Андрей Валентинов - Если смерть проснется

— Держи!

Ноги были, словно чужие, руки дрожали. Войчемир закусил губу, чтобы не оплошать, не выронить Змея прямо на цветастый огрский ковер. Рукоять — огромная, с массивным яблоком. Она была словно сделана специально под широкую Войчину ладонь…

— Двумя руками возьми! — посоветовал Сварг, но Войчемир лишь хмыкнул. Кто двумя, а кто и одной справится! С непривычки тяжеловато, конечно…

— Пошли, выйдем…

И началась сказка. Они вышли из шатра прямо на широкую опушку, и Войчемир, все еще смущаясь и не веря, сделал первый выпад. В последний раз он держал в руках двуручник год назад. Не этот, конечно,-другой, похуже. Тогда Хальг показывал ему…

Сталь рассекла воздух. Войча покачал головой — вышло плохо — и повторил удар. Вновь не получилось, он еще раз вспомнил советы наставника, собрался с силами. Р-раз! По опушке словно ветер пронесся…

— Ого! — Сварг даже голову пригнул и отступил на шаг, не без опаски глядя на засветившийся в закатных лучах огромный клинок.

— Р-раз! Р-раз! Р-раз!

Теперь дело пошло легче. Руки сами вспомнили нужные движения, и Змей словно ожил. Войча, прикрыв глаза, представил, что перед ним — огрин. Нет не огрин, у огров кольчуги легкие. Румский латник! Стоит, мерзавец, ухмыляется, на свой доспех надежду имеет. А вот мы его сейчас и вскроем… Так! А теперь так!

— Спасибо скажешь? — донеслись, словно из несусветной дали, слова брата, и Войча опомнился. Осторожно уложив Змея на сухую траву, он бросился к Сваргу и обнял — крепко, изо всех сил.

— Пусти! Я же не медведь! Задушишь! — отбивался брат, и Войча, испугавшись, что и вправду задушит, ослабил хватку.

— Братан! Да я… Да я теперь за тебя…

— Хорошо, хорошо…— Сварг с трудом вырвался из Войчиных лап и поглядел ему прямо в глаза:

— Присягнешь? Когда я провозглашу себя Светлым?

— Ну конечно! — отмахнулся Войча.

— Первым присягнешь?

Вопрос показался и вовсе странным. Но тут же вспомнилось — первыми присягают самые близкие.

— Ну! Я же все-таки Кей!

— Все-таки! Ты и скажешь, братан! — теперь Сварг улыбался весело, радостно, словно не он подарил чудо-меч, а ему подарили. — А Венец мне подашь?

Войча напряг память. Ах, да! Во время обряда Светлый садится на трон, и ему подают Железный Венец… Или наоборот — сначала Венец, потом — трон…

— Да как скажешь! Только я лучше этим мечом…

— Кого ты рубить собрался? — Сварг вновь улыбнулся, но совсем не весело. — Рацимира?

Настроение сразу упало. Войча вспомнил, что идет война, и не с ограми, не с румами…

— А я этих… бунтарей порубаю! — нашелся он. — Таким мечом…

— Велгу не зашиби! — хохотнул Сварг, и Войча вновь удивился. Велгу-то за что? Бунтовать, конечно, негоже, но ведь она — девушка. Кто же девушек мечом рубит!

— Пошли в шатер. Змея обмоем! — заключил брат, и Войча тут же согласился, напрочь забыв о войне, о Рацимире и Железном Венце. О просьбе Челеди он все-таки помнил, но в шатре их встретила Порада, а в ее присутствии о таком говорить было нельзя. Войчемир решил, что время терпит. Не хотелось портить такой замечательный вечер. Будет еще завтра, тогда и поговорить можно.

