Далекие странники (ЛП) - Сяо Тяньтянь "Прист"

Чтобы что-то понять и усвоить, Лян Цзюсяо требовалось прикладывать гораздо больше усилий, чем остальным. Он задавал кучу вопросов, когда сталкивался с чем-то непонятным, что случалось, по правде говоря, слишком часто. Если Чжоу Цзышу терял терпение и приходил в ярость, шиди смиренно выслушивал все нелестные реплики, ждал, пока гнев шисюна остынет, и спрашивал снова.

Лян Цзюсяо и Чжан Чэнлин были чем-то похожи. Оба — липкие пластыри, которые не отодрать, стоит им попасть на кожу. Но… кто знал, что в один день пластырь может отпасть сам по себе?

Кто знал, что блистательный глава поместья «Времена года», командир Тяньчуана, однажды будет отрешённо стоять в толпе и, глядя на растерянного подростка, мучительно сокрушаться и скорбеть о прошлом?

Примечание к части

∾ 吃醋 — дословно «есть уксус» в значении «ревновать». На русский обычно переводится как «пить уксус».

Том 1. Глава 20. Человек в багряном

Небеса не благоволили собранию героев в Дунтине. Тёмные свинцовые тучи набухли ливнем, грозившим обрушиться в любой момент. Холодный влажный ветер безжалостно срывал последние листья и кружил их в дикой воздушной пляске. 

Атмосфера как нельзя лучше соответствовала настроению одинокого скитальца, оплакивающего родной дом. Минувшие тридцать лет казались этому человеку покрытыми иллюзорным маревом долгого сна.

Когда Гао Чун пригласил настоятеля Ци Му занять почётное место и сел рядом, юноша из толпы со вздохом прошептал совсем рядом с Чжоу Цзышу: 

— Однажды я стану таким, как он!

Сян Юй,[131] будущий Верховный правитель Западного Чу, увидев процессию императора Цинь Шихуана[132] на переправе во время инспекционной поездки, воскликнул: «Я готов заменить его!».

Лю Сю,[133] будущий император Гуанъу, в молодости говорил: «Если я должен стать кем-то, то только генералом. Если я возьму кого-то в жёны, это будет Инь Лихуа».[134]

Есть ли в бескрайнем мире хоть один человек, кто не мечтал бы сделаться легендарным героем и оставить славный след в истории? Кто в благословенные годы юности не взглянул на чужой величественный силуэт и не воскликнул, стиснув зубы и сжав кулаки: «Однажды я буду таким же!»?

Повелевать миром, владычествовать над людскими судьбами… 

Но что будет после достижения славы? Что потом?

Шифу Чжоу Цзышу встретил раннюю кончину, оставив поместье «Времена года» без главы. Бремя ответственности за школу легло на плечи Чжоу Цзышу, поскольку он был старшим учеником. Но насколько взрослым был старший ученик? В тот год ему исполнилось пятнадцать.

Нынешний император в пятнадцать лет ещё прятался в тени и выжидал. Князь Наньнина в свои пятнадцать предавался удовольствиям, распивал вино и притворялся равнодушным к дворцовым интригам повесой. Даже Великий Шаман Наньцзяна, живая легенда улиня, в этом возрасте оставался всего лишь заложником в чужой стране, с сердцем, исполненным обиды.

В юности Лян Цзюсяо был единственным утешением Чжоу Цзышу, поскольку их жизни зависели друг от друга. Но когда в их отношениях появился раскол?

Это произошло, когда Лян Цзюсяо приехал в столицу и стал свидетелем грязной борьбы за власть, подлых интриг и преступлений. И за всем этим стоял человек, которого Лян Цзюсяо боготворил. Его шисюн подставлял других, фабриковал ложные улики, своими руками убивал даже тех, кто был верен, но стал неугоден…

Гао Чун, стоя на возвышении, громовым голосом обличал перед героями цзянху многочисленные грехи Долины призраков. Но Чжоу Цзышу не слушал яростную речь, он словно спал наяву, прикрыв веки и застыв в мертвенной неподвижности. За минувшие годы из его памяти не стерлась ни одна фраза, сказанная тогда Лян Цзюсяо: 

«Чего вы все на самом деле добиваетесь? Власти? Трона? Славы и богатства?».

«Если ты будешь продолжать в том же духе, добром это не кончится. Пожалуйста, опомнись!».

«За совершенные убийства ты расплатишься своей жизнью. Око за око, шисюн…».

