Ника, Эрн и осколки кружев (СИ) - Екатерина Дереча
— А я не хочу, чтобы ты снова умирал! — Моника кричала так громко, что её слова сливались в невнятный визг. — Я дважды видела, как жизнь покидает твоё тело, я не вынесу этого снова!
— Зато твой брат получит желаемое, а я наконец исполню клятву и стану свободен, — очень тихо сказал Арнан, полуобернувшись к девушке.
— Что? — она замерла, притихла и посмотрела на жениха безумным взглядом. — Тебе нужно умереть, чтобы освободиться от клятвы⁈
— Нет же, девочка моя, вспомни, что я говорил, — шептал Арнан, продолжая удерживать Нику и не отпуская её от себя. — Ты должна стать собой, — он почти полностью повернулся к ней, краем взгляда следя за наставленным на него оружием. — Ощути свою силу и стань той, кем должна быть. Стань сильной, родная.
Моника не понимала, чего от неё хочет Арнан. Она не знала, как пробудить в себе то, чего никогда не чувствовала: все её подвиги на стезе магии были лишь случайностью, крайней необходимостью. Даже будучи похищенной, запертой в родовом поместье семьи Татии и Алиены, Ника не сумела использовать магию — она видела потоки и могла предугадать те или иные заклятья, но воспользовалась тем единственным оружием, с которым умела управляться. Шпага Таккедо Стенели стала её щитом и её оружием, та самая шпага вдохнула в неё уверенность, но магию она не чувствовала ни тогда, ни в детстве.
Единственный раз, когда Моника осознанно потянулась к магическим потокам, случился в бальном зале королевского дворца на несостоявшейся свадьбе Динстона. Но тогда Арнан помог ей, научил цедить силу, показал, как дышать и как двигаться. Теперь Арнан бессилен — толстые стены темницы Храма правосудия не позволяют ему использовать свой дар, артефакты уснули, запечатанные этим серым мрамором. Ника нащупала на груди зеркало, подаренное когда-то Татией, сжала его до боли, ощутила, как наполняется жаром безжизненное стекло. Это ведь тоже артефакт. Артефакт, в основе которого лежит сырая магия. Та самая магия, которая подвластна Монике.
Девушка посмотрела на бывшую соседку и подругу, увидела на её лице выражение хищного ожидания, поймала ищущий взгляд и лёгкий кивок — она всё делает правильно. Обручальный браслет, который Моника оставила дома, а потом обнаружила в кармане плаща, нагрелся, обжигая запястье, а следом пришёл отклик от клейма на руке — Кайдо шлёт привет. Ника сомкнула веки, сконцентрировалась на том, что не видимо глазу, сделала глубокий вдох и вдруг увидела… цельный мрамор тюрьмы оказался не таким уж цельным. Там и тут ощущались маленькие, не толще волоса, стыки между плитами. Вот оно — вот то самое, что может разрушить эти стены.
— Я же сказала, что пойду добровольно, уберите оружие, — сказала Моника спокойным голосом, повернулась к жениху и улыбнулась. — Арнан, я ни разу не сказала тебе, всё ждала, что ты первым признаешься… наверное, я тоже люблю тебя. Мне сложно судить о том, чего я никогда раньше не испытывала, но что это, если не любовь? — она шумно выдохнула, сжала пальцы на браслете, только сейчас ощутив в нём что-то новое — Арнан вплёл в него заклятье или напитал сырой магией, научившись этому у Татии. — Я не могу представить мир, в котором не будет тебя. Прошу тебя, живи. Не надо ради меня бросаться под пули и гореть дотла, не надо соглашаться на кинжал в бок и прочее. Пожалуйста, просто живи, а остальное мы преодолеем. Вместе. Обещай мне это!
— Конечно, родная, мы всё преодолеем, — он обхватил запястья девушки, легонько надавил на браслет, активируя только ему известное заклятье. — Я чувствую твою силу, верю, что ты справишься. Главное — и ты верь в себя, ведь ты уникальная, неповторимая, невозможно прекрасная и сильная, моя девочка, — он притянул руки Моники к губам, легонько коснулся кожи рядом с браслетом и выдохнул слово-активатор. — Я люблю тебя и готов доказывать тебе свою любовь до конца своих дней.
