Джордж Мартин - Танец с драконами

— Хватит с меня уже пиратов. Не будем покупать корабль.

«Для него это все еще игра, — понял Квентин, — точно такая же, когда он повел нас шестерых в горы искать старое логово Короля-Стервятника».

Не в духе Герриса Дринкуотера думать о будущем поражении, а тем паче — о смерти. Похоже, его не образумила даже смерть друзей.

«Он предоставляет решать мне — он знает, что моя осторожность может тягаться с его смелостью».

— Возможно, Громадина прав, — сказал Геррис. — Плевать на море, завершим путешествие сушей.

— Ты знаешь, почему он так говорит, — ответил Квентин, — он скорее умрёт, чем ещё раз ступит на палубу корабля.

Громадина всю дорогу промаялся морской болезнью. В Лисе он четыре дня приходил в себя. Им пришлось остановиться в гостинице, где мейстер Кедри уложил Громадину в постель с периной и поил отварами и настоями, пока щеки пациента снова не порозовели.

Попасть в Миэрин сушей было возможно, что правда, то правда. Добраться туда можно было по старым валирийском дорогам. Мощеные тракты древней Валирии в народе называли драконьими дорогами, но та, что вела на восток — из Волантиса в Миэрин, заслужила более зловещее название: дорога демонов.

— Дорога демонов слишком опасна, и добираться по ней чересчур долго, — сказал Квентин. — Как только слухи о королеве дойдут до Королевской Гавани, Тайвин Ланнистер отправит за ней своих людей.

В этом его отец был уверен.

— А к его приказам наверняка прилагается нож. Если они доберутся до неё первыми…

— Будем надеяться, что её драконы учуют убийц первыми и сожрут, — отозвался Геррис. — Что ж, если мы не можем найти корабль, и ты против поездки верхом, мы можем вернуться в Дорн.

«Признать поражение и приползти назад в Солнечное Копье, поджав хвост?»

К невыносимому разочарованию отца, под испепеляющие насмешки песчаных змеек? Доран Мартелл вложил судьбу Дорна в руки Квентина — и он не подведет отца, пока жив.

Хатай грохотал окованными железом колёсами, нагретый солнцем воздух дрожал над улицей, делая окружавшее похожим на наваждение. Между складами и причалами в порту теснились всевозможные лавки и ларьки. Здесь можно было купить свежих устриц, там — железные цепи и оковы, тут — фигурки для кайвассы, выточенные из слоновой кости и нефрита. Тут же были и храмы, куда моряки приходили поклониться своим чужеземным богам, распологавшиеся бок о бок с борделями, с балконов которых женщины подзывали к себе мужчин.

— Глянь-ка на эту, — подтолкнул его Геррис. — Кажется, она в тебя влюбилась.

«И сколько же стоит любовь шлюхи?»

По правде сказать, девушки заставляли Квентина чувствовать себя не в своей тарелке, особенно симпатичные.

Когда Квентин впервые приехал в Айронвуд, он по уши влюбился в Инис, старшую дочь лорда Айронвуда. Хотя он ни разу ни одним словом не выдал свои чувства, мечты о ней он лелеял годами… пока её не выдали замуж за сира Риэна Аллириона, наследника Дара богов. Когда Квентин видел её в последний раз, она кормила грудью сына, а ещё один цеплялся ей за юбку.

После Инис были близняшки-Дринкуотеры — пара смуглых девчушек, обожавшая охотиться с соколом, лазать по скалам и вгонять Квентина в краску. Одна из них подарила ему первый поцелуй — хотя он так и не узнал, которая именно. Они были дочерьми рыцаря-ленника. Двойняшки были не подходящего для женитьбы происхождения, хотя Клетус считал, что это не мешает с ними целоваться.

— Когда ты женишься, то сможешь взять одну из них в любовницы. Или обеих, почему бы и нет?

У Квентина нашлась не одна причина «почему нет», так что он постарался избегать близняшек, и второго поцелуя не было.

Не так давно его стала повсюду преследовать младшая дочь лорда Айронвуда. Гвинет было почти двенадцать, и это была невысокая, тщедушная девочка, чьи чёрные глаза и тёмные волосы выделяли её среди родни — все они были голубоглазые блондины, как на подбор. Она, впрочем, была умна, скора и на язык, и на руку, и твердила Квентину, что ему надо дождаться, пока она расцветёт — тогда она сможет выйти за него замуж.

Но это было до того, как принц Доран вызвал его в Водные Сады. Теперь в Миэрине его ждала самая прекрасная женщина в мире, и он должен был исполнить свой долг и попросить ее руки.

«Она мне не откажет. Она должна чтить договор».

Дейенерис Таргариен понадобится Дорн, чтобы покорить Семь Королевств, а значит — ей понадобится Квентин.

«Хотя это не значит, что она меня полюбит. Может, я ей совсем не понравлюсь».

Там, где река встречалась с морем, улица делала поворот, и у этого изгиба толпились торговцы животными, выставлявшие на продажу разноцветных ящериц, огромных пестрых змей и проворных маленьких мартышек с полосатыми хвостами и ловкими розовыми лапками.

— Может быть, твоей серебряной королеве понравится мартышка, — заметил Геррис.

Квентин не имел представления, как выглядит Дейенерис Таргариен. Он пообещал отцу, что привезет её в Дорн, но всё чаще и чаще ему в голову лезли мысли, достоин ли он этого предприятия.

«Я никогда об этом не просил», — думал он.

За широкой голубой гладью Ройна ему была видна Чёрная Стена, воздвигнутая валирийцами еще в те времена, когда Волантис был не более чем заставой на границе их империи — огромный овал из оплавленного камня двести футов высотой и такой толщины, что по его вершине могли в ряд проскакать наперегонки шесть запряженных четверками колесниц, что и происходило каждый год во время праздника в честь основания города. Чужеземцам и вольноотпущенникам не позволялось входить внутрь иначе как по приглашению живших внутри потомков Старой крови, способных проследить свою родословную до времен самой Валирии.

Здесь движение стало оживленнее. Они находились у западного конца Долгого моста, соединявшего две части города. Упряжки, телеги и хатаи теснились на улице либо съехав с моста, либо пробираясь к нему. Повсюду, как тараканы, были бесчисленные рабы, снующие по делам своих хозяев.

Ближе к Рыбной площади и Купеческому дому на перекрестке раздались громкие возгласы, и откуда ни возьмись явилась дюжина копьеносцев-Безупречных в изукрашенных латах и плащах из тигровых шкур, растолкавших народ, освобождая путь триарху, восседавшему на спине слона. Слон триарха, серокожий исполин, нёс на себе покрытые эмалью доспехи тонкой работы, которые тихо позвякивали при каждом движении. Башня на его спине была так высока, что задела крышей верх узорчатой каменной арки.

— Триархов считают столь возвышенными, что их ногам не дают прикасаться к земле в течение всего года службы, — объяснил Квентин своему спутнику. — Они ездят везде на слонах.