Руслан Мельников - Князь-волхв

Из простой, нарочито даже простой, удлиненной деревянной рукояти, лишенной защитного перекрестия и имитировавшей верхнюю часть посоха, торчал чудной клинок — темный, короткий, прямой, со скошенным острием. Полые ножны — нижняя часть посоха — так и остались висеть за спиной.

Чуть пригнувшись и удерживая меч над головой двумя руками, черный бесермен замер в диковинной боевой стойке.

Германец коня не остановил. Оно и понятно: шансов у пешца — пусть даже и обретшего оружие — не было никаких. Ну или почти никаких.

«Интересно, эти трое хотят убить его или только ранить и полонить? — пронеслось в голове Тимофея. Он покосился на труп четвертого германца, явно павшего от руки беглеца. — Или как получится?»

На маленького человечка несся огромный рыцарский конь, закрытый окольчуженной попоной. Шею и грудь немецкого скакуна защищали широкие изогнутые пластины, череп укрывало блестящее стальное оголовье. В седле с высокими луками восседал закованный в железо всадник. Кольчуга, нагрудник, наплечники, наручи, поножи, латные перчатки, горшкообразный шлем с узкой смотровой щелью…

И большой, прикрывающий тулово от седла до шелома, треугольный щит в левой руке. И длинное копье-лэнс — в правой. Таким копьем всадник легко достанет пешего противника, в какую бы сторону тот ни метнулся. Однако бесермен не стал отскакивать в сторону. Бесермен ринулся ВПЕРЕД. Он атаковал сам!

С рыцарским жеребцом пеший мечник разминулся едва-едва — лишь переступив с ноги на ногу и перенеся вес необычайно гибкого, подвижного, прямо-таки текучего тела с одной точки опоры на другую. И чуть развернувшись при этом. Чуть-чуть, самую малость…

И нырком уходя под копье.

Тяжелый наконечник с трепещущим баннером запоздало качнулся вниз — вслед за ускользающей целью, — но успел лишь разорвать черную ткань на левом плече пешца. Хотя нет, не только ткань: сталь, похоже, пропорола и кожу. И все же рана была неопасной.

Разогнулась темная фигура, уже стоя почти вплотную к проносящейся мимо бронированной туше. Резкий, едва уловимый глазом взмах короткого меча. Низкий секущий удар, пришедшийся по передним ногам рыцарского коня. Над копытами. Под взметнувшийся край кольчужной попоны.

Дикое, пронзительное ржание-визг. Приняв землю не на подкованные копыта, а на кровоточащие обрубки, покалеченный скакун рухнул мордой вниз. Копье, уткнувшееся в жирный чернозем, переломилось. В стороны полетели щит и шлем. Всадник вывалился из седла. По инерции оба — и конь, и наездник — некоторое время катились по земле. Потом в траве отчаянно бился жеребец, колотя воздух окровавленными культями. А в полудюжине шагов от него вяло шевелился поверженный рыцарь. Растерявшиеся оруженосцы, позабыв о беглеце, скакали к господину. Мечник в черных одеждах вновь бежал к лесистым холмам и оврагам.

Впрочем, времени он выиграл не много. Спешенный рыцарь быстро пришел в себя. Германец поднялся на ноги, вырвал меч из ножен, что-то закричал, указывая клинком на желтолицего иноземца. Приказывал догнать? Схватить? Убить?

Оруженосцы вновь бросились в погоню, огибая темную фигуру с двух сторон. На этот раз всадники настигли бесермена быстро. Видимо, полученная рана не позволяла тому бежать с прежней прытью.

Назревала новая стычка. Беглец остановился. Короткий темный меч поднялся над встрепанной головой. Левая рука бесермена нырнула куда-то под куцый кафтанчик.

Что, интересно, у него там припрятано? Кинжал? Кистень?

Преследователи не спешили это выяснять и близко не подъезжали. Отрезав беглеца от леса и кружась на безопасном расстоянии, всадники выжидали. Чего?

Ага! К иноземцу спешит рыцарь с мечом. Значит, поединок еще не закончен. Или это будет уже не поединок, а будет трое на одного?

Честно говоря, Тимофей не испытывал ни сочувствия, ни жалости к похитителю неведомой Черной Кости, из-за которого сам едва не лишился головы. Но все же следовало признать: за свою жизнь черный воин дрался умело и отчаянно. Достойно дрался…

Бельгутай, до сих пор неподвижно наблюдавший за происходящим, вдруг шевельнулся, потянул из седельного саадака лук, достал из колчана стрелу с бронебойным наконечником — тяжелым, узким, граненым.

Каменное лицо степняка ничего не выражало. Темные щелки глаз смотрели бесстрастно и безжалостно.

Тимофей скривился:

— Думаешь, если ты убьешь этого ночного вора прежде, чем это сделают немцы, Феодорлих будет милостив к нам?

— Я вовсе не собираюсь убивать вора, — процедил сквозь зубы нойон.

И приложил оперенный конец стрелы к тетиве.

Тимофей непонимающе уставился на татарина:

— Ты… ты хочешь помочь ему? Помочь сбежать?

— Сбежать — нет. Я хочу узнать, кто он такой и откуда взялся.

«И куда дел Черную Кость, не так ли? — усмехнулся про себя Тимофей. — Что ж, дело хорошее, нужное. Все равно от нападения на немецкий дозор хуже уже не станет». Тимофей потянулся к мечу, отцепил от седельной луки щит.

— Ну, начинай, Бельгутай. Я, ежели что, подсоблю.

Бельгутай выехал из укрытия первым: стрелять с седла сквозь ветви деревьев было несподручно. Тимофей последовал за нойоном.

Немцы их пока не замечали, так что ничего не помешало татарину плавно оттянуть тетиву к уху, прицелиться хорошенько и…

Длинная стрела понеслась к всаднику, маячившему слева от беглеца. Оп! Славный выстрел! Стрела пробила кольчужную рубаху и застряла в правом боку. Немец повалился из седла. Зацепился за стремя. Испуганный конь шарахнулся в сторону и поскакал прочь, волоча за собой всадника.

Ага, ну вот их и заметили! Немецкий рыцарь растерянно завертел белобрысой головой, его конный оруженосец, прикрываясь щитом, нерешительно закружил на одном месте.

Снова звякнула тетива татарского номо. Вторая стрела устремилась к цели. Рыцарь как стоял, так и рухнул в траву. В светловолосой голове трепетало пестрое оперение на длинном древке.

Видимо, смерть господина окончательно убедила последнего оставшегося в живых германца не испытывать судьбу. Развернув коня и забросив щит за спину, оруженосец изготовился к бегству. Бельгутай потянулся за третьей стрелой, но черный бесермен, неожиданно возникший на пути всадника, опередил ханского посла.

Резкий, едва уловимый взмах руки от пояса… Судя по всему, проворный пешец метнул что-то махонькое, но смертоносное. Нож? Короткий дрот? Немец выпустил поводья, схватился за лицо и, покачнувшись, начал медленно-медленно сползать с коня.

Ему помогли: бесермен подскочил к всаднику, бесцеремонно сдернул его наземь, и в следующий миг сам — не вспрыгнул даже — вспорхнул в опустевшее седло.