Александр Прозоров - Медный страж

— Верно, — рассмеялся Середин. — Я со своими заговорами и зельями иногда забываю, что существуют более простые пути.

— Посему просьба у меня к тебе, мил человек, — наконец перешел к сути дела хозяин. — Ты новгородец — он новгородец. Ты молод — он молод. Ты человек достойный, с князьями за одним столом сиживал, с тобой и мне, и ему знаться почетно. Напои гостя моего, когда на смотрины приедет. Напои, сколь в него влезет, а уж мы посмотрим, стоит ли честь принимать али лучше отказаться от жениха со всею вежливостью.

— Ну да, — поморщился ведун. — Это значит, и самому нахрюкаться по самое не хочу.

— А чего, дело молодое, — отмахнулся купец. — Кто же в ваши годы до исподнего не пропивался? Однако же ныне все мужи солидные, дела держат да полки водят. Вот коли я с женихом вдруг медов хмельных переберу али у меня в доме знакомцы гулящие окажутся — гости неладное подумать могут. Про меня, про дела мои, связи. А если гость молодой и достойный с женихом повеселятся — что же в этом стыдного?

«Ах, вот оно что, — наконец понял Середин, зачем он нужен купцу. — По уму, сыновья с женихом перепиться должны. Да нет их ныне. Сам купец пить много не может — солидность нужно сохранить. И связи требуется показать весомые, приличные. Гуляк всяких в дом не пригласишь. Вот Елага и выкрутился: у ведуна Олега репутация известная, его среди знакомых иметь почетно. А коли переберет ведун с женихом — так то „дело молодое“. Отчего и не перебрать на пиру-то?»

— Так что скажешь, мил человек? — с тревогой поинтересовался хозяин. — Погуляешь с гостем нашим?

— Ква. На халяву и уксус сладкий, — рассмеялся ведун. — На пиру повеселиться — служба невеликая. Запасай меда, проверим жениха вашего на прочность.

Свой разговор Елага завел очень вовремя — уже на следующий день Олега разбудили шум, крики, конское ржание. Ненадолго наступило затишье, а затем во дворе завопили, хлопая крыльями, куры, захлебнулся предсмертным визгом поросенок, забегала дворня, часто стуча дверьми амбаров.

— Что там, господин? — Урсула так же, как и ведун, из отведенной комнаты почти не выходила. До окончания суда она «по описи» числилась собственностью Олега, и продать ее Середин не мог.

— Не иначе, пир большой готовится, — отошел от окна ведун. — Гости долгожданные, видать, прибыли. С дороги, по обычаю, в баньку сходят, попарятся. А хозяева пока на стол соберут, родичей оповестят. Придется тебе сегодня тут посидеть. «Нижних» мест сегодня у стола не предвидится.

Он распустил узел тюка и полез за свежей шелковой рубашкой. Была у него красная, еще в Белоозере купил. Как раз праздничной считается. И штаны чистые хорошо бы надеть.

Вскоре по двору поползли запахи жаркого, перемешиваясь с кисловатым ароматом пирогов и густым паром рыбного варева. Где-то через час опять заскрипели ворота, загудели низкие голоса. Не сдержав любопытства, Олег отворил окно, высунулся во двор. За краем укрывающей хлев дранки он разглядел лошадь под расшитой цветным картулином попоной, еще одну под седлом. Чуть дальше стояли двое мужчин в турских негнущихся шубах. Дородная тетка обмахивала платком девицу в высоком венце, украшенном самоцветами, с жемчужной понизью, с височными золотыми кольцами, в монисте из золотых колечек вперемежку с цветными камнями — просто ожерельем эту кольчугу, спускающуюся до груди, назвать было нельзя. Вместо обычного русского сарафана девица облачилась в расшитое золотой нитью платье из китайской парчи. Тоже, кстати, тяжесть изрядная.

«Килограммов тридцать, на глазок, на невесту напялили, — прикинул ведун. — Дело явно идет к смотринам».

