Первая академия. Том 3 (СИ) - Шеррифф
Пётр Петрович договорился с Вяземским, чтобы меня отпустили на две недели, и уже в среду вечером я на присланной за мной машине отправился в аэропорт. Там меня ждали сам Пётр Петрович, его начальник стражи Виктор Иванович и ещё одиннадцать родственников, собиравшихся участвовать в судьбоносной драке, а на взлётной полосе стоял небольшой транспортный двухмоторный самолётик, который и должен был нас доставить в пункт назначения.
Самолёт летел медленно, и в Екатеринбург мы прибыли лишь ранним утром, но это всё равно оказалось быстрее, чем на дирижабле. А в Екатеринбурге уже ждали машины, на которых наша компания добралась городского особняка Оболенских, где до сих пор размещалась часть стражи рода.
Битва должна была состояться через три дня. Времени на подготовку оставалось всего ничего.
Пообедали мы все вместе в большой столовой, в которой я когда-то ужинал с Петром Петровичем и Борисом Порфирьевичем. Народу было много, более двадцати человек собралось, даже мест свободных не осталось. Родственники Оболенских приехали не только из Москвы, но и из других городов. В основном это были мужчины самых разных возрастов: молодые, почти мои ровесники, господа средних лет, люди преклонных годов, как Пётр Петрович. Большинство носили усы и бороды, а костюмы их пестрели самыми разными цветами: бордовый, синий, зелёный.
Однако среди собравшихся я заметил и женщин. Их было четыре, три — дамы средних лет, одна постарше.
Уровень силы у членов рода тоже был самый разный. Старшие, как правило, имели более яркие, разветвлённые печати, говорящие о высоких рангах их владельцев, те, кто моложе, обладали силой поскромнее. Но совсем слабых я не заметил. Даже три моих ровесника имели ранг не ниже десятого, если судить по свечению их эфирных тел и печатям силы.
Половину обеда заняло знакомство, и очень скоро я оказался в центре внимания. Всех поражала моя огромная сила, не характерная для столь молодого возраста. И это ещё я сказал им, что у меня седьмой ранг. Сказал бы, пятый — не поверили бы.
После обеда не стал засиживаться. Первым делом решил съездить к Лизе — она уже знала о моём приезде. Я звонил ей, но причину по телефону не назвал. Теперь собирался навестить её и сообщить о том, что привело меня сюда. Так же сегодня или, скорее всего, уже завтра надо было повидаться с Борисом Порфирьевичем и Машей.
Через полтора часа за мной приехал стражник на небольшом тёмно-синем седане конца двадцатых годов, и я вместе с вещами отправился в Чусовград. Жить собирался там же. В особняке Оболенских и так гостило полно народу, мне не имело смысла там торчать.
Лиза до сих пор проживала в гостинице рядом с чугунолитейным заводом. Она заняла весь пятый этаж, а Ника и девять стражников расположились ниже. Гостиница превратилась в настоящую крепость. Отсюда можно было контролировать предприятие. В случае нападения парни смогли бы быстро среагировать.
Лиза очень обрадовалась моему приезду, и до самого ужина мы сидели в просторном номере, используемой моей троюродной сестрой в качестве гостиной, и общались. А вот причина, по которой я снова оказался на Урале, Лизу огорчила.
— И ты опять будешь драться? — во взгляде Лизы читался упрёк, словно, по её мнению, я не должен был поддерживать своих союзников.
— Да, я буду драться. Теперь это касается и меня тоже. Оболенские — мои союзники и почти родственники, и я должен помочь им. Иначе мы лишимся того, что у нас есть.
— Ты говоришь про этот завод? Опять… Вот он тебе сдался-то. С ним столько проблем, не представляешь. Я замучилась. А теперь ещё и драться придётся. Зря ты выпросил его себе, не надо было.
— Я не за завод дерусь, а за наше будущее, неужели не понимаешь? Оболенские — наши союзники. Если они проиграют, нас никто не поддержит, мы останемся одни. Ну ладно, не совсем одни: Вяземский ещё есть. Но его больше интересуют академия и приюты. На остальное ему плевать, и мы ему не нужны. И не забывай, с Оболенскими я, вероятнее всего, породнюсь. С ними же мы выступим против Шереметевых, когда придёт время.
— Я понимаю, Алексей, но… знаешь, я очень волнуюсь. Это сражение… если оно будет таким, как ты сказал, там столько дворян погибнет! Это же смертельная битва, это…
— Лиз, я тоже понимаю, на что подписался. Но согласись, я далеко не самый слабый одарённый. Вряд ли будет много тех, кто сильнее меня, а возможно, не будет совсем. Мои шансы выжить выше, чем у большинства участников. И мне не впервой. Подобная драка уже была, когда мы вошли в Первоуральск.
— Но сейчас сильных одарённых будет гораздо больше, соберётся вся верхушка рода, все старшие члены, а они очень сильны.
— Так и у нас тоже. Пётр Петрович, Борис Порфирьевич — все будут драться.
— Ладно, — Лиза поджала губы. — Ладно, как скажешь. Но тогда буду драться и я.
— Что? Нет!
— Да, я тоже буду драться. Раз уж мы родственники, я тоже выйду на бой.
— Ни за что! Я тебе не позволю.
— Как это ты мне не позволишь? Что значит, не позволишь? А я у тебя позволения и не спрашивала. Я хочу участвовать в сражении и сделаю это.
Меня ужаснули слова Лизы. Она была не слишком сильна, магией владела посредственно, а боевого опыта почти не имела. Её шансы выжить на поле боя удручающе малы.
— Лиза, тебе не надо этого делать, — попытался я убедить её. — Ты мало чем поможешь, там будут по-настоящему сильные воины. Только зря подставишься.
— А это уже моё дело.
— Как твоё? Моё тоже. Ты — моя родственница пусть и дальняя, ты заведуешь моими предприятиями. Тебе нечего делать не поле боя. Ты не умеешь драться.
— Это я-то не умею? А кто сражался, когда тебя года назад убить пытались?
— Это другое. Там было несколько стражников против одного эфирника. Это даже сражением нельзя было назвать. Понимаю, тебе хочется поучаствовать, но…
— Никаких «но», Алексей. Я так решила. Всё.
Мне оставалось только за голову схватиться. Зачем вообще я ей рассказал про сражение? Мог ведь и не говорить, и Лиза узнала бы о битве после того, как всё закончится. А теперь эта несносная упрямица полезет в драку, и её наверняка убьют, поскольку туда приедут одарённые моего уровня, а то и выше.
За вечер я несколько раз пытался Лизу отговорить от
