Далин Андреевич - Слуги Зла

Уилл снова шмыгает носом и говорит мрачно:

– Этот Джек просто мордой не вышел.

А отец режет:

– Знаешь, Дэни всегда носит с собой нож из кованого железа.

Дэни усмехается про себя. Будто он готов на все, чтобы всю оставшуюся жизнь вырезать деревянные вещицы с "цветочками-лепесточками"! Смешно. Неужели Уилл думает, что Дэни это так уж волнует? Нет уж, вырезать тонкий и сложный узор увлекательно, но сколачивать столы, корыта, гробы и прочую низменную утварь не по мне. Да пусть мне только исполнится двадцать, мечтает Дэни. Я тут же найду вербовщика и стану королевским гвардейцем. И начнется настоящая жизнь. С подвигами и походами, чтобы лет через пятнадцать можно было вернуться в деревню офицером, вроде того, остановившегося в трактире – в орденах, с аксельбантом, с седыми кудрями, перехваченными черной лентой, со шрамом на щеке, с великолепно высокомерным видом… Вот тогда девочки будут смотреть совсем по-другому. А ремесло – это так, чтобы не расстраивать отца.

– И не слушай, пожалуйста, дядю Уилла, – говорит Дэни потом. – Я не припадочный, не глазею на облака и не свихнусь. И я ношу нож, – добавляет он на всякий случай, хотя в глубине души не особенно верит в эльфов. Эльфы и король – это ночной шепот с приятелями, мамины сказки, нечто запредельное, ужасно далекое, нереальное.

Реальны живописные гвардейцы, гарцующие на конях по Северному тракту. Все сияет на них, горят бляхи на сбруе, солнце золотит шелковые шнуры, дробится на надраенных пуговицах, заостряет оружие. Эти люди живут с подвига на подвиг, вот настоящее – а вовсе не тараканья щель деревушки.

Дэни принимает решение.

Глаза у Кэтрин серо-зеленые, окруженные длиннющими медными ресницами, а личико молочно-белое, в золотых пятнышках веснушек, с крохотным остреньким носиком и маленьким ярким ртом. У нее толстенная коса такого же цвета, как шкурка зимней белки, и Дэни зовет ее Белочкой.

Рыжей Белочкой.

Она такая плотная и быстрая, такая упругая, будто носит тайные пружинки в башмаках, она так крепко шнуруется, что ее грудь кажется твердой, как августовские яблоки. На нее восхитительно приятно смотреть; у Дэни она будит какой-то кошачий охотничий инстинкт – хочется подкараулить и схватить, остановить, поймать, на миг ощутить ее упругую силу… Рискованная игра.

– Дэни, кошки белок не ловят!

– Еще как ловят. Знаешь черно-белого кота дяди Перси? Этого кота зовут Хмырь, и он белок ловит – только так. Ляжет на сук потолще, подкараулит и – хвать!

– Я тебе дам – хвать! Руки убери.

– Да что ты сердишься? Я же так только… показал…

– Знаешь, я сейчас полено возьму потяжелее и тоже покажу!

Дэни смеется и Кэтрин хихикает. Стоит молочный вечер поздней весны, вокруг черемуховый туман, пахнет тяжело, медово, пряно, от запаха цветов и холодного ветра голова кружится, мысли путаются и горят щеки. Дэни задыхается от ночного меда и от жара собственной крови; он ловит кончик шали Кэтрин, тянет к себе, предлагает с деланной небрежностью:

– Давай играть в пятнашки? И я вожу?

Кэтрин отрицательно мотает головой, продолжая хихикать. Дэни тянет за шаль, тянет, тянет, ловит второй кончик – Кэтрин попалась в шаль, как птичка в сетку птицелова, Дэни подтаскивает ее ближе, шаль выскальзывает, соприкасаются руки…

– Не смей. Не хочу я с тобой водиться. Я же знаю, ты хочешь уйти. Не хочу плакать и ждать, когда ветер переменится!

