Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — эрцгерцог

— Короли… Послать бы этих королей чистить свинарники, большего не заслуживают. Да разве ж сэр Ричард послушает!

Я подумал, что граф по сути прав: смешит нелепость, когда некто выводит на поле боя стотысячное войско и бьет Мамая, но все еще князь, а чуть западнее мужик с участком земли, где нельзя даже камнями кидаться, чтобы не попасть в соседа, называет себя гордо королем. И другие, такие же бесштанные короли, вполне искренне считают его королем.

Мои лорды изумились, когда я покинул трон и спустился к полным достоинства королям.

— Тогда, — сказал я, — не могу разговаривать с вами, сидя так высоко. Думаю, нам лучше устроиться вот здесь…

По взмаху моей руки все отступили от лавок, все на одном уровне, я сел первым, ничем, кроме роста, не отличаясь от вождей. Быстро принесли стол и поставили между нами.

Вожди держатся настороженно, однако с достоинством, каждый пуще смерти страшится потерять лицо, движения замедленные, величавые, но за ними кроется страх сделать что-то не так и опозориться, это понимаю, сам такой.

— Меня зовут Ричард, — представился я, — Длинные Руки, что вы, без сомнения, уже знаете…

— Кенгш, — сказал один вождь.

— Вапрольд, — произнес второй.

— Фывап, — густым голосом прогудел третий.

Они называли себя, при этом гордо расправляя плечи и выпячивая грудь, смотрели прямо и бесстрашно, я улыбался, кивал, запоминая имена и титулы, упаси боже забыть или что-то перепутать, будут смертельные обиды.

— Кулд, — произнес последний с оттенком металла в голосе, я ощутил, что он негласный лидер среди этих вождей независимых племен. — Мое племя буковинцев, что значит — дети Великого Бука, сейчас кочует в предгорьях Бескид до самой Говерлы.

Седеющий красавец, весь из мускулов, как и все варвары, предпочитает появляться обнаженным до пояса, но сейчас набросил на плечи короткий плащ, этого требует неписаный дипломатический протокол варварских племен.

Я уже слышал еще в прошлый свой визит в Гандерс- гейм, что он захватил власть в племени в результате переворота, убив прежнего вождя и его пятерых сыновей, чего ничуть не стыдится, напротив, горделиво упоминает, так как все пятеро были уже зрелыми воинами и дрались отчаянно.

— Счастлив познакомиться с такими прославленными воинами, — сказал я почтительно. — Я уже слышал ваши имена от своих героев, все они отзываются о вас уважительно и даже с восторгом! Мы умеем ценить отвагу и воинскую доблесть… Но где мой старый друг, прославленный и благородный вождь Антуан Бесстрашный?..

Вожди переглянулись, а Кулд посмотрел на меня с подозрением.

— Он был вашим другом?

— Конечно, — заверил я. — Мы были врагами, но сильные и благородные противники чувствуют друг к другу не только уважение, но и почтение… А когда я сразил в поединке за королевство полевого вождя Берара Молнию, он зауважал меня безмерно…

Я сделал паузу, он кивнул, но увидел, что я все еще жду ответа, сказал нехотя:

Антуан Бесстрашный был убит вскоре после возвращения. Союз племен распался.

— Все искали виноватых, — сказал я понимающе. — Но сейчас союза нет, как я догадываюсь?

Вожди помрачнели, промолчали, а Кулд подвигал массивными глыбами плеч.

— Какое-то время был, — ответил он уклончиво.

— Но сегодня рассыпался?

Он нехотя кивнул.

— Как и тогда, когда вернулись побежденными.

— Понятно, — сказал я напористо, не давая ему говорить то, что хотел, чтобы не пришлось потом с трудом отказываться, — сейчас каждое из племен ведет свою линию. Кто-то готов на сепаратный мир, кто-то готов драться до последней крови, кто-то готов признать мою власть, кто-то надеется отступить в глубь Гандерсгейма, куда мы как будто не пойдем… Что желает ваше племя?

Он посмотрел на меня в затруднении.

— Я говорю не от своего племени. Пока что мою власть вождя признают двенадцать племен, я хотел бы вести переговоры от их лица. И каждый из присутствующих здесь может говорить не только за свое племя…

— Их уполномочили? — уточнил я.

Он кивнул.

— Да, они сдержат слово. Это дело чести.

— Хорошо, — сказал я, — тогда давайте поговорим начистоту. Мы никакие не завоеватели, как может показаться. Если бы мы были из Сен-Мари, тогда да, явились как бы мстить!

Они слушали все еще настороженно, один из вождей переспросил:

— А кто вы?

Плохо у вас работает разведка, — укорил я. — Давно должны бы узнать, что я и все мое войско прибыли из- за Великого Хребта. Правда, здесь у нас есть и воины из Сен-Мари, но, как вы понимаете, основной костяк из людей северных королевств. Да-да, мы открыли тоннель под хребтом, сейчас по нему в обе стороны идут купцы, воины и прочие искатели приключений, что задыхались в тесных границах… В общем, мы не враги! А наша красивая битва — разве есть лучший способ увидеть и оценить доблесть друг друга, отвагу, мужество? А как иначе совершать подвиги, что прославят наше имя?.. Кто бы из нас, пришедших из далеких северных королевств, знал бы грозное имя Антуана Бесстрашного, если бы вы и мы сидели по своим норам и бесславно старели?..

Мои лорды хранят молчание, но я видел, как вытягиваются их лица, а в глазах разгорается беспокойство.

Кулд произнес в затруднении:

— Берар Молния… гм… да, был великим воином…

Я сказал громко и с подъемом:

— Как здорово, что все мы здесь сегодня подрались!.. Нет радости у настоящих мужчин выше, чем утолить зуд в кулаках, дать веселой злости выплеснуться на волю, на простор!.. Как хорошо и сладко убивать и грабить, мчаться на горячем коне и слышать сладкую музыку грохота копыт, звонкую песнь меча, слышать, как встречный ветер ревет и воет в ушах, чувствовать в ладони рифленую рукоять меча, когда вскидываешь клинок, сам полный ликующей радости, которую не понять оставшимся, что, как слабые женщины, заперли себя в тесных стенах домов и юрт!..

Они смотрели на меня завороженными глазами, лица просветленные, как у ангелов, на лицах светлое и блаженное счастье праведников. Кулд даже чуть приподнимался и покачивался, а за ним так начали делать и другие, словно скачут на горячих скакунах по ровной степи, сухая земля гремит под копытами, ветер в лицо, вон глазки прищурили, а Вапрольд начинает пригибаться, зарываясь в конскую гриву…

Граф Ришар наклонился ко мне и шепнул с укором:

— Сэр Ричард, что вы говорите?

— Не все ли равно, — шепнул я, — хитростью или доблестью победить врага?

Он умолк, а я улыбнулся варварам и сказал патетически:

— Нам не все равно, хитростью или доблестью победить врага! Мы признаем только второй путь, ибо это путь мужчин, мужества, доблести, стойкости и геройства!