Дмитрий Емец - Билет на Лысую гору

– А-а-а! Спасайся кто может! – завопил магфицер.

Гном и Антигон, сообразив, что натворили, перестали бороться, бросили обломки трубки и на четвереньках побежали в разные стороны. Мгновение спустя гигантский пузырь лопнул. Взрывом подкинуло зависший в воздухе склеп. Боевой маг выпустил хрустальный шар, и тот, ударившись о скамью склепа, брызнул осколками.

Острая боль отпустила Ирку. Не мешкая, она дотянулась до копья и, вскакивая, метнула его с колена. Копье сияющей чертой рассекло ночь и врезалось в склеп между магфицером и боевым магом. По каменному борту, разделяя склеп на две неравные половины, пробежала длинная трещина.

Утратив способность к полету, склеп обрушился на землю. Фортуна, повернувшаяся было к Ирке спиной, сейчас демонстрировала задние карманы джинсов ее врагам. А верный дрот, едва успев поразить цель, вновь вернулся в руку валькирии, занесенную для нового броска. Однако с броском она медлила, наблюдая, как магфицер и пегобородый, точно два жука, ворочаются в темном кустарнике.

– Мы еще в-в-в-встретимся! – прошипел магфицер.

– Ж-ж-жду не дождусь! – передразнила Ирка, заставив заику пожелтеть от злости.

Пегобородый маг ничего не сказал. Он лишь хмуро покосился на дрот, а затем быстро и внимательно заглянул в лицо Ирке. В отличие от магфицера, он не кипел от гнева. В его глазах не было ни быстропортящейся ненависти, ни дальновидной ярости, лишь легкая озабоченность. Закутавшись в плащ, он завертелся на месте. Золотые искры, отрываясь от кольца, прилипали к плащу. Еще три или четыре оборота, и он телепортировал. Контур ярко вспыхнул и опал. Магфицер последовал его примеру. За ними почти без перерыва слиняли десантный гном и очухавшийся пепелометчик.

– Жуткий монстр доволен! Славная была тузилка-колотилка! Видела, сколько пыли я вытряс из этого гнома? – жизнерадостно произнес Антигон.

Он прихрамывал, задыхался и был закопчен, как трубочист, вывалившийся из камина. Однако на общий энтузиазм этого странного существа битва нисколько не повлияла.

– По-моему, он вытряс из тебя немало пыли! – заметила Ирка, с грустью разглядывая поредевшие бакенбарды и приплюснутый нос.

– Ужасной хозяйке показалось! На самом деле Антигон отколошматил его куда больше! – с обидой сказал потомок русалки. – Но нам пора! Скоро они восстановят силы и попытаются прорваться сквозь ткань миров в другом месте.

Незаметно наступила ночь. Лес давно слился во что-то единое, неподвижное, грозное… В небе, очень низко, висела круглая, пугающе огромная луна. Один ее конец был затемнен, но все равно угадывался в светлом ободе. Изредка то одна, то другая вершина дерева, смещаясь в поле Иркиного зрения, цепляла диск луны, и Ирке всякий раз казалось, что ночное светило оторвется и упадет. Однако лунный диск был привинчен надежно.

Когда валькирия в пятый раз приготовилась повторить свое предложение взлететь и посмотреть сверху, Антигон внезапно радостно заорал:

– Ну что я говорил? Вот оно, родненькое! Вот оно, кошмарненькое!

Ирка в недоумении огляделась. Однако, как она ни старалась, ничего родненького, равно как и кошмарненького, увидеть ей так и не удалось.

– Да вот же! – нетерпеливо сказал Антигон.

Ирка подняла глаза. Четыре высоких деревянных столба, которые она прежде принимала за деревья, взмывали ввысь. Наверху, метрах в четырех от земли, помещался небольшой вагончик с двумя подслеповатыми окнами. Самое странное, что наверх не вело никакой лестницы. Лишь болталась длинная веревка с узлами.

– Это что еще? – удивилась Ирка.

– Когда-то лопухоиды снимали здесь кино про партизан. После была станция не сильно юных натуралистов, которые чаще распивали здесь алкогольные напитки, чем наблюдали за белками. А сейчас пусть тошнотная хозяйка потрудится заглянуть внутрь!

Антигон высоко подпрыгнул и услужливо подал Ирке веревку. По веревке с узлами Ирка забралась наверх. Руки у нее были сильные. Когда то и дело пользуешься поручнями, втягивая непослушное тело на коляску, невольно даешь мышцам хорошую нагрузку.

Вскарабкавшись на площадку, Ирка толкнула дверь и внезапно оказалась в просторной и уютной комнате. Деревянные лавки, большой стол, стеллажи от пола и до потолка, удобные для всевозможных мелочей. Больше всего понравился Ирке удобный гамак. Под гамаком Ирка увидела охапку свежей соломы и несколько говяжьих костей.

– А это зачем? – не поняла Ирка.

– Это чтобы волчице… ежели что… – смутился Антигон.

Ирка оценила его скромность и одновременно выругала себя за глупость.

– Я все устроил! Хозяйка довольна кошмарным монстром? Не правда ли, отвратительное жилище? Хуже просто не бывает, а? – надувшись от гордости, спрашивал Антигон.

– Хозяйка довольна. Это просто отли… жуткая, вонючая дыра. Меня от нее тошнит в хорошем смысле этого слова! – спохватилась Ирка.

Домовой кикимор просиял, точно отведал любимого варенья из червивых груш.

– Я старался, чтобы все тут было как можно гаже! – заверил он Ирку.

– И у тебя получилось. Тут всего одна комната? – спросила Ирка.

– Обижаете, тошнотная хозяйка! Еще спальня! Ап! – Антигон отдернул тяжелую штору в углу комнаты.

Ирка последовала за ним, но едва не получила затылком в лицо. Дело в том, что кикимор внезапно подпрыгнул, замахал руками и воинственно завопил, размахивая булавой.

– К оружию, гадкая хозяйка! Нас выследили! Ложись в гробы, негодяи! Отвратительный монстр будет крошить всех подряд!

Спальня была маленькой, кикимор же метался, точно припадочный. Дождавшись, пока Антигон в очередной раз высоко подпрыгнет, Ирка подхватила его под мышки и удержала. Это был единственный способ хоть что-то разглядеть.

В кресле-качалке, закинув ногу на ногу, сидел темноволосый юноша в светлой рубашке. Ворот рубашки был расстегнут. Проглядывала цепочка с медальоном. Размахивающий булавой Антигон не произвел на него впечатления. Юноша смотрел на разгневанного кикимора без страха, как на досадливую муху. Когда Ирка поймала кикимора на лету и прижала к себе, он усмехнулся.

В руках у Ирки Антигон вначале вырывался и размахивал булавой, но после, сообразив, что на них никто не нападает, притих. Лишь продолжал кипеть от негодования.

– Он влез в «Приют валькирии!» Кошмарный монстр оскорблен! Только кр-р-р-ровь смоет обиду! – то и дело повторял он.

Юноше надоело разглядывать Антигона, и он перевел взгляд на валькирию. Глаза у него были насмешливые. Он убрал ногу с колена, качнулся в кресле и встал, оказавшись выше Ирки на голову. В движениях у него отсутствовали суета и пустое мельтешение, часто встречающиеся у остряков-самоучек, которые даже карточку в метро не могут купить без того, чтобы что-нибудь не вякнуть.