Око за око? Равноценная плата? Так ли это было на самом деле? В мире хватало способов сделать жизнь хуже смерти! Чжоу Цзышу горько улыбнулся: «Цзюсяо, в итоге мы оба ошиблись».

В этот момент кто-то неподалёку громко хмыкнул. Отрывистый смешок прервал речь Гао Чуна и выдернул Чжоу Цзышу из размышлений. Голос был по-детски высоким, но необычно скрипучим и хриплым. Гао Чун усиливал громкость своего выступления посредством ци. Перекричать его мог только незаурядный мастер. 

— Герой Гао! Позвольте уточнить! Почему вы утверждаете причастность Долины призраков ко всем преступлениям, имея в качестве доказательств лишь пару слов? Не слишком ли притянуто за уши такое обвинение?

Все взоры обратились к говорившему. Это был карлик ростом меньше трех чи.[135] Он восседал на плечах поистине огромного человека, который нависал над окружающими как утёс. Довольно высокому Чжоу Цзышу пришлось задрать голову, чтобы рассмотреть лицо гиганта, обрамлённое растрёпанными волосами и всклокоченной бородой. Горящие медными всполохами глаза только усиливали грозное впечатление, которое он производил. Несмотря на варварский вид, великан бережно придерживал ноги коротышки своими исполинскими лапами, чтобы тот случайно не сверзился вниз. Должно быть, это были Фэн Сяофэн, он же Дух Земли,[136] и его молчаливый друг Гаошань-ну,[137] он же Гора. Эту парочку из-за их необычной комплекции узнавали с первого взгляда. 

В глазах Чжоу Цзышу блеснул огонёк интереса. Если верить молве, Фэн Сяофэн был противоречивой фигурой. Человек серой морали, он часто шёл на поводу у эмоций, опираясь на собственные симпатии и антипатии без оглядки на установленные правила. Возможно, из-за особенностей телосложения, он также слыл вспыльчивым забиякой, склонным к непредсказуемым поступкам. Дух Земли и Гора были неразлучны. Фэн Сяофэна волновало лишь мнение преданного друга, остальных он не слушал. Иными словами, Дух Земли был настоящей занозой в заднице.

Его скрипучий высокий голос снова резанул по ушам:

— Герой Гао! Ваши речи о злодеяниях Долины призраков лишены смысла. Само собой разумеется, что призраки с хребта Цинчжу сплошь злодеи! Добропорядочным людям незачем прятаться на проклятой горе. Кто ж захочет стать призраком, имея возможность остаться человеком? Вот только гора Фэнъя не первый десяток лет закрыта от мира. Прошу простить мне очевидные слова, но обитателям Долины запрещено выходить на свет и чинить неприятности в цзянху. С какого перепугу призраки именно сейчас нарушили собственные правила? 

Гао Чун сжал губы. Без улыбки его обычно приветливое лицо потеряло схожесть с просветлённым Буддой, а в суровом взгляде сверкнула угроза. Он долго смотрел на Фэн Сяофэна, а затем медленно спросил:

— Это ты, брат Фэн? В таком случае, будь добр, растолкуй нам, отчего всполошились призраки?

— Только избавьте меня от лицемерных любезностей! — фыркнул Дух Земли. — Вслух вы, может, и называете меня «братом», а про себя, уверен, кличете «карликом». Однако этот карлик кое-что узнал и пришёл сюда с предупреждением. Чтобы наши дорогие герои, засидевшиеся на жиреющих от безделья задницах, в желании поскорее развеять скуку не поддались обману и не наделали глупостей. 

Чжоу Цзышу слышал достаточно, чтобы убедиться в правдивости сплетен о Фэн Сяофэне. Скорее всего, этот человек не был злобным по сути. На самом деле, он мог даже оказаться сентиментальным. Но элементарная вежливость для него была недосягаема. Кроме того, что слова Духа Земли были неприятны сами по себе, его манера разговора напоминала лай бешеной собаки. Ходили разговоры, что Фэн Сяофэн некогда отрезал язык тому, кто назвал его карликом. По мнению Чжоу Цзышу, Духу Земли было невозможно угодить: за грубость в свой адрес он отрезал язык, а за вежливость — уличал в лицемерии.

Хотя Гао Чун и помрачнел, он держал себя в руках. Прославленному герою полагалось заботиться о своей репутации, оставаться в рамках приличий и не опускаться до пререканий с тявкающей шавкой. Будучи истинным воплощением вежливости, Железный Судья задал вопрос: