Роберт Кинг - Потоки времени

Внутри полого камня хранились все найденные останки погибших, которые удалось раскопать Баррину и его команде, погребенные вместе, поскольку они вместе жили и вместе умерли.

Над камнем возвышалась скульптура, выполненная по эскизам из альбома старого Дарроба, последнего товарища Джойры. Хотя его рассудок помутился и он не мог нормально общаться с людьми, Дарроб был гениальным художником. Чаще всего в своих рисунках он изображал фигуру изможденного человека, стоящего с факелом на сильном ветру, который всматривался вдаль пустыни полными отчаяния глазами.

Баррин собрал металлические останки механических существ и, приварив их один к другому, осуществил замысел Дарроба, воплотив образ этой мрачной, ищущей души, спасающейся от бесконечной бесшумной бури.

Джойра печально смотрела на человека с факелом. Баррин стоял рядом, все еще держа ее за руку. Урза мгновенно понял общее настроение. Позади, чуть в стороне, собралась вся команда «Новой Толарии». Ученики и преподаватели замолкли, всматриваясь в одинокую фигуру, и вскоре наступила тишина, нарушаемая только шумом ветра.

Баррин стоял в этой напряженной тишине и чувствовал, как его душу наполняют одновременно и радость, и отчаяние. Это было такое щемящее чувство, что слезы навернулись на глаза.

– От имени всех нас, оказавшихся после взрыва здесь, на острове, – проговорила наконец Джойра, – я хочу поблагодарить вас, мастер Малзра. Правильно, что именно мемориал стал первым сооружением новой школы.

– Да, – согласился Урза, решительно кивнув, – да, это правильно.

Новый дом возвели еще до того, как закончилась влажная мрачная зима. В двух больших каминах не потухали тлеющие угли. Все сразу оценили преимущества новой постройки, хотя до порядка в доме было еще очень далеко. Двигатель летающей машины Урзы стоял в одном углу рядом с воздушным шаром, сшитым из шкур животных. Он должен доставить машину в небо. Верхний этаж, отведенный под спальни, до потолка был завален циновками, а нижний – уставлен столами с едой, которую неустанно либо готовили, либо ели. Книги и проекты заполнили один угол, опытные образцы для создания существ – другой. Эти помещения оказались настолько тесными, что Джойра со своей группой предпочла есть и спать на «Новой Толарии», где на всех хватало гамаков и пищи. На борту судна она заняла каюту, где и коротала бессонные ночи, разрабатывая планы по спасению Тефери. Зима была бесконечной, влажной, безрадостной, и единственным спасением казалось продолжать претворять в жизнь все намеченные планы Урзы и Баррина.

С первыми дуновениями весеннего ветерка второе здание новой академии было закончено наполовину. В строении с округлыми стенами внешние окна каждой спальни выходили на великолепный лес Толарии, а внутренние – на центральный двор. Хотя еще не установили комнатные двери и не повесили ставни на окна, многие ученые и ученики решили переехать в новое здание и смело встретить там первые теплые дни. К середине весны почти все ученики-изобретатели, изучающие искусство создания механизмов, переехали в общежитие, где для всех хватило места.

В тот день дул приятный свежий, подходящий для осуществления задуманного предприятия ветер. Умеренный и ровный, он дул с востока, овевая уснувшую на якоре «Новую Толарию», поднимаясь вверх по той дороге, по которой они поднимались впервые, ведомые Джойрой. Бризы стекались к Голове Великана и затем спускались прямо к ущелью фирексийцев.

– Десять лет прошло в ущелье, с тех пор как наши враги увидели, что мы вернулись, – сказал Урза, вдыхая морской бриз, проносящийся по новой академии. – Конечно, они не бездействовали все это время. Они теперь в десять раз сильнее, чем были в тот первый день, и, возможно, теперь их в два раза больше. Каждый день, который мы выжидаем, дает им еще неделю подготовки. Время пришло.

С этими словами он обратился к Баррину, но все, кто в это утро завтракал в доме, услышали его и поняли, что это означало.

– Мы нападем сегодня, – сказал Урза.

Большинство учеников, не закончив завтрака, помчались на свои посты, возбужденные новостью. Некоторые со страхом думали о том, что готовит им грядущий день.

После объявления Урзой войны команда механиков подготовила к полету воздушный кожаный шар с прикрепленным к нему металлическим фюзеляжем летательного аппарата и направилась к Голове Великана. Их сопровождали рабочие, нагруженные массивными крючкообразными мехами, специально сконструированными для нагрева и нагнетания воздуха. Канаты, взятые с «Новой Толарии», несли следом, а за ними с большими предосторожностями передвигали ящики с темными шарами.

– Я знаю, что это примитивно, – с огорчением проговорил Урза, садясь напротив Баррина, который быстро набивал рот горячим омлетом из яиц гагары, – но, пока у нас есть технологические возможности для строительства, я не хочу заниматься сборкой орнитоптера. Кроме того, этот воздушный бегемот может вместить в сто раз больше порошковых бомб, чем орнитоптер.

– Даже четырех тысяч бомб не хватит, чтобы их уничтожить. Если хоть один фирексиец останется в ущелье, мы будем в смертельной опасности, – отметил Баррин, прихлебывая горячий чай.

– Баррин, наверняка все эти сто десять, по их хронологии, лет они только и думали о своей свободе.

Они работали, искали способы убежать. У них, должно быть, нет металла и силовых камней, а есть только несколько примитивных механических псов. Иначе они уже натравили бы на нас свои изобретения. Думаю, они превратились в некий новый вид, мутировали в совершенно новую фирексийскую породу, которая сможет пройти сквозь трещину во времени. Если хоть одна из четырех тысяч бомб попадет в их биолабораторию и уничтожит плоды их исследований, мы подарим себе еще несколько лет более-менее спокойной жизни.

– Да, – согласился Баррин. Он нервно потер руки и поднялся. – Да, сегодня – хороший день для этого. Я пойду проинструктирую летную команду.

Урза взял его за плечо и покачал головой:

– Не стоит, позволь это сделать мне. Я буду с ними на борту.

К полудню большая боевая машина из кожи и металла была полностью заполнена воздухом, ее разместили на вершине Головы Великана. Воздушный кожаный шар, прошитый тысячами стежков, светился на солнце золотым и коричневым. Ниже отливал металлом фюзеляж, на корпусе блестели остатки утренней расы. Сильные ветры с залива раскачивали дирижабль, а его якорные тросы скрипели, натянувшись до предела. На земле рабочие привязывали три длинных каната, чтобы провести машину в ущелье. Баррин проверял якорные крепления. Карн тоже был наготове, чтобы в случае надобности применить свою колоссальную силу.