– Я не уйду. Я передумал, – Дэни говорит совершенно искренне. Что он забыл в этом дурацком городе? На тощих бледных горожанках шикарные платья выглядят, как кавалеристские седла на козах. – Только скажи, я останусь. Я… я… люблю тебя, Белочка…

– О нет! Я знаю, что ты любишь меня сейчас, Дэни. Но потом забудешь.

– Глупости, глупости! Белочка, трусишка…

– Нет, нет. Скажи, ты будешь всегда меня любить? Или только сегодня?

– Всегда, всегда, всегда…

Кэтрин вздыхает, отворачивается – и поцелуй приходится в висок, в то место, где волосы, как теплый атлас. От ее волос пахнет черемухой и корицей. В этот миг Дэни думает, что мир невозможно прекрасен, ему кажется, что все будет, что все загаданное удастся.

Дэни ощущает, как он счастлив.

Не любила мама, когда Дэни уходил в лес. В крайнем случае с ним должна была идти сестра или толпа друзей, но даже если и так, мама все равно смотрела встревоженно и глаза у нее темнели.

И всегда сама подкалывала Дэни булавку на воротник рубахи. Несмотря на нож в ножнах, несмотря на подкованные сапоги – все равно.

– Мама, ну смешно, – говорит он… собираясь поискать корову тети Бет… в тот раз. – Я, как будто, уже не ребенок. Думаешь, меня волки съедят или леший утащит?

– Не спорь, Дэниэл, – говорит мама якобы строго. – Можешь считать это блажью старой женщины, которая выжила из ума, но сделай милость, не спорь.

– Да чем я… – начинает он, но мама обрывает:

– Я рассказывала тебе. ОНА подошла к самой околице, когда ты родился.

Ага, ОНА. Королева Маб. С чего бы ей так интересоваться скромной персоной Дэни? И вообще – если все пойдет хорошо, то осенью Дэни женится на Кэтрин. Какой Государыне интерес в женатом парне? Ведь все говорят – эльфов может привлечь только девственность…

– Тимоти пойдет? – спрашивает мама.

Тимоти с утра пошел в соседнее село, чтобы купить и принести поросенка.

– Пойдет, пойдет, – смеется Дэни. Стоит ли беспокоить маму? – Может быть, и Рик пойдет.

– Не сворачивай с тропы. Не вынимай булавку из рубахи.

Дэни смеется, кивает. Розмари выглядывает из-за двери:

– Дэни, возьми меня с собой!

Розмари стала такой забавной… Она похудела и вытянулась, она целыми днями бегает под солнцем, и волосы у нее светлее лица, а нос облупился. Розмари смешная девчонка, но Дэни вдруг понимает, как она станет выглядеть взрослой девушкой.

– Пойдем.

– Ну вот еще, – ворчит мама. – Куда это ты, птаха? А тесто?

Розмари хохочет, показывает Дэни ладошки в муке.

– Вечером будут пироги с ревенем и земляникой. Приходи непоздно, пока они теплые…

Дэни кивает, уходит.

В лес ведет широкая тропа, по которой ходят все. Лес поблизости от деревни исхожен тонкими тропками. Тропки, выбитые в папоротнике и хвое, ведут к реке, ведут в дальнее село, где вдова Мерфи сбивает отличное масло, ведут на хутор к дяде Тобиасу… Дэни, кажется, знает их все. Он идет по лесу, просвеченному солнцем, глядя по сторонам, слушает шелест ветра в ветвях и птичье пение… Мало-помалу Дэни забывает о пеструшке тети Бет.

Его ведет лес.

Незабудки у канавы сияют каплями небесной голубизны, курослеп ярок, как золотые монеты, а папоротник так пышен, будто годится на зеленое кружево для барских воротников. Лесной чертог прохладен и высок, над деревьями неторопливо плывут облака, они похожи на густые взбитые сливки. У края тропы цветет земляника, ягоды уже не белеют бочками, они насыщенно-алые. Дэни срывает несколько земляничек и нанизывает их на гибкую соломинку, как любила в детстве Розмари. Он стягивает ягоду с соломинки губами, почти слыша голос сестры: "Дэни, а у меня сладкие бусики!"