Гай Кей - Поднебесная

— Я там пробыл не очень долго, — ответил он.

— Я это знаю. И все знают. Именно поэтому об этом говорят.

— А об этом говорят?

Она тряхнула своими золотыми волосами и осмотрела на него взглядом, который он уже хорошо знал к тому времени. «Я влюблена в идиота, который никогда ничего не добьется» — вот примерный смысл этого взгляда.

Тая он забавлял, иногда он говорил ей об этом. Для нее его слова были поводом для еще большего раздражения. Это его тоже забавляло, и она это знала.

Она была блаженством и чудом, и ему стоило больших усилий не думать о том, со сколькими мужчинами он ее делит в Северном квартале, — особенно об одном мужчине.

— Тебе разрешили уйти из кавалерии во время кампании. С почетом и наградой. Так не делается, кем бы ни был твой отец. Потом ты отправился на гору Каменный Барабан, но уехал оттуда, так и не став воином Каньлиня. А потом ты появился в Синане, решив готовиться к экзаменам. Все это… так таинственно, Тай.

— Я должен развеять эту тайну?

— Нет! — Она положила свою пипу и, нагнувшись вперед, сильно дернула его за волосы, которые он оставил распущенными. Тай сделал вид, что ему больно, она не обратила на это внимания.

— Разве ты не понимаешь… быть таинственным хорошо. Это способ быть замеченным. Ты этого хочешь!

— Хочу? Правда?

Она опять хотела дернуть его за волосы, и он поднял руки, чтобы защититься. Она снова откинулась на спинку дивана и налила еще рисового вина из фляги на стоящей рядом с ней жаровне — сначала ему. Ее воспитание и манеры были безукоризненными, кроме тех моментов, когда она нападала на него или когда они занимались любовью.

— Если ты сдаешь экзамены этой весной и надеешься получить должность, это что-то значит — это не позволяет тебе посылать маленькие стихи с просьбами о помощи старшим мандаринам — да, ты этого хочешь. Ты стараешься получить должность во дворце, Тай. Чтобы плыть «в струе». При этом дворе тебе необходимо знать, как играть в эту игру, иначе ты пропал.

Он научил ее называть его по имени. Настаивал на этом, когда они оставались одни.

— Если я пропаду, ты пойдешь меня искать?

Она бросила на него сердитый взгляд. Он усмехнулся, спокойно:

— Если ты права, то мне повезло: удалось быть замеченным, а я даже не старался… Капель, я никогда не думал обо всех тех вещах, о которых ты говоришь. Просто предпочитаю не обсуждать то время за Стеной. Это… неприятные воспоминания.

— Тебе нужно думать об этих вещах.

— Может, ты будешь делать это за меня?

Она замерла, потом сменила позу. Он пожалел о своих словах, как только произнес их.

— Я, — ответила Весенняя Капель, — скромная певица в Северном квартале, которую снимают на час или на ночь. Я принадлежу владельцу этого дома. Не годится предлагать такой, как я, эту роль. Жестоко так говорить, даже в шутку. Тебе нужно освоить такие тонкости самому. Мы говорим именно о твоей жизни.

— Правда? Только о моей жизни? — спросил он. Что действительно было несколько жестоко, но ее описание самой себя его ранило, и он знал, по крайней мере, одного мужчину, который может выкупить ее из Павильона Лунного Света за невероятно большую сумму, назначенную за нее, если решит это сделать.

Она залилась краской — проклятие светлокожих людей с северо-запада, откуда она родом.

Через несколько мгновений она произнесла ровным голосом:

— Если ты сдашь экзамены, то окажешься в обществе самых честолюбивых людей на земле. Ты можешь решить покинуть Синань — покинуть еще одну жизнь, — но если останешься здесь, при дворе, то будешь жить именно среди таких людей. Они съедят тебя на завтрак, выбросят твои кости собакам и даже не почувствуют, что поели.

Ее зеленые глаза — знаменитые глаза цвета зеленого нефрита — смотрели жестко и холодно.

Он помнил, как рассмеялся, немного нервно:

— Это не поэтичный язык.

— Да, — согласилась она. — Но я и не поэт. Вы бы предпочли девушку-поэтессу, господин Шэнь? Внизу есть такие, и в других домах тоже. Я могу вам подсказать, господин.

В каком-то смысле — месть за его собственное замечание, сделанное минутой раньше. Но речь шла и о ее жизни тоже. Это несомненно…

Прекрасной женщины нефритовая теньВсю ночь ждала на мраморных ступеняхПод мерный стук осеннего дождяВ окошко мокрое из рисовой бумаги.

Тай покачал головой. Он вспомнил, как смотрел на нее, сидящую рядом с ним на низкой кушетке, как ему хотелось просто наслаждаться ее красотой, и умом, и близостью, но он боролся с тем, что она сказала.

Он пробормотал:

— У женщин это обычно лучше получается, чем у мужчин, не так ли? Следовать всем этим тонкостям?

— У женщин нет выбора. Нам приходится быть такими, если мы хотим добиться влияния или хотя бы просто отчасти управлять своей собственной жизнью.

— Я это и имел в виду, — ответил Тай. И попытался улыбнуться. — Ты доверяешь моей изворотливости?

Она не ответила на улыбку:

— Это и ребенку известно. Если ты решишь учиться достаточно долго, чтобы сдать экзамены, то окажешься среди взрослых мужчин, которые орудуют словами, как клинками, и ведут друг с другом смертельную борьбу за положение при дворе днем и ночью.

На это, вспомнил Тай, он тихо ответил:

— Такие мужчины, как мой брат, ты хочешь сказать?

Она лишь взглянула на него…

Пока Тай бежал по осенней траве от могилы шаманки, он подумал о том, что надо крикнуть и предупредить своих. Потом о том, что надо обогнуть дом и позвать остальных. Но в результате не сделал ни того, ни другого. После он не мог бы утверждать, что тогда мыслил ясно. Это было очень далекое, ужасное место. Он только что раскрыл убийство, а еще он был очень молод.

Впрочем, эти истины не могли полностью объяснить, почему он ворвался в хижину в одиночку.

Когда его настойчиво расспрашивали командиры, Тай сказал: если отряд собирался спасти Мешага, — а именно это было причиной того, что они там находились, — то вряд ли им это удалось бы, спугни он криком людей в доме. И еще он считал, что не успеет вовремя обежать вокруг дома.

Это звучало правдоподобно. Более того, это и было правдой, если подумать хорошенько. Однако Тай не помнил, чтобы в тот момент что-нибудь обдумывал. Можно сказать, что он действовал исключительно на инстинктах.

Его меч остался у седла, и лук тоже. У задней стены дома стояла лопата. Теперь он хорошо знал, для чего ее использовали.

Не останавливаясь, чтобы подумать, спланировать или вообще сделать что-либо разумное, он схватил лопату одной рукой, а другой ухватился за засов на двери и толкнул ее, не представляя себе, что увидит внутри и что будет делать, когда попадет туда.