Виталий Сертаков - Проклятие клана Топоров

А пока безумный рыцарь с головой, точно засунутой в ведро, погнал коня прямо на баррикаду. И на пути его встал Свейн Волчья Пасть. За всадником устремилась целая толпа — человек сорок, — полных решимости расправиться с горсткой храбрецов. Даг покрепче перехватил меч, в кулаке раненой руки зажал нож. Ульме Лишний Зуб огромными прыжками помчался на помощь Свейну. Орм Крепыш накинулся на железного человека сбоку и моментально получил трехгранным мечом по щиту. Удар получился такой силы, что Орма откинуло вместе с разрубленным щитом.

А конь рыцаря взвился на дыбы и копытами едва не пробил грудь форинга Свейна. Ульме в последний миг успел выдернуть командира в сторону. Всадник преодолел баррикаду, его огромный меч рассек воздух, еще один из датчан рухнул с пробитой головой. Солдаты в кольчугах, воодушевленные своим лордом, с криками кинулись в драку.

Последнее на этот день сражение Даг запомнил кусками, кажется, оно длилось недолго. Он внезапно увидел рядом с собой тихоню Сигурда, родного брата, который отлично умел придумывать новые паруса, но всегда избегал драк. Тихоня Сигурд что — то орал с перекошенным ртом, он со всего маху всадил секиру в спину британца, который накинулся на Руда. Орм Крепыш встал, встряхивая головой, схватил всадника сзади за пояс и стянул с лошади.

Сьеберн угодил в гущу врагов, он ранил двоих, но сам был заколот. Стрелок взобрался на дубовую крестовину и методично спускал тетиву лука, уничтожая одного врага за другим. Ульме ударил упавшего рыцаря секирой по шее, но тот продолжал вставать, нашаривая свою страшную зубастую палицу. Англичане как будто передумали биться, они ручейком кинулись к лестнице вниз. До Дага вдруг дошло — они знают способ, как снова поднять цепь и запереть драккары в реке! Наверняка, Волчья пасть подумал так же. Раненый Свейн, вращая секирами, заслонил проход к лестнице.

Даг побежал к нему. Но ему только показалось, что он побежал. От потери крови парня раскачивало, точно на палубе в сильный шторм. Краем глаза он увидел, как Руд отсек кисть мужику в два раза толще его, потом снова увидел Сигурда, тот что — то кричал и неумело махал топориком.

Потом Даг увидел, как дядя Свейн, пританцовывая, вращаясь, отступает по лесенке. Вот он сделал обманное движение, пригнулся и снес противнику челюсть. Вот вторая секира описала полукруг и с хрустом вошла неприятелю в бок. Волчья Пасть прыгнул в сторону, уходя от зазубренного меча, прыгнул еще раз, на ходу воткнул секиру в живот очередному англу…

И упал навзничь, пронзенный стрелой.

Даг не успел самую малость. Когда он взмахнул мечом, бить стало некого. Раненые волы мычали, оскальзываясь в кровавых лужах. Солнце всходило над городом, объятым густым черным дымом. По широкой, мощенной розовым булыжником дороге широким шагом приближалась свита конунга Харальда. Трепетал на ветру штандарт с черным вороном. Слева и справа от конунга ступали люди, имена которых наводили страх далеко за пределами Дании. Ульме Лишний Зуб подхватил ослабевшего Дага на руки.

— Так вот они, герои, открывшие путь флоту, — то ли спросил, то ли сам ответил конунг.

Уцелевшие «герои» едва держались на ногах. Некоторые даже не нашли в себе сил, чтобы встать и салютовать конунгу.

— Есть здесь кто — то из ярлов или капитанов? — спросил Харальд.

— После смерти моего форинга теперь я форинг «Белого Быка» и глава торгового херада, — распрямил спину Лишний Зуб.

— Мы обязаны вам, — чуть склонился Синезубый. — От лордов уже принесли прошение о принятии дангельда. Каждый из вас получит долю за погибшего товарища. И долю от всех товаров, которые мы возьмем здесь.

— Свейн… — прошептал Северянин. — Нельзя бросать его…

— Мы его не бросим, мы отвезем его на «Быка» и похороним как героя, — пообещал Лишний Зуб. — Эй, парни, кто еще цел, положите форинга на плащ и давайте вниз, в лодку. Наши дела здесь еще не закончены!

— Дела закончены, — рассмеялся кто — то из свиты Харальда. — Они уже прислали четырех ослов, доверху нагруженных серебром. Утром вся добыча будет пересмотрена согласно установлению главного датского тинга и выплачена всем, включая вдов и детей погибших.

— Когда ударят в колокол четыре раза, всем собраться в походный строй за «Рогатым Змеем»! — отдал приказ Харальд.

И тут он приметил Дага.

— А, это тот молодой герой, что спас для нашего маркграфа самого пресвитера папы, ха — ха! Я рад, что ты жив! Мне сказали, что ты и здесь показал себя верным другом нашего знамени. Ты хорошо умеешь сидеть в седле?

Северянин кивнул, изо всех сил стараясь не упасть. Свита Синезубого уже повернула обратно, вниз, в город. Идущие впереди копейщики скидывали с дороги трупы англов, чтобы конунг мог пройти свободно.

— Когда залечишь свое плечо, найдешь в Хедебю помощника моего окольничего. Вот он, запомни его. Скажешь, я велел записать тебя в посольство. Мне нужны такие люди.

Даг снова кивнул, уже окончательно ничего не соображая.

Немного времени спустя, глотнув отвара берсерков, самую малость, Северянин пришел в себя. Кровь побежала по жилам, острая боль словно сжалась в комочек, не покинула тело, но больше не мешала идти. Он перешагивал через ноги и руки, через стонущих раненых, которыми были завалены узкие улочки. Он запомнил зал с высоким закопченным потолком и очаг с подвешенным на крюке пережаренным быком. От сгоревшего мяса воняло, где — то внизу, в подвалах, непрерывно визжали женщины. Толпа дышала вокруг, дышала надрывно, с кашлем, с кровавыми плевками. Изящно сработанная, но мощная мебель была сметена в сторону, в центре вместо пиршественного стола стоял очень знакомый предмет — красивые весы, на которых ландрманы отвешивают жалование. К весам стали подводить осликов, нагруженных мешками с серебром, и помощники высыпали дангельд в чаши. В сторонке, под охраной, стояли на коленях растрепанные, окровавленные люди. Северянин безошибочно угадал в них хозяев города. Мужчины в шелковом белье, с роскошными волосами, со связанными за спиной руками. Бычья туша горела, распространяя вонь, женщины кричали, помощники ландрмана громко выкрикивали цифры, ярлы из свиты Харальда зорко поглядывали друг на друга.

— Вон тот, с разбитой головой — брат здешнего короля, — скривил рот Ульме, — знал ведь, что надо платить, а теперь отдаст тысяч семь фунтов за то, что не согласился раньше.

Даг мало что видел за широкими спинами херсиров. Но хорошо слышал, как звенит серебро и гудит жадный пожар.

— Твой дядя умер героем. — Ульме Лишний Зуб незаметно сплюнул вослед уходящему начальству. — А ты знаешь, он ведь хотел продать свою долю в фелаге. Он женился, представь себе. В сорок лет влюбился, как мальчишка, и женился. И теперь она брюхата от него. А вместо бонда я привезу ей мешок серебра.