Константин Калбанов - Вепрь-3

— Как скажешь воевода.

— Вот и ладно. В крепость можешь больше не ворочаться, со службой я улажу.

— А люди мои как?

— Там края опасные и люди искушенные в ратном деле там лишними никак не будут.

— Иными словами, они останутся на службе и только отбудут к новому месту?

— Нет. Они тоже уйдут со службы, но при условии, что вместе с тобой отбудут в Новый Свет. Все два десятка, — с нажимом закончил воевода. А что тут скажешь, остается только соглашаться, что Волков и сделал без промедления.

Была мысль замылить станки и в частности способ изготовления лерок и мечиков, но только мелькнула и пропала. За все в этой жизни нужно платить. Зато у него будет фора во времени и возможность подзаработать, отправляться на новое место с минимумом из того, что может понадобиться, глупо. Одно дело, когда земля под ногами горит, когда же есть возможность подготовиться, в течении года, продумать как и что лучше сделать, то не стоит от нее отказываться. В конце концов он отправляется не в поездку, а переезжает к новому месту жительства. Нужно будет сделать очень много, в том числе и снаряжение пополнить, больно поиздержались, а там как пить дать придется воевать, не на пустые земли идут, там хозяева имеются. Так что зацикливаться только лишь на резьбе глупо, тем более это актуально здесь, где развита хоть какая-то промышленность. Что-нибудь еще придумает.

Как не надеялся Виктор, Неждану вынесла мамка, что была при Смеяне. Едва осознав, что опять думает о запретном плоде, Волков мысленно выругал себя. Ну, не судьба, что тут поделаешь, а раз так, то думай о чем ином. Вот только не получалось это ни в какую. До самого момента, пока спеленатый младенец не оказался у него в руках, не получалось, а как только это случилось, то мысли сами свернули в иное русло. Ни о чем другом как о дочери он думать уже не мог. Взяв ее на руки Волков замер внимательно всматриваясь в детские черты, спящей малышки, не в силах отвести взор. Нет, не ошибся он тогда, одно лицо. Уверен, открой она глазки и они окажутся один в один.

— Гхм. Добролюб.

— А. Что?

Встрепенулся Виктор, замерший каменным изваянием со счастливой улыбкой. Вот ведь, поди пойми, как такое возможно на обезображенном лице, но видно возможно, коли все это смогли рассмотреть без труда.

— Может, все же поедем? Или ты прямо посреди двора заночевать собрался.

Виктор внимательно посмотрел на Звана. Ишь лыбится, словно рубль нашел. Хотел было одернуть, но только вместо строгости его лицо вновь озарилось счастьем и умиротворенностью. Да, не все гладко и трудностей еще достанет, и опасности впереди ждут нешуточные, но сейчас, обретя то, что считал навеки потерянным, он по настоящему счастлив, а с остальным бог даст разберутся.

— Давай прямиком в какой трактир, — наконец угнездившись на сидении и пристроив дочь на руках, приказал Виктор.

— Ты это, атаман… Сам ведь сказывал, что в Звонграде, нам лучше не задерживаться, друзей у тебя тут слишком много. Небо ясное, дочурку твою мы и в поле со всем прилежанием пристроим, так что любо дорого, кони отдохнули, чего время тянуть.

— А Неждане припас взять? Ить ее нашими разносолами не накормить.

— Так в короб уж все уложили. Там и пеленки, и бутылочки, и молочко, с дитем ты управляться вроде как умеешь и сам. Так чего распотягивать.

— Самих-то накормили?

— И нас накормили и тебе поснедать мы прихватили, чай там только разговоры разговаривали. Да и свои припасы имеются.

— Тогда в путь, только к Лису заскочим на минутку.

Показалось или и впрямь кто-то из окна на втором этаже его высматривает? Да нет же, конечно показалось, с чего бы, да и некому, то наверное ветерок занавеску треплет. Ну что же, бог даст, больше он на это подворье не вернется. Ну его, тут не поймешь где найдешь, а где потеряешь.

***

И вовсе он не страшный. Тогда на свадьбе она было растерялась или даже испугалась, но то ведь от того, что помнился ей совсем иной лик. Ну да, слышала она о том, что досталось ему, но и предположить не могла, что настолько. Прошло совсем немного времени и он уж не казался таким уродливым, а глядя на то как он скоморошничает, она и вовсе позабыла о его увечии, видя его именно таким, каким помнила по прошлому. Там же, на крепостном дворе, она и вовсе увидела иного человека. Обличье-то чуть не звериное, а на деле обычный растерянный и даже испуганный человек.

Вот и сейчас, глядя на него из-за занавески, она увидела переполненного счастьем и нежностью мужчину, а не зверя лютого обагренного кровью по самую маковку, готового в любой момент рвать ворога до последней возможности. А ведь знала точно, что он именно таков и доказал это уж не единожды. Чувствовало сердце — иной он. Вон стоит, трепетно держа младенца на руках, словно в соляной столб обратился, с застывшим на лике выражением искренней радости. Чуют то и его соратники, эвон мнутся, но боятся потревожить своего десятника, внезапно обретшего часть некогда утраченного.

О чем он сейчас думает? Может о ней? О той, коя была его спутницей, одарившей тихим семейным счастьем. Нет. Сомнительно это. Тогда бы на лице промелькнула какая тень, а нет того. Все помыслы легко читаются на челе и направлены они лишь на дочурку. Последняя мысль отчего-то успокоила ни с того, ни с сего затрепетавшее сердечко. С чего бы это? Может от того, что ей было искренне жаль этого человека, который уверовал в то, что ему в этой жизни уготована судьба неприкаянного, беспощадного мстителя и внезапно обретшего новый смысл своего бренного существования, светлый и достойный. А может от того, что не хочется отдавать малютку, к коей уж успела попривыкнуть, не делая различий между нею и сыном. Конечно именно поэтому, отчего же еще.

— Смеяна, чего ты тут? — Послышался голос мамки. Странно, она и не услышала как отворилась дверь, а ведь та имеет легкий скрип.

— Да вот, гляжу как Неждану забирают.

— А он что же все еще во дворе?

— Вон только садится в повозку.

— Ох, голуба моя. Гляжу ты к девочке-то прикипеть успела, эвон и в дорогу сама покормила, не поспеть за тобой.

Вот такие вот дела. Смеяна ни раз и ни два нарушала волю супруга своего и сама кормила девочку, хотя все были уверены, что тем занимается кормилица. Отчего так, она и не знала, просто брала младенца и пристраивала к груди. Пеняла ей на то, мамка, да только эдак не серьезно, потому как на то имела свою думку.

— Не иначе как девочку хотела, а уродился богатырь, — понятливо кивнув, все же высказала свое понимание происходящего кормилица.

А как же иначе. Это мужья желают сыновей, а женка, даже коли всем своим видом выказывает поддержку мужу, всегда желает иметь дочь. Баба у коей одни сыновья, вообще обделена Отцом небесным. Сыны подрастая завсегда ближе к отцу тянутся, а девки они к матери поближе. Правда, в боярских семьях, заботу о чадах имеют мужья, приставив к деткам кормилиц, нянек и дядек, женам же доставалась считай роль монашки запертой в своей келье, только с тем отличием, что супруг мужний долг справляет. Недостатка она ни в чем не знала, но и света белого не видела. Однако были не редки и такие семьи как Смолины, у коих жена вовсе не походила на узницу. С восшествием на великое княжение Миролюба, этот древний обычай медленно и неуклонно рушился. Так что молодежь уж по иному смотрела на свое житье, а как станет их больше, так перемены неизменно наступят.