметно справляются иммунная система и здравый смысл.

В монастыре вирусы проснулись. Возможно – потому, что нас всех повышибали из привычных социальных луз, запечатали в бутылку и бутылку кинули в чужое море. Возможно – это Ир… создал питательную среду…

– Тогда то, что вы мне рассказали об Ире – тоже версия идеолога, а не ученого?

Бьернссон пожал плечами.

– Я, по-моему, это вам сам объяснил.

– И когда вы начали… ругаться?

– Чуть меньше года назад. И где-то через месяц после этого наша аппаратура тоже стала завираться.

– А вы уверены, что роль резонатора, как вы выражаетесь, сыграл Ир, а не сами земляне?

– Простите, не понял?

– Вы говорите о том, что происходит с землянами, а я говорю о том, что происходит с Веей. Когда «Орион» вернулся на землю, только и было шуму, что об озарении, внушении и влиянии сына Ира на членов экспедиции. Но вы-то знаете, что земляне оказали не меньшее влияние на самого сына Ира. Что с ним, позволю себе заметить, случилось нечто похожее: он перестал верить в Ира, он стал верить в идею Ира.

И со всем Харайном происходит то же самое. Не знаю, воздействует ли Ир на провинцию, но что на нее действует монастырь – это уж точно. Вы сидите за своими толстыми стенами, вам запрещен диалог – но проповеди-то разрешены! Роджерс, Меллерт, – кто еще?

Вы не читаете доносов, вы не знаете, как бешено популярен Кархтар. А ведь он возглавил бунт не потому, что судья неправедно обрезал ему уши, а просто потому, что набрался идей!

Бьернссон налил себе новую порцию кофе и переломил тонкими пальцами сухарик.

– Да уж, доносов я не читаю, – согласился он. – Но, знаете ли, революции не обязательно проистекают из чуждых влияний. В Харайне промышленное развитие идет быстрее – раз; Харайн был всегда житницей империи, а нынче два года страдает от неурожая – два; а что до Кархтара – вряд ли он может оспаривать идеологическое первородство у государя Иршахчана…

– Да дался вам этот Иршахчан, – рассердился Нан. – Стены на вас давят, стены! Монастырю вашему две тысячи лет, так вы думаете, и миру вокруг столько же. Не отменял никакой Иршахчан «твоего» и «моего»! Выдумали его где-нибудь перед концом пятой династии интеллектуальные шутники в тоске по благопристойной государственности, а следующая династия шутке обрадовалась: мол, не разоряем мы государство, а обновляем…

А если и был, так это совершенно не имеет значения. Неважно, что сотворило империю: ирригационная экономика, законы государственного централизма, военный гений Иршахчана или бредни его мудрецов! Неважно, как произошло общество, важно лишь то, что происходит с ним сейчас. Историю полагается забывать – иначе мир будет населен одними привидениями….

Бьернссон засмеялся.

– Ну, – сказал он, – если благонамеренные чиновники теперь так рассуждают об Иршахчане, – значит, уже и в столице запахло паленым… А почему? Вот господин Айцар превращает технические игрушки – в машины. А тем временем господин Кархтар превращает интеллектуальные игрушки – в идеологию. Две стороны одной медали. И если в Харайне будет революция, то и конечной причиной будут не кархтары, а предприниматели…

Нан тихонько отодвинул в сторону пустую чашку и глядел перед собой, улыбаясь. «Боже мой, что я натворил, – думал он. – Хорошо, если это кофе или та дрянь из покоев первослужителя, – там он тоже был хорош. Плохо, если это дух Ира еще не выветрился из монастыря… Громко, безапелляционно, про Иршахчана – по меньшей мере недоказуемо… Это ж надо! Явился расспросить о монастыре, а стал толковать, что земляне враждебны империи вообще, словно я не землянин…»

– Берегитесь, Стрейтон, – сказал Бьернссон. – Я ведь тоже немножко понимаю, что такое Вея и ее, с позволения сказать, правосудие. Вы ведь не будете объективным следователем, даже если очень захотите. Вы просто забыли, что это такое. Только следовать вы будете не чьим-то вышестоящим указаниям, а своим собственным предубеждениям. Во всякой естественной катастрофе вам захочется найти вредительство, и среди мнимых заговоров вы упустите настоящий. Тем временем истекут отпущенные нам пять дней, и уж что начнется дальше… – Бьернссон развел руками и замолчал.

Нан стал откланиваться, вежливо и равнодушно… «Ничего-то он мне теперь не скажет про монастырь, – думал он, – так и будет учить, как жить».

В самый разгар дневной жары, когда весь Верхний Город попрятался в каменных комнатах и казенных садах, в судебную управу явился господин Айцар. На его дорогом шелковом платье не было никаких знаков различия, и только белые замшевые сапожки, шитые в четыре шва, были разукрашены золотыми кувшинками – узор, покрой и цвет, не полагавшийся мелким чиновникам. Господин Шаваш, столичный чиновник, секретарь инспектора по особо важному делу, низко поклонился господину Айцару, интенданту мелкого горном округа в провинции Харайн.

Господин Шаваш, столичный чиновник пятого ранга, выразил глубокое удовлетворение состоявшимся знакомством с чиновником второго ранга. Господин Шаваш бросил все дела и пошел с господином Айцаром в сад, где они некоторое время гуляли, распространяя вокруг себя благоухание. Ибо дорожки в саду были засажены мятой и тимьяном, которых природа устроила так, что они благоухают, когда в саду на них наступает нога чиновника. Господин Айцар похлопал молодого человека по плечу и пошутил, выказывая осведомленность о вчерашней сцене при беседки. Но, узнав, что господин Нан уже вернулся из монастыря и отправился к наместнику, заскучал и стал прощаться.