Ника покрутила головой, поймала несколько взглядов, в каждом из которых было что-то новое. Динстон уже не злился, не показывал недовольство — он ликовал, на его лице так отчётливо проступало торжество, что не заметить было сложно. Эрнард будто встрепенулся, очнулся от полусна, в котором находился последние пару дней: вялость исчезла, а на её место вернулись привычные эмоции — неуместное веселье и наигранная театральная торжественность. Татия будто только этого и ждала — вытянувшись в струну, она встала в стойку, как гончая, ожидающая команды от хозяина. И это удивило Монику больше всего — она-то считала бывшую подругу предательницей, а оказалось, что она всё это время играла на их стороне.
И только Инес чувствовала себя не так раскованно: она сжалась, закусила нижнюю губу и прижала подбородок к груди, исподлобья глядя на Кевана. Ника обернулась к брату и успела заметить, как жадно он впился взглядом в лицо наёмницы. Оставив эту загадку на потом, девушка прошла мимо Татии, поравнялась с Кеваном, а после и с Витторио Гвери, не вздрогнула, когда дверь камеры захлопнулась за её спиной, и зашагала вперёд по длинному коридору, ощущая между лопаток дуло револьвера.
Пусть они считают, что она сдалась и идёт добровольно на смерть, словно мученица или «овца безвольная», как сказал Кайдо. Пусть ликуют и торжествуют, но она, Моника, знала, что теперь сумеет не только постоять за себя, но и отомстить за всё: за похищения, за свои слёзы, за тех, кто сам не может отомстить. Она знала, что никакие стены не сумеют удержать сырую магию, которая вьётся вокруг обручального браслета и зеркала, закручиваясь тонкими жгутами силы. Нужно лишь дождаться правильного момента, а когда он наступит… темница Храма правосудия, наводящая ужас на половину Рилантии, падёт, словно карточный домик, расплавится горячей лужицей, как фигурки из янтаря для игры в дорелль.
Глава 20
Ника ожидала, что её приведут в кабинет верховного безмолвного судьи, но вместо этого её заставили спуститься на один этаж, а затем и ещё ниже. Подземная часть темницы Храма правосудия выглядела почти так же, как та, в которой девушка провела последние сутки: серые мраморные стены, тишина, от которой гудит в ушах, и безмолвные исполнители — по одному на коридор. Очередной безмолвный проводил взглядом странную процессию и вернулся к службе — тяжкая, наверное, работа — стоять часами в пустом коридоре и охранять намертво запертые камеры.
Только теперь Моника заметила, что двери они замурованы — ни дверей, ни петель, только маленькое окошко вверху и щель для подноса с едой на уровне пола. Сглотнув вязкую слюну, девушка прочистила горло и судорожно вздохнула. Хватит ли её сил для того, чтобы разрушить эти стены? А если она не справится, что будет тогда? Инес наверняка сумеет выбраться, Эссуа Маранте вызволит её, это было очевидно с самого начала. Динстон тоже что-то придумает, Эрнард — этот везде успеет пролезть, с его-то привычкой всюду совать нос.
Арнан беспокоил Монику больше всего. Вдруг он откажется бежать вместе с Динстоном? Решит, что обязан спасти невесту и примется сражаться с каждым встречным безмолвным исполнителем. И ладно бы только с ними — те хотя бы воины ближнего боя, пусть и тренированные — их он сумеет одолеть, а вот стражники носят пороховое оружие, и с ними Арнану лучше бы не встречаться в одном коридоре. Эти картины так отчётливо проступили в голове Моники, что она почти наяву увидела, как падает Арнан, сражённый безжалостной пулей.
— Заходи внутрь, — голос Витторио Гвери заставил девушку вздрогнуть от неожиданности — она уже почти оплакивала любимого, а оказалось, что всё это лишь воображение.
— А уютненько тут. Это ваш рабочий кабинет? — нервно спросила Ника, оглядевшись. Камера была такой же по размеру, что и на верхнем уровне, но здесь явственно ощущался дух смерти — ни единого жилого запаха, изморозь по углам и ледяной пол, холод от которого проникал сквозь толстую подошву ботинок. — Вы бы хоть картину на стену повесили или ковёр на пол постелили — так и пальцы отморозить недолго.
— Ты, смотрю, уже попривыкла здесь, разошлась, — недовольно прошипел Витторио. — Где же стеснение и страх, подобающие юной благовоспитанной аристократке?
— В прошлой камере остались, там хотя бы не так холодно, да и компания получше была, — пожала плечами Моника, понимая, что дерзость вызвана нежеланием показывать свою слабость. Кажется, теперь девушка начала понимать, отчего мужчины так часто шутят в самые
