Далия Трускиновская - Шайтан-звезда (Книга вторая)

– Очевидно, его спутники приняли его за умершего и похоронили, о госпожа, – отвечал Аджиб. – И они, как это водится у многих народов, обложили его тело камнями, чтобы дикие звери не добрались до него. Мы проезжали мимо, устроили стоянку и услышали раздирающие душу стоны. Сперва мы решили, что это крики раненого, взяли факелы и поехали на розыски. И вдруг мы видим – стоны доносятся из-под кучи камней! Мы отступили, посовещались, и, благодарение Аллаху, среди нас нашелся милосердный человек. Он сказал, что голоса гулей ему известны, а это – голос человека. Мы не пускали его, но он, чтобы успокоить нас, призвал имя Аллаха, подошел к этой могиле и отвалил два или три камня. Мы издали светили ему факелами. Потом он подозвал нас и показал лежащего там человека. Мы помогли старцу выбраться, но он не понимал, что с ним происходит. И мы, ради милосердия, решили довезти его до ближайшего города, где при больнице имеется отделение для бесноватых или даже целое заведение, где их содержат, как в Багдаде. Говорят, среди харранских сабиев на службе повелителя правоверных есть врачи, которые возвращают больным рассудок. Я правильно рассказал?

– Да хранит тебя Аллах и да приветствует, ты все рассказал правильно! – едва ли не хором подтвердили старшие, слушавшие мальчика с понятной гордостью, ибо такой сын или племянник – истинное благословение Аллаха.

Тем временем невольники, оправив на старце одежду, подвели его к своим господам.

Безумец устремлял свой взор выше глаз купцов и Шакунты и шагал он как человек, не привычный спотыкаться на каменистых тропах, чьи ноги знали лишь гладкие мозаичные полы или толстые ковры.

– Привет, простор и уют тебе, о дядюшка, – сказал ему старший из купцов без особого почтения.

Старец, ничего не ответив, быстро опустился наземь, и это было движение человека, привыкшего садиться на возвышение из кожаных подушек. Но подушек не оказалось – и безумец молча завалился назад, так что невольникам пришлось подхватывать его и сажать прямо.

Он, словно в спине у него что-то надломилось, опустил свою голову до самых колен, так что узкая и длинная седая борода коснулась серого шелковистого песка.

– Аллах вознаградит вас, – вздохнув, сказала Шакунта. – А не рассказал ли он хоть что-то о себе? Может быть, он укажет, где его родственники?

– Мы расспрашивали, о госпожа, – отвечал Аджиб. – Но он отзывается лишь на слово «сын».

– Сын? – поднимая голову, спросил безумец. – Ради Аллаха, отведите нас к нашему благородному сыну! Он стоит на границе и защищает нас от франков и от тюрок-сельджуков! Пусть он пришлет за нами людей и верблюдов!

– Как нам найти твоего сына, о дядюшка? – склонившись к старцу, спросила Шакунта. – Мы все желаем тебе добра. Успокойся, прохлади свои глаза и расскажи нам, как найти твоего сына.

– Он среди арабов идет за пятьсот всадников! – приосанившись, сообщил безумец и вдруг заплакал, причитая: – Они везут нас прочь от нашего сына, а нам нет дела до Пестрого замка! Горе нам, мы не хотим в Пестрый замок, мы хотим к нашему сыну!..

Шакунта подняла голову и посмотрела на купцов, но те переглянулись с великим недоумением.

– Это речь человека из благородных, – сказал старший из купцов. – Хотелось бы знать, каким царем или эмиром вообразил себя этот несчастный. Это помогло бы нам разгадать загадку.

– А если он вообразил себя царем Китая? – спросил Аджиб в надежде именно на это. – Где Китай и где мы?

– Китайский царь называется «фагфур», о сынок, – поправил его средний из купцов. – Следи за своей речью, а то, чего доброго, опозоришься в благородном собрании, и нам придется за тебя краснеть.

Возможно, он и впрямь отец мальчика, подумала Шакунта, поглядев на юного Аджиба с печальным любопытством. Ведь и ее сыновья наверняка давно стали купцами, и отрастили бороды, и сами посылают караваны за товаром. Она же все еще мечтает о четырнадцатилетнем мальчике, подобном ветке ивы, который злокозненно ускользнул от нее, подсунув вместо себя сварливого долговязого пьяницу, сделавшего из судьбы, дарованной ему Аллахом, посмешище для правоверных!

– Кто-нибудь из вас или ваших людей знает, где расположен Пестрый замок, о почтенные купцы? – решив подойти к делу с другой стороны, спросила она.

– Может быть, это знают твои люди, о госпожа? Мы покупаем и продаем, мы знаем города, а в замках нам нет нужды, – разумно ответил старший из купцов. – Да и название у него какое-то странное. Ради Аллаха, за какие свойства можно замок назвать Пестрым?

Тут в голове у Шакунты забрезжил луч понимания.

– О дядюшка, ведь все это – козни Хайят-ан-Нуфус? – тихо спросила она.

Старец разогнул спину и уставил в грудь Шакунте острый грязный перст.

– Это ты, мы узнали тебя, о проклятая! – закричал он. – Это ты обманом увезла нас из Хиры, о Умм-Мерван! Где наш сын, где наше сокровище, о пятнистая змея? Аллах проклял твою красоту и твой лживый нрав! Где наш благородный сын? Где наша любимица Кут-аль-Кулуб? О люди, свяжите эту женщину! Почему ты отменила казнь подлых айаров? О дети арабов, не дайте уйти матери нашего сына! Ее имя – Умм-Мерван!

Он, одной рукой пытаясь ухватить Шакунту за вырез джуббы, другой опирался о землю, чтобы подняться, но бессилие не пускало его.

– Разве у тебя есть от него сын по имени Мерван, который воюет с франками? – удивился юный купец, ибо в его возрасте мужчина еще не умеет определять годы красивой женщины.

– Клянусь Аллахом, нет, – отстраняя слабую руку старца, сказала Шакунта и, запустив руку под джуббу, достала висевший на шее мешочек с жемчугом. – Женщина, что похитила моего мальчика, зовется Хайят-ан-Нуфус, и она стала причиной бедствий для своего мужа – а это ее муж, о друзья Аллаха! К счастью, я знаю, куда его нужно отвести, чтобы о нем заботились до самой его кончины. Смотрите за ним хорошенько, ради Аллаха, и вот вам в возмещение расходов две жемчужины. Они – большие и парные, так что из них получатся хорошие серьги для невесты Аджиба, ведь вы скоро посватаете ему благородную девушку.

Мальчик, уже достигший положенных для этого дела четырнадцати лет, покраснел от радости и волнения, а старшие купцы заулыбались.

– И когда ее откроют перед тобой, о дитя, на ней будут эти серьги, – добавила, чтобы еще больше порадовать его, Шакунта.

Два ее сына уже наверняка взяли себе жен, и она, занятая то поединками, то поисками мага, то уж вовсе ненужным делом – охраной Салах-эд-Дина, не приготовила свадебных подарков, и не встречала невест у входа в дом, распоряжаясь певицами и лютнистками, и не убирала свадебного ложа…

Однако она прогнала эти мысли – как и всякие мысли, мешавшие ей исправлять свое ремесло, и отбросила их, как отбрасывают носком ноги придорожный камушек.