Но назавтра стало не до разговоров. Прискакал еле живой от усталости гонец, сообщив весть, которая тут же заставила снимать шатры, строить сонных кметов и уходить в темную лесную глушь. Брат Рацимир не дремал. Его войско выступило в поход, а четыре сотни конных латников уже мчались по лесным дорогам, чтобы отрезать отряды Сварга от ближайшей реки. Даже Бойче стал понятен замысел чернобородого. Часть сил Сварга еще плывет на лодьях. Конница Рацимира перехватывает переправы, обрекая отставших на гибель, а затем бьет в тыл основному войску. Сам же Рацимир переходит старую границу, загоняя брата к той же реке, в те места, где берег особенно крут.

Надо было уходить. И не просто уходить — бежать. Вначале Войча думал, что брат попытается прорваться на полночь, чтобы спрятать войско в густых лесах. Но Сварг приказал сворачивать на закат, поспешив к реке. Стало ясно — он надеется первым встретить подкрепления, а уж потом вместе уходить. Риск был велик — конница Рацимира могла успеть к переправе раньше. Четыре сотни латников — не так уж много против тысячи Сварговых кметов, но дорог каждый час. Латники погибнут, но задержат Сварга, и тут подойдет Рацимир.

Все это Сварг объяснил Войчемиру на коротком привале, когда усталые кметы валились прямо на холодную землю, ловя недолгие минуты отдыха. Войча, командовавший основной колонной, убедился, что отставших нет, больных тоже, лишь трое молодых неумех стерли ноги. В остальном же все обстояло наилучшим образом, о чем Войчемир и поспешил сообщить брату.

Сварг, с утра находившийся в головном отряде, выслушал невнимательно, коротко бросив, что могло быть хуже, после чего расстелил берестяную мапу и пригласил Войчу вместе поразмышлять.

Войча запротестовал. Мапу он читал скверно, путая хитрые значки, кроме того размышлять — не его, альбирово, дело. Сварг — командующий, ему и мапу в руки. Войчина же забота — за порядком в войске следить, отставших подгонять, ну и, конечно, дать трепку врагу, ежели все-таки нагонят. Он лишь заметил, что по его скромному мнению, от Рацимировых латников в лесу толку мало, и хорошо бы их перехватить где-нибудь в чащобе да задать жару. Сварг согласился, но вновь кивнул на мапу — конница чернобородого шла большой дорогой прямо к реке. Оставалось глубокомысленно кивнуть, вспомнив слова Хальга, сказанные еще в Ольмине, о том, что отступление — самый сложный вид боевых действий.

Сварг и с этим согласился, добавив, что не только сложный, но и опасный. Латники Рацимира обгоняют их не меньше чем на несколько часов. Скорее всего, к реке они выйдут раньше, значит, трети войска у них с Бойчей уже нет. А с остальными братан Рацимир расщелкает их за час, в крайнем случае — за два.

Войча почему-то не испугался. Может, потому что был не в сыром порубе, а среди войска да еще рядом с братаном Сваргом, который из всей семьи считался самым толковым воякой. В Ольмине, когда они вместе с Хальгом гоняли белоглазую есь, их маленький отряд частенько попадал в засады, их окружали, травили колодцы и даже пытались поджечь вековой лес. Но все как-то обходилось, и Войчемир выходил из передряг жив-здоров, разве что с небольшими царапинами. А главное — это и есть его, альбира, судьба. Жаль, если доведется сложить голову, воюя с собственным братом, но так, видать, Дий да Матушка Сва рассудили.

Итак, Войча духом не падал. Вскоре он уже зычным голосом поднимал уставших людей, чтобы вести их дальше сквозь сырой холодный лес. Дабы подбодрить кметов, Войчемир не стал садиться на коня, а пошел вместе со всеми. Змея, аккуратно завернутого в плотное полотно, несли тут же, и Войча то и дело оглядывался, все еще не веря, что чудо-меч отныне принадлежит ему. Хотелось скорее взять его в руки, дабы испробовать в бою, но Войча сдерживался. Война — не состязание в день Небесного Всадника, когда разодетые в блестящие латы альбиры с поклонами и церемониями вступают в поединки. Ольмин научил — победа чаще всего зависит от прочности сапог, а не от крепости стали. Настанет время и для Змея.