— Идут!!! — промчался через двор мальчонка лет десяти.

Невеста с теткой шарахнулась куда-то за сарай. А может, и в дом отступили — из-за хлева не видно. Мужчины, поворачиваясь, сдвинулись к стене, лошади неспешным шагом пошли вперед.

С дальнего конца двора появились трое высоких молодцев во влажных полотняных косоворотках, коротких подштанниках и лаптях, прошли к дому. Ведун мысленно отметил, что лошади от них не шарахнулись, чуждого духа не почуяли. Значит — люди, не нежить какая маскируется.

— Сейчас позовут… — Он закрыл окно, оправил перетянутую поясом с саблей рубаху. Подумал — и саблю снял. Все же на пир, а не на сечу собирается. Купцы — люди не ратные, мечей в обычное время не носят. Что же он станет, как белая ворона, оружием бряцать? Жалко, шубой никакой не обзавелся или цепью золотой. Придется чуть не голышом сидеть, без мехов и украшений.

— Боярин, батюшка Елага к столу тебя кличет! — постучал кто-то в дверь и тут же умчался, даже не убедившись, что его услышали. У всех имелась масса дел.

— Ну, Урсула, не поминай лихом, — опять оправил рубаху Олег. — Сегодня у меня тяжелый день предполагается.

В трапезной, несмотря на распахнутые окна, было душно, жарко, тесно. Солидные люди парились в шубах и шапках, однако в рубахе и простоволосый Олег оказался не один. Среди стоящих особняком молодцев таких было двое: один русый, другой брюнет, оба в синих рубахах, алых портах, перепоясаны широкими ремнями с костяными накладками, но без мечей. Третий, как и положено русскому, вместо волос носил тафью, шитую золотой нитью и жемчугом, и прел в пурпурном суконном кафтане, отороченном скромным горностаем. Пояса у него не имелось, на пальцах поблескивали перстни и даже одна печатка, с шеи свисала массивная золотая гривна, соединенная спереди короткой цепочкой, на которой поблескивал массивный сапфир. Голубые глаза, розовые щеки, небольшое, но вполне заметное брюшко… Лет двадцать, может, чуть больше. Несмотря на возраст, бородка и усы еще только начали пробиваться, придавая низу лица сероватый оттенок.

Парень повернул лицо навстречу вошедшему, замер. У Олега тоже возникло чувство чего-то знакомого, которое быстро превратилось в узнавание.

— Любовод?

— Ведун!

Они кинулись навстречу друг другу, стиснули в объятиях, закрутили, похлопывая по спине.

— Ты тут откуда?

— Да так, поручение одно имеется. А ты?

— Занесло…

Оба отступили, внимательно разглядывая друг друга.

— Ты, вижу, и вовсе заматерел, купец.

— Да и ты на калику не похож более, колдун бродячий. В шелках, в атласах.

— Ну не всем золотом блестеть…

— Не ожидал. Всякого в Угличе ждал, но такого… Отчего не приехал ко мне ни разу?!

— Не поверишь, три раза пытался. И каждый раз кувырком дорога ложилась, не добирался. Хорошо хоть, ты ко мне… Только как зимой-то? Лед на реках! Где ладья твоя?

— Две, ведун, две. Не поверишь, на Шексне перед волоком в ледостав попал. Всего несколько дней до дома не хватило. Пришлось в Белоозере зимовать. Часть товара там продал, часть по зимнику на санях до Новгорода отцу отправил. Да тут недалече. Я… — Любовод запнулся. — Я с поручением малым… А ладьи до Углича старый Коршун после ледохода приведет, аккурат по половодью. Вон, глянь, сын его, Ксандр. Тоже ужо кормчий умелый, — указал на русого голубоглазого молодца Любовод. — Да и боец неплохой. Кулаки с два моих каждый. — Купец наклонился к самому уху ведуна и шепнул: — Христианин…