Андрей Николаев - Врата Атлантиды

Корсаков глотнул пива, исподлобья глядя на магистра. Почти такие же слова он сказал Лене Шестоперову, когда тот предложил ему уехать за границу. Да, проблемы решать придется, но пока надо ждать очередного хода тех, кто думает, что он несмышленый телок и бодаться ему нечем. А ведь действительно, что он противопоставит тем, кто может навести кошмар, способный испугать до смерти, или задушить цепочкой от медальона? Силу, о которой говорила Белозерская? Так еще надо понять, в чем она заключается.

— При чем здесь медальон? — хмурясь, спросил Корсаков.

— В свое время медальон послужит вам пропуском. Вас узнают по нему, но носить его постоянно не следует: он может подчинить вас.

— А если я не пожелаю подчиниться?

— Есть вещи, с которыми следует до поры до времени мириться. Или делать вид, что смирился. Пусть полагают, что инициатива у них. Будьте гибче, Игорь Алексеевич. Иногда в тактике вполне приемлемо отступление. Временное. Вот, собственно, все, о чем я хотел с вами побеседовать. Позвольте на этом попрощаться, — магистр коротко кивнул. — Кстати, вот пример неправильно выбранной тактики.

Корсаков оглянулся. Пацанов с пивом грузили в милицейский газик. Последней, под свист публики, запихнули девчонку с гитарой, которая брыкалась и пыталась пнуть милиционеров.

— Если у кого-то из них есть папа с большими связями, то получится, что ребята принесли тактику в жертву стратегии. Так что в этом, уважаемый… — Корсаков обернулся к магистру. Тот исчез, будто испарился, как капля воды с раскаленного камня. — Интересная манера завершать спор, — пробормотал Игорь, сунул пустую бутылку давно стоявшему рядом бомжу и направился домой.

Возле двери особняка стоял зиловский «Бычок». Водитель спал на руле, два здоровенных мужика в синих комбинезонах сидели на бордюре и курили. Судя по устилавшим землю окуркам, сидели давно. Увидев, что Корсаков ковыряется ключом в замочной скважине, один из мужиков с крутыми плечами и перебитым носом, поднялся и подошел к нему.

— Простите, это не вы вчера шкаф покупали? — хмуро спросил он.

— Шкаф? А-а-а… да, хозяйка особняка говорила, что приобрела мебель. — Лица у грузчиков были суровые, и признаться, что к «хозяйке» он имеет отношение, Игорь не решился.

— Ты ей кто?

— Да так, — замялся Корсаков, — помощник по хозяйству.

— Вот… баба! — мужик плюнул на асфальт. — Договорились же, что в три часа, в рот ее…, подвезем. Приезжаем,… ее мать, а тут никого. Два часа, чтоб у нее… на лбу выросла, сидим, кукуем. Я б ее в…, а потом…, и чтобы служба медом не казалась —…!

— Это интересно, — задумался Корсаков, однако тут же спохватился: — Да вы заносите, я знаю, куда его ставить.

Грузчики разбудили шофера. Тот подал машину вперед, развернулся, открыл створки задней двери. Корсаков заглянул внутрь и присвистнул: шкаф даже лежа занимал половину кузова.

— Посторонись! — мужик с перебитым носом отодвинул Игоря в сторону.

Вдвоем с напарником они выгрузили чудовище на улицу, посовещались, измерили рулеткой дверь особняка, потом шкаф.

— Дуб,… его…! — грузчик прихлопнул по темному дереву ладонью, похожей на лопату. — Теперь таких не делают.

— И хорошо, — сказал второй, — не то два-три таких чуда перенесешь, и себе гроб заказывай.

Дверцу шкафа занимало огромное потускневшее зеркало. Мужики проверили, заперты ли дверцы, завалили дубовое чудовище на бок, подсунули широкие ленты, и, крякнув, понесли в особняк. Корсаков шел сзади, пытаясь корректировать движение.

— Осторожно, порожек, ступеньки начинаются…

— Ты бы лучше свет зажег, — пробурчал грузчик.

— Нет на лестнице света, мужики.

С разгону грузчики одолели лестницу, отдуваясь, поставили шкаф на пол.

— Куда его?

Был соблазн поставить к стене — загородить вчерашнюю картину Леонида Шестоперова «Поцелуйте меня в задницу!», — но Корсаков поборол искушение и попросил занести в спальню. Шкаф занял треть и так небольшого помещения.

— А клопов в нем нет? — забеспокоился Корсаков.

— Вот пусть твоя хозяйка и проверит, — мужики передали ему ключ от шкафа и, не попрощавшись, затопали вниз по лестнице.

Корсаков проводил их и поднялся в спальню. Открыл скрипнувшие дверцы, выдвинул ящики. Клопов не наблюдалось.

— И то хорошо, — подмигнув мутному зеркалу, он направился в холл.

Стол был завален вчерашними объедками. Поболтав остатками коньяка в бутылке — Леня не смог допить, — Игорь поставил бутылку в холодильник и принялся за уборку.

Загрузив посуду в машину, он подмел пол, выбросил раздавленные тюбики из-под краски и принес бутылку со скипидаром. Предстояло самое трудоемкое — уничтожить творение последователя Пикассо Леонида Шестоперова. Вздохнув, Игорь присел на корточки, намочил скипидаром тряпку и стал оттирать стены.

Он встретил Анюту внизу, возле двери, поцеловал в щеку и, обняв за талию, повел вверх по лестнице. В холле царил полумрак, горели свечи. На накрытом хрустящей скатертью столе стояли хрустальные бокалы, в вазе возвышалась белая роза, играла тихая музыка.

— Что, продолжение праздника? — спросила Анюта, искоса взглянув на Корсакова.

— Нет, просто этот вечер наш. Я заказал в «Праге» тушеного в белом вине судака, соленые грибочки, молодой картофель. Чувствуешь, какой запах?

— Чувствую. Скипидаром воняет.

— Это быстро выветрится. На всякий случай я взял бутылку сухого вина, но если не хочешь… Никого не пустим, будем вдвоем. И… м-м-м… в общем, прости меня, старого алкоголика, — Корсаков притянул Анюту к себе и уткнулся в ее волосы.

— Эх, пользуешься ты моей добротой, — вздохнула Анюта. — Ладно, кормить меня будут сегодня?

— Один момент, мадмуазель, — Корсаков метнулся к плите, подхватил металлический судок, поднес Анюте и жестом фокусника снял крышку. — Ну, что, опять скажешь: скипидаром воняет?

— Божественно! — Анюта принюхалась к поднимавшемуся над судком пару. — Я только руки вымою. Без меня не ешь, — крикнула она уже из ванной.

— Ни в коем случае.

Они лежали в постели усталые и пресыщенные любовью. Корсаков курил, стряхивая пепел в пепельницу, которую придерживал на груди. В окно вливался свежий ночной воздух, подмигивали звезды над крышей дома напротив. Огонек сигареты выхватывал из темноты балдахин и угол шкафа, стоявшего почти вплотную к кровати.

— Зачем ты его купила? — спросил Корсаков.

— Не знаю, — сонно ответила Анюта. — Бабушка как-то говорила, что у женщины должно быть свое зеркало и лучше, если оно старинное, с длинной памятью. То есть видело много людей, отражало их, запоминало. Образы людей откладываются в стекле, как кольца на дереве. Сколько лет прожило дерево, столько колец. Я зашла к знакомому антиквару. Будто что-то вело меня. Зашла, увидела, купила.