Александр Кондратьев - Голова Медузы (рассказы)

Но сны мало-помалу теряли яркость. Ему казалось, что на землю спустились сумерки… Он лежит на холме и смотрит, как мимо проходят толпы неизвестных людей. Язык их становится для него все менее понятным, одежда все более незнакомой. Среди непрерывно идущих попадаются целые толпы в чуждом вооружении. Люди эти дерутся между собой. Дерутся, как звери, безжалостно добивая раненых, призывая себе на помощь неизвестных Пирифою богов…

Какие-то гигантские страшные звери с рогами, растущими изо рта, и с башнями на спинах движутся в пестрой процессии. В башнях сидят люди в неведомых одеждах. Смуглолицые женщины с выдающимися бедрами и грудью, с лоснящимися от масла косами и самодовольным взором едут, полураздетые, на колесницах. И из-за них идет та же резня. Вокруг колесниц толпятся люди с безумными взглядами и, убивая друг друга, устремляются к самодовольным разряженным самкам. Колесницы едут по окровавленным трупам. А резня все продолжается… И она тянется так долго, что давно уже надоела Пирифою и становится ему противной.

Ему чудятся реки крови… Какой-то красный туман, в котором он плавает и носится, как осиротевшая птица. Туман полон странного смутного гула. Чьи-то раздирающие душу вопли и проклятия доносятся до его слуха, смешиваясь с непонятными гимнами… Лязг цепей и подавленный хрип… Пирифой чувствует запах крови, острого женского пота и тяжелых восточных ароматов. Дышать становится тяжело… И эта мука тянется так долго, долго…

Красный туман сгущается и темнеет… Пирифой снова видит себя в царстве Гадеса. Только царство это стало больше и шире. Низкие прежде своды поднялись до темных небес, на которых не сверкает ни одной звезды.

Лета, асфодиловый луг и роща Персефоны исчезли. Остались одни только бесформенные скалы, повитые красноватым туманом.

Туча призраков со стонами и воплями носится в воздухе.

Один он, Пирифой, по-прежнему сидит неподвижно на гранитной скале. Призраки говорят на всевозможных языках, но Пирифой теперь их всех понимает. Он знает, что все эти ассирийцы, персы, арабы, греки и финикияне жалуются на свою горькую участь, которая будет длиться без конца… И робкая жалость начинает вкрадываться в спящее сердце героя…

Но вот унылый вид призраков мало-помалу оживляется. Они собираются и о чем-то шепчутся, пугливо озираясь на эринний, которые тоже чем-то озабочены: их гораздо больше прежнего, и вид их слегка изменился. Но прежняя злоба долетает до Пирифоя. До него доносятся малопонятные обрывки фраз: «Он нас освободит… — Нет, это Мифра, великий Мифра, рожденный в пещере!.. — А я говорю вам, что он уже раз нисходил… — Только он и может нас спасти!..» Из уст призраков египетского происхождения особенно часто слышится слово «Озирис». Персы упорно повторяют: «Это он, рожденный от девы, великий Мифра». Греки упоминали про Диониса-Вакха, и у Пирифоя мелькнула догадка — не тот ли это Вакх-Дионис, который напоил его из чаши блаженства? Финикияне уповали на Таммуза. Он озарит своим светом область мрака…

В одном сходились все они: кто-то должен скоро прийти и освободить их. Унылые лица становились бодрее. Бесплотные очи светились надеждой.

Слух о чьем-то близком приходе дошел и до фурий. Они тоже шепчутся и собираются в кучки. К ним присоединяются невиданные еще Пирифоем гении мрака, суровые даймоны с черными крыльями за спиной и копьями в руках. Их собираются целые мириады, десятки, сотни мириадов… Воздух наполняется шелестом их крыльев. Их так много, что робость начинает овладевать спящим героем. Как можно победить сопротивление такой страшной силы?..

Густыми колоннами летят вдали гении мрака. Летят и фурии, с распущенными волосами, с искаженными от злобы лицами. С адским грохотом несутся тяжелые колесницы, запряженные чудовищами. В колесницах восседают боги, еще неизвестные Пирифою. Все они в полном вооружении, и все куда-то спешат. С гулом и рокотом появляются они из мрачных недр Тартара и исчезают вдали, откуда доносятся громовые раскаты… Пирифою показалось, что среди богов мелькнуло озабоченное лицо Гадеса.

Он сидел на пышной колеснице и горячо спорил с каким-то мрачным богом, доселе неизвестным для героя.

С горькой усмешкой промчалась мимо него Персефона…

Но вот боги исчезли, и вокруг Пирифоя воцарилась прежняя тишина, прерываемая лишь вздохами испуганных призраков. Но тишина тянулась недолго. Снова вдали пронеслись громовые раскаты. Почва содрогалась и стонала. Содрогался и гранитный утес, на котором сидел Пирифой.

Удары грома становились все слышнее и ужасней. «Битва титанов!» — донеслось до слуха героя из уст какой-то тени. Но он не успел разглядеть говорившего, ибо внезапно грянул удар, от которого содрогнулся весь Тартар и яркий луч света прорезал тьму. Свет на мгновение ослепил Пирифоя, и он не видел, а только слышал, как мимо него проносились разбитые силы гениев и адских богов. Герой слышал, как чей-то знакомый голос крикнул ему: «Прощай, Пирифой!» — но не мог разобрать, кто послал ему последний привет: кроткая ли Гипподамия или гордая Персефона. Туда, откуда лился свет, спешили густые толпы теней, крича на разных языках привет своему Избавителю. Крики сливались в общий радостный хор, ласкающий слух и убаюкивающий… Пирифой улыбался во сне…

Наконец показался Избавитель в белых блестящих одеждах. От лица Его исходил свет, на челе были видны следы крови…

— Таммузи! Озирис! Мифра!.. — гремело ему навстречу…

И улетали освобожденные тени… Тартар пустел.

Значит, Пирифой снова останется один? Нет! Этого не может быть. Избавитель идет к нему, останавливается, что- то говорит… Ах, что он говорит?

— Иди и кончи свой путь, — звучат последние слова Избавителя…

Пирифой чувствует отрадное прикосновение чьей-то легкой десницы к своей голове.

Он вздрогнул и проснулся.

Кругом какие-то скалы. Внизу журчит вода. Он в полутемной пещере. Сверху, из широкой расселины, льется благодатный луч света. Цепей на нем больше нет… Пирифой попробовал встать — и встал. Он еще раз огляделся. Вокруг ни души!

Где же роща Персефоны, где асфодиловый луг, на котором паслись стада Гадеса; тропинка, ведущая к Ахеронову озеру, где все это?.. Со всех сторон его окружают одни только нависшие глыбы серого камня. Пирифой крикнул, и дико прогремел его голос, не нашедший себе отклика.

Оставалось только уйти. Это было нетрудно. Каких-нибудь пять полетов стрелы отделяло его от земной поверхности… Он то шел, то карабкался кверху, нисколько не страшась свалиться с карниза. Ад был ему уже не страшен с тех пор, как он столько времени пробыл в нем… Но странное чувство одиночества и равнодушия овладевало героем по мере того, как он вдыхал более теплый, напоенный ароматами воздух…